Последний мужчина - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Сергеев cтр.№ 43

Меркулов с улыбкой принял напоминание.

— Я слушаю, слушаю.

— Творя, человек не должен попасть на удочку «добродетельности» своего детища, — продолжил гость, — ни человек, ни мы с вами. Понимаете… один известный православный богослов написал: «Воздаяние бывает не добродетели как таковой, а смирению человека, как результату от неё. И если второгонет, первое — бесполезно». Это о Гамлете, если хотите, о его «справедливом» возмездии. Уж простите за аналогию, о врачах сегодня. Сколько бы людей они ни спасли, если при этом любви к людям не прибавилось, талант оказался бесполезен. Растрачен. Не для спасения жизни других они получили его, а лишь как инструмент изменения себя. Так-то. «Я дарю людям радость», — тешит себя пианист или певица, видя улыбки и восторг людей и считая их делом жизни. А сами не меняются. Ведь отомстить завистникам, обидеть в гневе человека, опередить кого-то на пути к успеху, наконец, без тени смущения пренебрежительно отзываться о коллегах по цеху — для них не пустые слова. Последнее и есть главное. Нет результата. Выходит, ради возможности позволять себе такое они и добивались признания. Ради этого и поют, обманывая людей словами о любви. «Я достойна этого» — вот стержень, на котором безжизненно висят все их попытки стать человеком. И увлекающий за собой в пропасть каток с хрустом давит кирпичики духа, благодарно выложенные слезами поклонников. Без второготакие дары бесполезны. По клавишам бьют пальцы мёртвого человека, со сцены поёт призрак, в каких бы залах его ни принимали, какими бы громкими ни были аплодисменты. Зал-то всего один. И не здесь. — Он вздохнул. — Наконец, это о вас, дорогой Василий Иванович. Угадайте, как меняетесь вы, если после пьес и фильмов ваших коллег зритель становится другим — хуже. Да вы Иуды. Так что «положительных» произведений почти не существует. Обязательно кого-то да убьют.

— Вот как? Исчезает сам мотив творчества. Эко вас занесло, молодой человек. Выходит, лучше и не начинать?

— Выходит. Если только не поймёте, что должны вытравливать из себя негодяя, который мечтал стать известным и почитаемым. Мечтал жить в достатке. И шёл ради этого на всё, и «пахал». Если смиритесь, что должны умирать, представляя свое детище зрителю, каждый раз отдавая ему частицу своей жизни, тогда вперёд! Но что-то желающих расстаться с нажитым не видно. Криков «Ура!» не слышно. Только пробки от шампанского стреляют. И «Три сестры» не спасут.

— Может быть, может быть, может быть… — задумчиво повторил режиссёр. — Вытравливать кое-что стоит.

— Любому. От актёра и торговца до президента.

— Вот так пассаж! — рассмеялся Меркулов. — Нетронутыми окажутся только овощи. Я забыл на прилавке перец.

— Ну вот. Одно доброе дело кому-то вы уже сделали! — Сергей улыбнулся и, сняв очки, подышал на них. — Капли дождя, а уже искажают. Что же говорить о гнильце внутри художника? — И, взяв салфетку, протер стёкла. — Но дождю до вас далеко, — снова улыбнувшись, добавил он. — Однако вернемся к Данте. К этому яростно-энергичному, но стороннику лишь одной из партий. Да, да! К партии, которой принадлежал фамильный клан. Десятилетия революционера и поэта протекали в политической борьбе. Одно из объяснений его клокочущих терцин. Я вообще предпочитаю сторониться таких людей, тем более их произведений.

— Да, но с благими намерениями! Разящий гневом ложь, предательство и лесть…

— Осторожно с намерениями! — перебил его гость. — Особенно рождёнными «правым» гневом. Ни Робеспьер, ни Ленин не мечтали о самых больших яхтах. Их вдохновляли те же намерения. Да и Александр Исаевич был близок, мы говорили об этом. Что возьмёт от «комедии» зритель? Страх перед наказанием. Он обманут. Вот единственный результат. Боясь наказания, можно притвориться, заставить себя жить внешне по-другому, но оставаться в душе высокомерным негодяем в галстуке. Узнаёте типичного представителя? Впитали уроки «комедии». А вот если боязнь потерять… Тогоединственного, кто всегдапридёт на помощь, когда отступились все, когда не хочется жить, разойтись с Нимво Вселенной — это страх не наказания, а ужас вечного одиночества. Другая природа страха. Ведь наказываешь себя сам, а не кто-то. Всё в твоих руках, а не в чьих-то. И здесь нужна вера! Никак без неё. А ваши коллеги путают с ней поставленную в церкви свечку. Уверены, что зачтётся! Как не потерять хрупкую, но животворящую связь человека с Творцом? Как не рухнуть во тьму вечную, куда так заманчиво зовут каждого. Такая истинная задача не была выполнена, в том числе и театром, потому что не ставилась! Добавлю, до сих пор и почти никем. Нет такой «системы».

Режиссёр, казалось, боялся пошевелиться. На самом деле, слушая гостя в эту минуту и не сводя с того глаз, Василий Иванович был далеко. Немолодой уже мужчина, давно признанный самим собой, что и считал важным, размышлял о тронутых темах, которые и до этого дня, словно натянутые струны на пути его жизни, заставляли порой склоняться, чтобы пройти под ними, порой останавливаться, слушая сочувственный их перезвон. Иногда, редко — перешагивать. Но ни разу за много лет такого пути ему не приходилось резать их. Ведь они были этапами жизни. Его жизни.

Словно заметив отчуждение, Сергей повысил голос. Меркулов вернулся, продолжая немигающим взглядом смотреть гостю в глаза. Лишь некоторая усталость, и вовсе уже не от беседы, проступала на чуть потемневших веках, выдавая причину задумчивости. Сергей же, почувствовав опасность расстроить невольно ставший долгим разговор, потерять мысль, заговорил быстрее:

— Данте призывает убрать, отодвинуть совесть с пути к желаемому, положиться только на разум, прямо говоря, что «сам по себе разум не может заблуждаться, однако жалость способна его отвлекать и уклонять от пути истинного». Один ваш коллега сказал: «Именно такая бескомпромиссная установка делает «комедию» бесчеловечной». Василий Иванович, вы слушаете меня?

Тот кивнул.

— Автор считает кровную месть правом и обязанностью рода. И сокрушается, что брат собственного деда не отмщён равным убийством! «Не уклоняйся от цели из жалости!» — разве не такой лозунг вышит на знаменах тиранов? Этот краеугольный камень «творения» раздавил своей тяжестью все гимны гуманизму и человеколюбию. Разве не так? И мольба к помощи там не к Богу, а к духовным субстанциям не случайна. А слова Беатриче? «Я создана Богом, Его милостью, так что ни ваше несчастье меня не трогает, ни пламя этого пожара не охватывает меня». Что ж, сказано откровенно, ведь пламя не охватывает и демонов. Они тоже не горят! Куда бы вы ни поместили их в своей поэме. Сострадание — пустой звук, чувство, совершенно незнакомое Беатриче. И в этой «бесчеловечности» персонажей она не одинока. На вопрос к Вергилию: кто ты, тень или человек? — следует ответ: «не человек, но человеком уже был…» — даже не символично, а прямо! И всё это не мои слова… А что написано на вратах «иного мира» Данте: «Был движим справедливостью мой высший создатель». Но это лозунг не Бога! А значит, и врата ведут не к нему. Это просто бросается в глаза многим, но на мнения плюют, буквально. «Оставь надежду всяк сюда входящий», — человеку пришлось видеть такие слова только в одном месте — у нацистов в концлагерях. Они точно подходили к их намерениям. Где же тут христианство? Чем вы кормите души зрителей? Чем наполняете их? Или пожираете так же, как в «саду земных наслаждений» Босха чудище пожирает людей, тут же испражняясь ими в яму, куда уже блюют и испражняются другие? А Марейниссен, как и вы, приглашает получать удовольствие от произведений этого художника, «не тратя времени на разгадывание загадок его творений». Каково? Это сцены-то безумных оргий, изображённых, как писал один автор, «с позиций крайнего детального натурализма»! Если это и размышления, то о том, о чём не следует размышлять. Картины-заклинания. Вот подходящее название им! Не второго Микеланджело вознесло ваше поколение, а Иеронима Босха, о котором ещё шестьдесят лет назад никто ничего не знал. Уж точно искусство для «избранных». Задумайтесь, кто эти «избранные» и кем. А восхищаются с упоением! Вот поистине дьявольская спецоперация. А ведь ваши коллеги уже почти там, внизу. Дальше некуда, только боятся признать. Неужели мысль мертва и неспособна отойти от навязанных взглядов? Причём ясно кем.