Убийца, мой приятель - читать онлайн книгу. Автор: Артур Конан Дойл cтр.№ 65

Я зашёл слишком далеко – это было видно по тому, что она вскарабкалась на перелаз, притворяясь, будто хочет бежать от меня, но тут на дороге появился фургон, принадлежащий, как я обнаружил, свайнхерстскому булочнику. Лошадь – шоколадного цвета (я не знаток в мастях лошадей) – была из породы тех, что можно встретить в Нью-Форесте, – ладоней пятнадцать в холке, мохнатая и норовистая. Поскольку я знаю о лошадях куда меньше наставника, мне больше нечего сказать о кобылке, впряжённой в фургон – разве что повторить: цвета она была шоколадного – ну да ни лошадь, ни её масть не имеют ни малейшего отношения к моему повествованию. Могу лишь прибавить, что кобылку эту можно было принять либо за низкорослую лошадку, либо за пони-переростка: для лошади она была маловата, а для пони – чересчур высока. Как бы то ни было, о лошадёнке, которая не имеет ни малейшего отношения к моему приключению, я сказал вполне достаточно, и время сказать о вознице.

То был мужчина с широким румяным лицом и каштановыми бакенбардами. Этакий крепыш с квадратными плечами. Над левой бровью у него красовалась небольшая родинка. Одет он был в вельветовую куртку – и ещё я обратил внимание на массивные башмаки с металлическими подковками, что стояли на облучке фургона. Притормозив свой экипаж у перелаза, где я беседовал с девицей из табора, он спросил на городской манер, не найдётся ли у меня огонька, чтобы он мог раскурить трубку. Я вытащил из кармана коробок. Мужчина обмотал вожжи вокруг облучка, натянул громадные башмаки и сошёл с козел. Он был здоров как бык – однако весьма склонен к полноте и одышке. Я решил, что вот он – удобный случай чуток побоксировать и узнать вкус дорожных приключений, столь обычных в добрые старые времена. Мне хотелось сразиться с этим человеком, а девица из табора, стоявшая рядом со мной, – она будет кричать, подсказывая, когда действовать правой, а когда – левой, или, если мне не повезёт и этот мужчина в ботинках с подковками и с родинкой над левой бровью собьёт меня с ног, она поможет мне подняться.

– Как вы насчёт Верзилы Мелфорда? – поинтересовался я позадиристей.

Булочник недоумённо уставился на меня и пробормотал, что по нему, так любой табачок хорош, лишь бы был.

– Когда я говорю о Верзиле Мелфорде, я вовсе не имею в виду, как вы изволили подумать, табачную смесь, – ответил я на это. – Я имею в виду искусство и науку кулачного боя, столь почитаемые нашими предками. Недаром они избирали лучших из бойцов, этих корифеев бокса, на высшие должности в государстве – вспомните великого Галли. Среди этих молодцов были люди высочайших достоинств – достаточно назвать Тома из Херефорда, больше известного как Том Вьюн, притом что фамилия его отца, насколько мне известно, была Столп. Впрочем, это всё к делу не относится, суть в другом: вам предстоит со мной сразиться, – объявил я.

Широколицый булочник, казалось, был удивлён до глубины души, так что у меня возникло подозрение, а правильно ли я понял всё, что писал наставник об этих дорожных потасовках. Может, кулачные бои на большой дороге – вовсе не столь обычное дело, как мне казалось?

– Сражаться? – пробормотал булочник. – Чего ради?

– Это добрый английский обычай, – объяснил я. – Мы узнаем, кто из нас чего стоит.

– Да я ж ничего против вас не имею, – пожал он плечами.

– Я тоже, – честно признался я. – Поэтому мы будем сражаться за любовь – именно так это формулировалось в давние времена. Гарольд Свингисон говорит, что у датчан было принято устраивать такие поединки на секирах, – об этом можно прочесть во второй из приписываемых ему рунических надписей. Так что снимайте свою куртку – и в бой! – С этими словами я стащил с себя пальто.

Лицо булочника раскраснелось ещё больше.

– Да не собираюсь я с вами сражаться, – проворчал он.

– Ещё как собираетесь! – усмехнулся я. – А эта молодая женщина окажет вам любезность и подержит вашу куртку.

– Совсем человек рехнулся, – покачала головой Генриетта.

– В конце концов, – объявил я, – если вы не будете сражаться за любовь, вы будете сражаться за это. – С этими словами я вытащил из кармана золотой соверен. – Ты подержишь его куртку? – обернулся я к Генриетте.

– Я бы подержала вот эту золотую штуковину, – кивнула она на монетку, которую я всё ещё сжимал в руке.

– Ну уж нет! – вскинулся булочник и, выхватив у меня соверен, отправил его в карман своих плисовых штанов. – Что я теперь должен делать, чтоб отработать вам деньги?

– Сражаться.

– Как это? – спросил он.

– Подберите руки, ну же, согните их в локтях! – прикрикнул я на него.

Он согнул руки и продолжал стоять, глядя на меня баран бараном. У него явно не было ни малейшего представления, что же делать дальше. Тут мне пришло в голову, что, может быть, если его разозлить, дело пойдёт лучше. Резким движением я сбил с его головы шляпу – чёрный такой котелок, вроде полицейского шлема.

– Эй, ты чего?! – воскликнул булочник.

– Это чтоб вы разозлились, – объяснил я.

– Да я и без того зол, – буркнул он.

– Ну что ж, сейчас я подниму вашу шляпу, и мы сразимся.

Я наклонился, чтобы поднять шляпу, которая прикатилась прямо мне под ноги, – я уже почти держал её в руках, как вдруг на меня обрушился столь мощный удар под дых, что я не мог ни встать ни сесть. Удар, полученный мной, когда я наклонялся за шляпой, был нанесён не кулаком, но ногой, обутой в подкованный сталью ботинок, один из тех, что я видел стоявшими на облучке. Не в силах распрямиться или сесть, я прислонился к дубовой балке перелаза и только громко постанывал от боли – удар был нешуточный. Даже мучения во время припадка не могли сравниться с болью, которую испытываешь, когда тебе угодили подкованным ботинком под рёбра.

Когда я наконец смог выпрямиться, я обнаружил, что краснолицый мужлан преспокойно укатил на своей тележке – её нигде не было видно. Девица из табора стояла с другой стороны перелаза, а по полю, с той стороны, где в лощине жгли костёр, бежал какой-то оборванец в лохмотьях.

– Почему ты не предупредила меня, Генриетта? – спросил я.

– Да не успела я, – рассердилась она. – А вы – вы-то почему такой лопух, что повернулись к нему спиной?

Оборванец наконец добежал до того места, где стояли мы с Генриеттой, увлечённые беседой. Не буду пытаться дословно передать его речь – я заметил, что наставник, вместо того чтобы «густо прописывать» диалект, предпочитает время от времени вкраплять в речь своих героев словечки, характеризующие их манеру говорить. Ограничусь лишь тем, что замечу: человек из табора был столь же прям и нелицемерен, как англосаксы, которые – это совершенно недвусмысленно отмечено у Достопочтенного Беды – не стесняясь называли своих предводителей Хенгист и Хорса [47] , – одно из этих слов изначально значит «жеребец», а другое – «кобыла».