Доля правды - читать онлайн книгу. Автор: Зигмунт Милошевский cтр.№ 15

Шацкий пожал плечами. Хеллингер, черт бы его побрал, если бы не то дело, если б не возникшая тогда интрижка и не мрачное прошлое министерства безопасности, до которого он докопался, наверняка сейчас бы поглощал себе яйцо в майонезе в судейском буфете и уславливался с Вероникой, кто заберет ребенка из школы.

— В свое время я очень интересовалась Хеллингером, даже в Кельцы поехала на расстановку, но ее отменили, а второй раз ехать уже не захотелось. Знаете, одинокая женщина, длинные вечера, в голову лезет всякое. Думает, а что, если с ней что-то не так, если нужна терапия. Глупо, правда?

Шацкий не верил своим ушам. Она его кадрила. Эта секс-бомба с юридическим образованием его кадрила! По старой супружеской привычке он оцепенел — сразу же подумал о флирте, встречах, лжи, тайных эсэмэсках, выключенных мобильниках, якобы сверхурочных часах, потраченных на свидания в городе.

И тут же опомнился, супружеская привычка — только привычка, она хоть и вторая натура, но все-таки вторая. А он был свободен, сам себе хозяин, у него есть квартира с видом на Вислу. Он мог условиться и отмочалить эту провинциалку на кухне встоячку. Без угрызений совести, без ухищрений, без намеков на дружбу и невинное знакомство.

Надо было торопиться. Он условился на вечер. Хеллингер — ну конечно, да, это действительно было дело, он с удовольствием ей расскажет.

Только Клару нужно будет сплавить.

2

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ. Гжегож Будник, дата рожд. 4 декабря 1950 г., проживает в Сандомеже, ул. Кафедральная, д. 27, образование высшее, химик, председатель Городского совета города Сандомеж. Отношение сторон: муж Эльжбеты Будник (жертвы). За дачу ложных показаний к уголовной ответственности не привлекался.

Предупрежденный об уголовной ответственности по ст. 233 УК, сообщает следующее:

С Эльжбетой Шушкевич я познакомился зимой 1992 года в ходе мероприятия для детей «Зима в городе». Она приехала из Кракова, чтобы вести занятия в театральном кружке для детей во время каникул. Раньше я ее не знал, хотя детство ее протекало в Сандомеже. Я координировал тогда все мероприятия, проходящие в ратуше, и обратил на нее внимание, потому что для некоторых подобные культмероприятия — тяжкая повинность, а она под конец каникул сделала с детьми такое представление, «Рассказы для детей» Зингера, что зал устроил ей настоящую овацию. Была она молода, ей не было тогда еще тридцати, красивая, энергичная. Я влюбился без памяти, без робкой надежды на что-либо — провинциальный чиновник и девушка из большого города после окончания Театральной школы. Но через два года на Белое воскресенье [25] мы обвенчались в Сандомежском кафедральном соборе.

К сожалению, детей мы не нажили, хотя очень хотели. Когда оказалось, что для усыновления надо проходить массу медицинских обследований, мы решили, что и в дальнейшем будем заниматься детьми на общественных началах. Я — в меньшей степени, учитывая обязанности в горсовете, а Эля отдалась этому всей душой. Она учительствовала в школе, но, прежде всего, организовывала мероприятия, приглашала артистов, придумывала интересные кружки и занятия. Нашей общей мечтой было создать такое специальное место — центр искусств для детей, где можно было бы устроить лагерь в американском стиле. Но руки вечно не доходили, засасывала текучка. Мы уже точно решили — начнем в нынешнем году, поищем помещение, возьмем кредит.

Наша совместная жизнь складывалась хорошо, ссорились мы считанные разы, любили ходить в гости и принимать друзей у себя, теперь, пожалуй, и не так часто, зима длинная, а у нас лучше всего было сидеть в саду.

Шацкий ощутил себя разбитым. Этот краткий протокол стал результатом трехчасового разговора. Будник без конца отклонялся от темы, погружался в молчание, то и дело проливал слезы, каждую минуту считал нужным подчеркнуть, что без памяти любил свою жену, рассказать какую-нибудь историю из их жизни. От его искренности у Шацкого сердце обливалось кровью. Но прокурорский нос улавливал неприятный душок лжи. В одном только Будник наверняка говорил правду — его чувство к жене было по-настоящему трогательным. Во всем прочем — врал как сивый мерин.

Последние дни мы по большей части коротали с женой вместе. Зимой нам пришлось много работать, поэтому мы решили провести Пасху вдвоем. Впрочем, посещать было некого да и приглашать — тоже. Моя сестра поехала навестить брата в Германии, родители Эли — в Закопане. Все должны были вернуться сейчас, в это воскресенье, на пятнадцатую годовщину нашей свадьбы, нам хотелось устроить пирушку, как бы вторую свадьбу. С субботы мы ни с кем не встречались, то есть виделись со знакомыми в костеле во время освящения даров, пошли мы не в собор, а в костел Святого Павла, чтобы хоть немного пройтись, а потом уже — ни с кем. В воскресенье мы проспали процессию, скромно, но по-праздничному позавтракали, немного почитали, немного поговорили, немного посмотрели телевизор. Вечером пошли погулять, потом заглянули в собор, но не на мессу, а только помолиться немного. Уж не помню, был ли там кто-нибудь, кто мог бы нас видеть, вроде бы да. Весь понедельник мы, по сути дела, провели в постели, у Эли заболело горло, в эти праздники было страшно холодно. Во вторник она все еще неважно себя чувствовала, у нас не было никаких обязательств, и мы остались дома.

На всякий случай мы отложили визит к Ольге и Тадеушу Боярским. Не помню, кажется, жена позвонила им в понедельник вечером или во вторник утром. Я во вторник ненадолго заскочил в горсовет, там меня видели. Вернулся после обеда, принес еду из ресторана, из «Тридцатки», Эля чувствовала себя уже лучше, выглядела не так плохо, и мы даже пожалели, что отложили визит. Вечером смотрели на первом канале какой-то фильм с Редфордом, о тюрьме, забыл название. Спать легли очень рано, у меня разболелась голова. Ночью я не вставал. У меня нет проблем с простатой. Когда я проснулся, Эли не было. Не успел я встревожиться, как позвонила Бася Соберай.

Я рад, что меня допрашиваете именно вы. Для Баси это бы оказалось трудным.

— Допрашиваю, поскольку именно я веду следствие. Эмоции здесь ни при чем.

Гжегож Будник молча кивнул. Выглядел он страшно. Выслушав рассказы о легендарном депутате, Шацкий ожидал увидеть толстячка с усами или посеребренной бородкой, с разрастающейся плешью, в едва сходящемся на животе жилете, словом, этакого депутата или бургомистра из телевизора. А тем временем Гжегож Будник был типом пенсионера-марафонца: низенький, худощавый, жилистый как хищник, будто в теле у него не было ни единой жиринки.

В нормальной ситуации способный в армрестлинге пригвоздить к столу не одного провинциального силача, сегодня он выглядел как человек, проигравший затянувшуюся борьбу со смертельной болезнью. Коротенькая рыжая бороденка не могла спрятать запавших щек, влажные грязные волосы прилипли к черепу. Круги под красными от слез глазами, потухший взгляд, вероятно, от успокоительного. Сгорбленный, замкнутый в себе, Будник скорее напоминал Шацкому столичных бомжей, которых он допрашивал почти ежедневно, а не бескомпромиссного депутата, главу горсовета, грозу политических противников. Да еще этот свежеприклеенный пластырь на лбу — короче, впечатление удручающее. Гжегож Будник скорее смахивал на клошара, нежели на чиновника.