Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения - читать онлайн книгу. Автор: Ада Самарка cтр.№ 32

Обнаружив заброшенную шахту, Коля Варча, из почти что местных, потомственный вор-карманник – щипач, безошибочно установил, что тут добывают драгоценные камни, что в пустотах пегматитовых жил могут скрываться изумруды, рубины, топазы. Прежний владелец, покоящийся неведомо где, заботливо законсервировал шахту для своих потомков, предусмотрев массу мелочей, способных облегчить их жизнь на первых порах. Нашлось кресало для огня, ветошь, банки и самые разнообразные инструменты, были меха и все необходимое для кузницы, керосин и даже несколько бутылей превратившегося в чернила вина. На расстоянии примерно в семь километров от шахты обнаружили поляну с домом и колодцем. Там, а не возле шахты, для пущей безопасности, решили поселиться. Там же были найдены пусть старые, царских времен, но все же карты данной местности. И выводы, к которым пришли беглецы, были такими же, как у тех, кто ловил их – что единственным способом выбраться отсюда на большую землю, обратно домой – это идти через один из двух поселков возле железнодорожной ветки. Можно было идти все время на юг, вниз, и также достичь ветки, попытаться прицепиться к проходящему составу – но это все равно что прийти сдаться с повинной. Однако нашлись смельчаки: забрав ценные на их взгляд вещи, а также скудный запас еды, они ушли четко на юг, и как сложилась их дальнейшая судьба – никому не известно. Обдумывая, как выбраться из тайги, Андрей Злов решил, что двигаться будут бросками, и только вдоль реки, чтобы обеспечить себя едой и питьем. Вдоль реки, чем южнее, тем чаще, должны были появляться и люди, откупаться от них собирались драгоценными камнями, добываемыми тут на шахте. Еще нужно было достать одежду взамен арестантской и завязать контакты хоть с кем-то из местных, хотя каких местных – численность населения тут составляла, по самым оптимистичным расчетам, пять чел на 100 квадратных кэмэ.

На шахте планировали перезимовать – буйное короткое таежное лето стремительно приближалось к концу, по утрам на траве уже белел иней. В ту зиму их умерло больше всего – еще многого не знали, не умели, не берегли себя. Весной, едва снег сошел, бросились жрать траву – так хотелось зелени. А Андрей Злов, которого сообща одели в наименее рваное, с заплечной торбой, полной драгоценных камней, отправился устанавливать контакты. Чтобы не заблудиться на обратном пути, ставил одному ему понятные метки на деревьях, когда ложился спать – по-хитрому складывал упавшие сухие ветви, чтобы знать, в какую сторону идти до рассвета, выкладывал приметные камни и копал ямки.

Могучая, широкая, еще не успокоившаяся после половодья сибирская река появилась даже раньше, чем Андрей предполагал. Несколько дней он сидел в березовой роще, такой диковинной, непривычной для этих мест, ел сырую рыбу, потом двинулся вниз, предусмотрительно углубляясь в лес на время ночевок. Когда увидел вьющийся над лесом дым – затаился, пару дней ходил вокруг да около – это были рыбаки, промышляющие пришедшей на нерест рыбой. Им казалось, этим мужикам, тоже из бывших зэков, что дальше, чем они, забраться уже невозможно, что там, выше, за полосой бесконечного леса – немного каменистой тундры, обрывистый берег Северного Ледовитого океана, а там и Северный полюс, а за ним Америка. А ведь сравнительно недалеко, в нескольких днях ходьбы от них, сидели в своей изумрудной шахте семеро беглых зэков, и кто знает, не было ли в том лесу еще кого-то притаившегося и одичавшего.

Андрея Злова встретили мужики добродушно и деловито – его внешний вид говорил сам за себя, на чекиста он не был похож. Камни, сказал, берет у одного человека – рыбаки решили было пойти проследить за ним, да лодку с рыбой бросать было жаль. Отдали одежду, всю, что была. Смеясь, переоделись в его лохмотья. Рассказали новости, какие знали. Ничего не изменилось, до пятьдесят третьего было еще далеко, жизнь текла своим чередом. Договорились, что встретятся тут через месяц, как луна станет снова полной. Потом все-таки один из мужиков пытался идти по следу Андрея, все кружил вокруг места его ночевки, но дальше найти ничего не смог.

На следующую встречу мужики на лодке взяли подмогу – выше по реке сидели двое, двое затаились в лесу, примерно там, откуда Андрей вышел к ним в прошлый раз, и еще двое были с ними – с ножами и самыми серьезными намерениями. Камни из торбы лесного мужика оказались настоящими, и выручили за них столько денег, что хватило бы на несколько безбедных лет в самой что ни на есть Москве. Да вот как попасть туда нынче… Но и Андрей не подкачал – вышел из лесу совсем не там, где его ждали, – шел снизу от реки, и за ним следовали двое с автоматами, и, ошарашенно обернувшись на свою подмогу, главный мужик из лодки увидел еще одного автоматчика, расслабленно привалившегося к березовому стволу, с пальцем на гашетке. Таким образом, не пролив ни капли крови, стороны установили стабильные деловые отношения.

Идея дальнейшего побега из Сибири приобретала все более реальные очертания, обрастая такими подробностями, как неслыханные доселе поддельные документы. Один из «лодочников», сбывавший изумруды, смуглый, совершенно восточной внешности человек, с миндалевидными янтарными глазами, с хитрым взглядом и со шрамом на щеке, обмолвился как-то, что имеет весьма серьезные контакты в комендатуре одного из лагерей. Причем слово «контакты» он произнес с сальной, не всем понятной усмешкой.

В середине июля, когда на лес кто-то будто положил наполненную невидимым водянистым туманом подушку – такую мягкую, что запросто легла она между деревьями, Мирон и Сережа, облепленные грязью, перемешанной с потом, шли домой, неся пойманную в капканы дичь и короб с черникой. Было нарушено три метки на подступе к дому – странное дело, неслыханное доселе. Никакой зверь не забредал сюда, лес вообще был беден на живность, охотиться ходили далеко на восток, в сторону реки. Причем на тропинке метки остались нетронутыми, значит, непрошеный гость пробирался окольными путями, стремясь быть незамеченным. Несмотря на усталость, Сережа, как самый младший, отправился на шахту, доложить Андрею, а Мирон, припрятав поклажу, приседая, короткими перебежками от кочки к кочке обогнул дом. Было найдено еще две сорванные метки. Казалось, что шли просто напролом, не замечая тропинки. Перед домом кто-то похозяйничал, к тому же протопил печку – ветер доносил запах затухающих углей.

Вернулся Андрей с подмогой: злой, решительный, готовый к бою. Заглядывали в окна, силясь разобрать что-то там, потом, вскинув автоматы, с ноги открыли дверь, другие стояли, целясь в лес.

То, что в одной из кроватей спят – поняли еще с порога. И пахло как дома, хлебом.

«Курва моя матир, – выдохнул Мирон, – цэ ж дивка!»

Месяц, до самой осени, ее держали взаперти, ожидая прихода тех, кто подослал в качестве приманки. Каждый день допрашивали – все получалось, что будто правду говорит. Во время первого же допроса в голове у Андрея зашумело, казалось, мозг собрался туманом, сознание стало оседать куда-то вниз, растекаясь по жилам. Руки были крепки, налиты силой, сила пружинисто отзывалась от пальцев ног вверх по икрам, собралась в скрученный, пружиной завинченный клубок внизу живота, и ворочалась там эта сила, искрами постреливая в кончики пальцев, в зрачки, тревожа ноздри, ставя торчком волосы на затылке. Глаза будто видели и не видели. Повалил ее на пол, стал срывать платок с головы, одежду, в жаркой, грязной, с прилипшими песчинками сутолоке, с морозными колючками неожиданной боли, с оборвавшимся дыханием припечатал ее к полу. Туман сознания потом быстро нагрелся, облаком поднялся из расслабившихся мускулов обратно в голову.