Обратный путь в гору выглядел совсем иначе. Бойд, все такой же неуемный, волок меня на поводке, словно Белый Клык полярную упряжку. Когда мы добрались до конуры, у меня ныли икры, а правая рука совсем онемела.
– Как зовут твоего приятеля? – услышала я голос Райана, закрывая калитку.
– Бойд. И с ним, между прочим, шутки плохи. – Я еще не успела отдышаться, поэтому говорила отрывисто и хрипло.
– Обучает тебя экстремальным прогулкам на поводке?
– Доброй ночи, малыш, – сказала я псу.
Тот уже увлеченно хрупал бурыми катышками, которые смахивали на окаменевшее вяленое мясо.
– С собакой ты разговариваешь, а со своим давним напарником – не желаешь?
Я обернулась и посмотрела на детектива.
– Как поживаешь, дружок?
– Не вздумай почесать меня за ухом. Неплохо, а ты?
– Просто замечательно. Мы никогда не были напарниками.
– Разобралась с возрастом своей находки?
– Я оказалась права.
Убедившись, что калитка заперта, я развернулась к Райану.
– В списке шерифа Кроу есть трое стариков, пропавших без вести. Тебе удалось что-нибудь выяснить о мотеле Бейтсов?
[37]
– Ровным счетом ничего. О существовании этого дома никому не известно. Если кто и бывает там, то разве что с помощью телепортации. Или же все предпочитают держать язык за зубами.
– Завтра, как только откроется окружной суд, я намерена просмотреть налоговые ведомости. Кроу пока что занимается пропавшими стариками.
– Завтра суббота.
– Черт! – Я едва подавила невольный порыв стукнуть себя по лбу.
Думая только о том, как со мной обошелся Ларк, я совсем потеряла счет времени. По субботам и воскресеньям правительственные учреждения закрыты.
– Черт, – повторила я для пущей выразительности и направилась к дому.
Райан двинулся следом, не отставая ни на шаг.
– Сегодня было интересное совещание.
– Вот как?
– НКБТ составил предварительные диаграммы разрушений. Приходи завтра в штаб, я устрою, чтобы тебе показали результаты.
– У тебя не будет неприятностей?
– Считай, что я рехнулся.
Расследование велось почти на всей территории Брайсон-Сити. Выше, на Биг-Лорел, все так же работали командный центр НКБТ и временный морг, созданный на месте крушения. В стационарном морге в здании Пожарной части Аларки продолжалось опознание погибших, а в гостинице «Слип инн» на бульваре Ветеранов был организован центр помощи семьям жертв крушения.
Кроме того, федеральное правительство арендовало помещения в здании пожарной части Брайсон-Сити и распределило их между ФБР, НКБТ, тактической группой ВВС и другими организациями. На следующий день, в десять утра, нас с Райаном усадили за компьютер в одной из множества тесных клетушек, на которые был разгорожен верхний этаж здания. Между нами устроились Джефф Лоуэри, сотрудник группы, которая занималась документацией внутренних помещений самолета, и Сьюзен Катценберг из группы изучения конструкций.
Покуда Катценберг комментировала составленную группой предварительную диаграмму наземных разрушений, я зорко поглядывала, не идет ли Ларк Тирелл. Хоть я была вместе с федералами и по большому счету не нарушала условий отстранения от работы, открытого столкновения все же не хотелось.
– Перед вами треугольник разрушений. Вершина его располагается на месте крушения, а стороны протянулись вдоль курса полета – почти на четыре мили назад. Это согласуется с параболическим снижением с двадцати четырех тысяч футов со скоростью примерно четыре мили в минуту, которое завершается строго вертикальным падением.
– Мне довелось обследовать трупы, найденные более чем в миле от первоначальной зоны обломков, – заметила я.
– Герметичность корпуса нарушилась в воздухе, и потому тела пассажиров вываливались из самолета еще до падения.
– Где были найдены бортовые регистраторы? – спросила я.
– В обломках хвостовой части фюзеляжа, примерно посредине линии разброса. – Катценберг указала на экран. – В самолетах «Фоккер-100» регистраторы располагаются в негерметичном отсеке хвостовой части фюзеляжа, за герметической переборкой. Они выпали сразу после того, как взрыв неизвестного происхождения разнес на куски хвост самолета.
– Значит, схема расположения обломков согласуется с последовательностью распада самолета в воздухе?
– Именно. Всякий предмет, лишенный крыльев, то есть источника аэродинамической подъемной силы, падает по баллистической траектории, и чем он тяжелее, тем сильнее траектория приближена к земле.
Она указала на крупное скопление предметов, а затем провела пальцем вдоль линии разброса.
– Таким образом, в первоначальной зоне обломков окажутся прежде всего небольшие и легкие вещи.
Катценберг отодвинулась от компьютера и развернулась к нам с Райаном.
– Надеюсь, вам это поможет. А мне пора.
Едва она ушла, к компьютеру подсел Лоуэри. Он склонился над клавиатурой, и отблеск монитора резче высветил морщины на его лице. Лоуэри набрал команду, и на экране появилась новая схема, напоминавшая по основным цветам живопись Сёра.
– Прежде всего мы создали набор обозначений общего характера для описания повреждений найденных кресел. – Он указал на разноцветные квадратики схемы. – Кресла с минимальными повреждениями обозначены голубым цветом, средней тяжести – синим, серьезными – зеленым. Кресла, определенные как «разбитые», показаны желтым цветом, «фрагментированные» – красным.
– Что отличает эти категории? – спросила я.
– Голубой цвет показывает, что ножки, спинка, сиденье, подлокотники кресла, равно как и система фиксации ремня безопасности, остались нетронутыми. Синий цвет – небольшие деформации одного или нескольких перечисленных компонентов. Зеленый означает присутствие как деформаций, так и поломок. Желтым отмечены кресла, у которых по меньшей мере два из пяти компонентов сломаны либо отсутствуют, а красный – повреждение трех и более компонентов.
Диаграмма изображала внутренние помещения самолета: туалетная комната, бортовые кухни и шкафчики за кабиной пилотов, восемь кресел первого класса и восемнадцать рядов в эконом-классе – по два в ряду слева и по три справа. За последним рядом, в котором с обеих сторон было по два кресла, еще один комплекс умывальных комнат и кухонь.
Эту схему смог бы без труда истолковать даже ребенок. От носовой части самолета к хвостовой прохладная синева плавно сменялась обжигающей краснотой, показывая, что кресла, расположенные ближе всего к кабине пилотов, остались практически нетронуты, в середине салона повреждения множились, а кресла позади крыльев по большей части превратились в крошево. Гуще всего красный цвет был в левой половине хвостовой части самолета.