– Судя по всему, ваш пес прежде, чем его подстрелили, успел вцепиться в запястье нападавшего. На земле, рядом с мордой пса, Райан обнаружил медицинский браслет с именем Стовера. Кроу тут же сделала вывод, основанный на каких-то сведениях, которые сообщил ей Мидкиф.
– Остальное я знаю.
– Остальное вы знаете.
Макмагон бросил змейку в коробку, потом передумал и вытащил.
– Райан вернулся в Квебек?
– Да.
И снова я постаралась не выдать себя выражением лица.
– Я не слишком близко знаю этого канадца, но, похоже, гибель напарника потрясла его до глубины души.
– Да.
– Прибавить к этому племянницу – и можно только удивляться, как он все это выдержал.
– Да.
Племянницу?
– Даниэль Дьяволенок – так назвал ее Райан.
Макмагон направился к своей куртке, сунул змейку в карман.
– И добавил, что в один прекрасный день ее имя будет на первых полосах всех газет.
Племянницу?!
Помимо воли уголки моих губ дрогнули в улыбке.
Так трудно порой оставаться бесстрастной…
Саймон Мидкиф, закутавшись в пальто, в перчатках и с намотанным на шею шарфом, дремал в кресле-качалке на крыльце коттеджа. Поля шляпы почти целиком скрывали его лицо, и мне внезапно захотелось задать совсем другой вопрос.
– Саймон!
Голова его дернулась, водянистые глаза растерянно заморгали.
– А?
Он отер ладонью рот, и на шерстяной перчатке блеснула ниточка слюны. Стянув перчатку, Саймон запустил руку внутрь вороха одежды, извлек очки и нацепил на нос.
На лице его отразилось узнавание.
– Рад видеть вас в добром здравии.
Цепочка, прикрепленная к очкам, покачивалась парой петель у висков, бросая на лицо едва различимые тени. Кожа на лице была бледная, тонкая, как бумага.
– Мы можем поговорить?
– Да, конечно. Наверное, лучше зайти в дом.
Мы вошли в гостиную с крохотной кухней в углу и одной-единственной смежной дверью, которая, думаю, вела в спальню и ванную. Мебель из сосны, покрытая лаком, выглядела так, словно ее сработали в домашней мастерской.
Вдоль плинтусов рядами стояли книги, обеденный и рабочий стол были завалены кипами бумаг и блокнотов. В углу гостиной – с десяток коробок, размеченных археологическими обозначениями.
– Чаю хотите?
– С удовольствием.
Я смотрела, как Саймон наполняет водой чайник, достает из бумажных гнезд пакетики чая «Тетли», ставит чашки на блюдца. Вспоминая нашу последнюю встречу, я думала, что сейчас он выглядит более хрупким, ссутуленным.
– Гостей у меня почти не бывает.
– Чай замечательный. Спасибо.
Саймон провел меня к дивану, покрытому полосатым шерстяным пледом, поставил чашки на кофейный столик из кругляша спиленного ствола и придвинул к нему кресло.
Мы пили чай. Снаружи доносился гул навесного мотора – по реке Оконалуфти проходил катер. Я ждала, когда Саймон будет готов начать разговор.
– Не уверен, что у меня получится говорить об этом.
– Я знаю, что произошло. Не могу понять другого: почему?
– Я не был там с самого начала. Все, что мне известно, я узнал от других.
– Вы знали Прентиса Дэшвуда.
Саймон откинулся в кресле, устремив отрешенный взгляд в далекое прошлое.
– Прентис был ненасытным читателем с беспорядочным набором знаний. Казалось, на свете нет того, что не могло бы пробудить в нем интерес. Дарвин, Лайелл, Ньютон, Менделеев. Философы: Хоббс, Энесидем, Баумгартен, Витгенштейн, Лао-цзы. Он глотал все подряд: труды по археологии, этнологии, физике, биологии, истории.
Саймон прервался, чтобы отпить чаю.
– А еще он был потрясающим рассказчиком. С этого-то все и началось. Прентис рассказывал о «Клубе адского пламени», который создал его предок, описывал членов клуба как этаких бесшабашных молодцов, собиравшихся для бунтарских богохульных выходок и интеллектуальных бесед. Сама идея клуба выглядела довольно безопасной. Какое-то время так и было.
Саймон поспешно отставил чашку, и она тренькнула о блюдце.
– Однако у Прентиса была порочная черта. Он считал, что одни люди обладают большей значимостью, большей ценностью, чем другие…
Голос Саймона затих.
– Интеллектуальным превосходством, – подсказала я.
– Да, верно. Чем старше становился Прентис, тем сильнее влияло на его взгляды чтение разных книг по космологии и каннибализму. И все слабее становилась его связь с реальностью.
Он помолчал, мысленно перебирая то, о чем мог рассказать.
– Сперва все казалось легкомысленным кощунством. Никто в это по-настоящему и не верил.
– Во что не верил?
– В то, что поедание мертвых отрицает окончательность смерти. Что вкушение плоти другого человеческого существа позволяет принять в себя его душу, личностные свойства и мудрость.
– Таковы были взгляды Дэшвуда?
Саймон повел костлявым плечом.
– Возможно, он и впрямь так думал. Или же попросту использовал эту идею, чтобы создать для внутреннего круга подлинный ритуал, который поможет сохранить целостность клуба. Совместное увлечение запретным. Разделение на посвященных и профанов. Прентис понимал, что основное назначение духовного ритуала – крепить единство тех, кто его исполняет.
– Как же все это началось?
– Случайно.
Саймон фыркнул.
– Пресловутый несчастный случай. Как-то летом в охотничий дом забрел некий юнец. Одному богу известно, как его занесло в те края. Все изрядно набрались, случилась драка, и мальчишку убили. И тогда Прентис предложил…
Он вытащил носовой платок, провел им по глазам.
– Было это еще до Второй мировой. Я узнал историю много лет спустя, подслушав разговор, который не предназначался для моих ушей.
– Понимаю.
– Прентис срезал с бедра юноши ломтики мяса и потребовал, чтобы все вкусили этой плоти. Тогда в клубе еще не было разделения на внешний и внутренний круг. Это был договор. Все принимали участие в его заключении, все были одинаково виновны. Никто не посмел бы болтать о смерти юноши. Труп захоронили в лесу. На следующий год сформировался внутренний круг, был убит Такер Адамс.
– И разумные люди приняли это безумие? Образованные люди, мужья и отцы семейств, занимающие ответственные посты?
– Прентис Дэшвуд был в высшей степени харизматичной личностью. Когда он говорил, все обретало смысл.