Лоуэри принялся нажимать клавиши – и на мониторе появилась новая схема.
– Здесь показано размещение пассажиров по креслам, хотя самолет не был заполнен и люди могли перебираться с места на место. Судя по речевому регистратору, капитан не успел отключить надпись «Пристегнуть привязные ремни», так что пассажиры, скорее всего, в основном сидели пристегнутые к креслам. Согласно показаниям того же регистратора, капитан уже разрешил стюардессам приступить к обслуживанию, значит, они могли находиться где угодно.
– Сумеете ли вы вообще определить, кто сидел на своих местах, а кто нет?
– На найденных креслах будет обследована система крепления ремней безопасности: был ли ремень застегнут или разорван, обтягивал ли он человеческое тело. Получив данные от медико-антропологической группы, мы постараемся соотнести повреждения кресел с состоянием тел.
Я слушала его, зная, что тела пассажиров, подобно креслам, будут классифицированы. Зеленый – неповрежденные трупы. Желтый – раздавленная голова или потеря одной конечности. Синий – потеря двух конечностей и раздавленная либо целая голова. Красный – потеря трех и более конечностей либо полное расчленение.
– Протоколы вскрытия, – продолжал Лоуэри, – покажут также, в какой части салона располагались пассажиры с инородными проникновениями, тепловыми либо химическими ожогами. Кроме того, мы попробуем сопоставить расположение травм справа или слева с соответствующей деформацией кресел.
– И что это вам даст? – спросил Райан.
– Высокий уровень соответствия позволит предположить, что на протяжении почти всего крушения пассажиры сидели на местах. Низкий – либо они отсутствовали на местах, либо были отделены от своих кресел в самом начале крушения.
Я похолодела, думая о том ужасе, которым были наполнены предсмертные минуты этих людей.
– Еще врачи снабдят нас данными о том, какие травмы были нанесены раньше, а какие – значительно позже, и эти данные мы сопоставим с деформацией кресел в носовой и в хвостовой частях самолета.
– Зачем? – снова спросил Райан.
– Считается, что движение самолета вперед в сочетании с защитным действием системы безопасности на креслах в подавляющем большинстве случаев приводит к ранним травмам пассажиров.
– Это если человек не был отделен от кресла.
– Именно. Кроме того, когда при крушении самолет еще движется вперед, кресла, обращенные в сторону движения, деформируются в этом направлении. При разрушении в воздухе такое происходит не всегда, поскольку части самолета падают на землю в разной очередности.
– И что же?
– Для семидесяти процентов найденных на сегодня кресел характерна отчетливая деформация в продольной плоскости. Менее сорока процентов из них деформированы по направлению движения.
– Значит, разрушение произошло в полете.
– Без сомнения. Группа Сьюзен продолжает изучать характер распада самолета. Они постараются восстановить точную хронологию аварии, однако уже сейчас ясно, что катастрофа произошла внезапно и именно в воздухе. Это значит, что фюзеляж развалился до того, как самолет рухнул на землю. Немного удивляет, что с другими отсеками произошло почти то же самое, но подобные события никогда не следуют в точности установленным правилам. Очевидно одно: кресла во всех отсеках подверглись почти идентичной ударной нагрузке.
Лоуэри нажал несколько клавиш, и на экране вновь возникла первоначальная диаграмма.
– И почти не остается сомнений в том, где именно произошел взрыв.
С этими словами он указал на жгуче-красное пятно слева в хвостовой части салона.
– Взрыв – это не обязательно бомба.
Мы разом обернулись и увидели, что на пороге клетушки стоит Магнус Джексон. Он одарил меня долгим взглядом, но ничего не сказал. Позади нас сиял ослепительной радугой монитор компьютера.
– Версия с ракетой только получила новое подтверждение, – сообщил Джексон.
Мы молча ждали продолжения.
– У нас есть трое свидетелей, утверждающих, что видели некий предмет, запущенный в небо.
Райан обхватил рукой спинку своего стула.
– Я беседовал с преподобными Клэборном и Боумэном и могу сказать одно: их коэффициент умственного развития в сумме вполне соответствует уровню волосатой гусеницы.
«Интересно, – подумала я, – откуда у Райана такие познания о волосатых гусеницах…»
Но спрашивать вслух не стала.
– Время и описание происшествия у всех троих почти идентичны.
– Как и их генетический код, – съязвил Райан.
– Эти свидетели согласятся пройти проверку на детекторе лжи? – спросила я.
– Они наверняка считают, что излучение микроволновки пагубно воздействует на их детородные органы, – заметил Райан.
Джексон почти улыбнулся, но меня шуточки полицейского уже начали раздражать.
– Вы правы, – сказал Джексон. – В этих краях, как в любой сельской местности, существует здоровое предубеждение против властей и науки. Свидетели отказались подвергнуться испытанию на полиграфе, чтобы правительство с помощью этой технологии не промыло им мозги.
– И не вымыло из них всю дурь?
На сей раз Джексон бегло улыбнулся. Затем ведущий следователь НКБТ вновь окинул меня испытующим взглядом и, не сказав более ни слова, вышел.
– Можно еще раз глянуть на распределение по местам? – спросила я.
Лоуэри бодро простучал по клавишам, и схема появилась на мониторе.
– Можете наложить сюда диаграмму повреждений?
Перестук клавиш – и на экран вернулась палитра Сёра.
– На каком месте сидела Марта Симингтон?
– Один «а». – Лоуэри указал на первый ряд в первом классе.
Голубой цвет.
– А студент из Шри-Ланки?
– Анурудха Махендран – двенадцать «f», перед правым крылом.
Синий цвет.
– Где сидели Жан Бертран и Реми Петричелли?
Палец Лоуэри скользнул вниз, к последнему ряду слева.
– Двадцать три – «а» и «b».
Обжигающая краснота.
Эпицентр.
11
После совещания мы с Райаном отправились завтракать в «Хот-дог Хевен» и во время трапезы наблюдали за туристами на вокзале железной дороги Грейт-Смоки-Маунтинс. Потеплело, к половине второго дня температура поднялась до двадцати с лишним градусов. Ослепительно сияло солнце, веял едва заметный ветерок – словом, настоящее бабье лето, верней, «индейское», как говорят по всей Северной Америке и как гораздо уместней звучит в краю чероки.
Райан пообещал расспросить о ходе опознания жертв крушения, а я – поужинать с ним сегодня. Когда он уехал, я ощутила себя домохозяйкой, которая только что отправила детей в школу полного дня: теперь томиться от скуки до вечера, пока не вернется шумное воинство.