Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Эрлер cтр.№ 130

Александр заскочил к ней почти в полдень и удивился, что она еще не встала. Зайдя в ее спальню, он очутился в мире полумрака и сна. А на улице, залитой солнцем и шумом дня, уже давно бурлила жизнь. Таис спала, укрытая до носа покрывалом. На столе в ряд стояли четыре букета полевых цветов — от немного завявших до свежих. Таис не возвращалась с прогулки без цветов. Синие колокольчики, крохотные розовые и огромные желтые ромашки вперемешку со стебельками-колосками травы. Четыре букета. Они не виделись четыре дня. На тарелке — недоеденные черешни, косточки и хвостики. На массивном табурете — неубранный таз со вчерашней водой, в которой сиротливо плавала губка-мочалка. На столике перед зеркалом — ее заколки, ленты, расчески…

Он сел к ней на кровать. На ее любимом спящем лице не было безмятежности и покоя. Браслеты, которые она постоянно носила, сдвинулись и обнажили шрам на запястье. Она так страдала от одиночества и нелюбви, что хотела уйти из жизни. Этот же шрам Александр носил в своем сердце. Это был его позор и его наказание. Он наклонился и прижался к нему губами. Ее полусжатые пальцы дрогнули и слабо погладили его лицо.

— Не пугайся, это я, — тихо сказал Александр и поцеловал ее ладонь.

Она застонала, изменила позу, медленно, с трудом, раскрыла глаза. По ним царь понял, что Таис плакала если не четыре дня подряд, то уж точно всю последнюю ночь. У него заныл шрам на сердце — твоя вина, милый мой.

— Ты в порядке? — спросил он старательно спокойным голосом.

— Не смотри на меня, я наверняка ужасно выгляжу… — сказала она, поняв его взгляд, натянула простыню на голову и отвернулась от него всем телом.

Он лег на освободившееся место, обнял ее, прижался лицом к ее черным волосам и замолчал надолго.

— Я знаю сама, как это глупо, — наконец сказала Таис, хотя Александр ее ни в чем не обвинял.

— Я знаю силу и власть иррационального над людьми.

— Ты ни в чем не виноват…

— Да, я знаю, никто ни в чем не виноват.

Опять наступила пауза.

— Чем ты занимался? — спросила она, чтобы сменить тему.

— В основном — делом и в основном — с Евменом…

— О-о-о… Значит, тебе уже пришлось столкнуться с иррациональным в Гефестионе, — усмехнулась Таис.

— Да, было немножко. — И продолжил бодро: — Деньги считали. Я хочу рассчитать и отправить ветеранов в Македонию, поблагодарив их за верную службу так, чтобы благодарности хватило до конца их дней. А это много. К тому же постройка флота съест огромные средства — лес из Финикии доставлять сюда, оплачивать армию строителей, нанимать корабельщиков, матросов — работы как минимум на год. Вот считали, сколько драгоценного металла надо перечеканить в звонкую монету и пустить в оборот без ущерба для дела, чтоб не обесценить деньги.

— Грандиозные дела.

— Да, это начало такого грандиозного дела, что все мои предыдущие грандиозные дела померкнут вмиг, как меркнет красота всех красавиц в мире, стоит появиться тебе рядом…

— Да, особенно с таким лицом, как сейчас.

Таис решительно встала и пошла умываться и приводить себя в порядок. Александр проводил ее глазами, устроился поудобней на ее подушках и наблюдал картину ее «утреннего» туалета задумчиво и серьезно.

— И много будет ветеранов? — спросила Таис.

— Много… тысяч десять.

— О! Ты совсем останешься без своих македонцев.

— Что делать? Люди устали, лишились здоровья и сил и заслужили провести последнюю треть своей жизни в довольстве и почете. Я думаю, бессовестно с моей стороны было бы гнать их в новый поход. Пусть возвращаются на родину к семьям.

— Конечно, я совершенно с тобой согласна. Они наверняка рады будут… ой…

Таис наклонилась за оброненной расческой, и волна волос, как черное покрывало, укрыла ее обнаженную спину. Подняв лицо, она встретилась со взглядом Александра и уже не смогла оторваться. Ее опухшие глаза смотрели с болью и покорностью, его — с обреченностью и сожалением. Было так тихо, что в ушах начало звенеть. Постепенно в этом звоне стали улавливаться как будто звуки музыки — печальные, безысходные. Вот тебе и власть иррационального. И вот под действием этой власти Таис невесомо поднялась и невесомо опустилась в его объятия — единственное, что держало ее на земле крепко и надежно.

Бунт в Описе. Июль 324 г. до н. э.

Того, что говорят нам, мы не слушаем

А то подозреваем, что не сказано,

Потом доносим то, чего и не было.

Аристобул, «Лисистрата»

Таис, да и не она одна, сильно ошиблась, посчитав, что ветераны придут в восторг от возможности вернуться на родину. Все получилось иначе, вопреки всякой логике, иррационально, так сказать, и вылилось в один из неприятнейших эпизодов в отношениях Александра и его армии.

На войсковом собрании Александр объявил об отставке старым, увечным, непригодным к службе, о том, что он отпускает их на родину, дав им пятнадцатикратное годовое жалованье в благодарность за годы верной службы. Македонцы же слушали, но не слышали, вернее, услышали в этих словах то, что хотели услышать. А именно: Александр презирает их, больше не нуждается в них, желает от них избавиться, чтобы остаться в окружении персов, став полностью персидским царем, забыв свое македонское происхождение и традиции.

Ропот, переросший в громкий гул, удивил и насторожил Александра. Когда же дело дошло до прямых насмешек и издевательств «уволь нас всех и воюй дальше со своим отцом Амоном», Александра охватила ярость. Она ослепила его — он действительно на миг перестал видеть краски мира. Все, кроме черного и белого! Его преданные солдаты, совершавшие геройства, творившие историю, в этот миг отвергали своего кумира! Из грозной единой силы, его детища, они на глазах перерождались в свирепую необузданную толпу, охваченную стадными инстинктами. Взбешенный Александр неожиданно для окружения спрыгнул прямо в гущу враждебной массы и остался один на один с возбужденными, готовыми на все бунтовщикам. Глаза царя гневно сверкали, когда он, как тигр, попавший в засаду, озирался вокруг.

— Этого, этого и этого, — указал он подоспевшей лейбгвардии «щитоносцев».

Они схватили и увели наиболее активных подстрекателей и смутьянов, что сильно охладило пыл остальных недовольных. Толпа медленно отступила, повисла гробовая тишина.

— Я обращаюсь к вам не для того, чтобы удерживать вас, — можете уходить все, — но чтобы напомнить вам, кем вы были и кем вы стали благодаря мне, — медленно, цедя слова сквозь зубы, начал он свою речь.

Александр знал, что сейчас бесполезно обращаться к их рассудку. Толпе надо внушать, а не объяснять, апеллировать к чувствам, а не к разуму. Поэтому он напомнил македонцам об их бедном, униженном прошлом. Пока Македония была слаба, ее грабили и разоряли все, кому не лень, — эллины, персы, дикие горские народы. Сам Филипп в юности несколько лет был заложником более сильного соседа — Фив. Унижение и бесправие продолжались до тех пор, пока Филипп не подчинил своей власти всю Грецию и не превратил македонцев в хозяев Эллады. Александр напомнил солдатам слова их воинской присяги: «Не оставлять после себя отечество умаленным, но более могущественным и крепким». Унаследовав от отца 500 талантов долга, он смог распахнуть ворота из страны, не способной досыта прокормить свое население, на богатый Восток. Завоевал всю Азию, Египет, Междуречье, Сузиану Бактрию, Индию, довел своих людей до Внешнего моря, куда доходил один Дионис-бог. Приобрел все несметные богатства этих земель! И все это только для них! Ибо что он имеет сам, чего бы не имели его солдаты?