Любовь и хоббиты - читать онлайн книгу. Автор: Иван Иванов cтр.№ 36

– Плохой внук! Плохой!

И тогда я пустил в ход самый убедительный довод:

– Обещаю убраться и перемыть всю посуду.

– Хмммм…

– И завтра тоже!

Бабушкино лицо разгладилось:

– И какие вопросы ты собираешься задать, внучек? Если хочешь спросить, не переплачиваю ли я за медицинские услуги, то сразу скажу, мне совершенно не интересно, сколько он берет с других бабушек.

Я усадил ее напротив Баламыча и на всякий случай показал знахарю гномий кулак, как известно, втрое больший кулачка любого хоббита:

– Значит так, доктор, сейчас ты заткнешься, будешь слушать и отвечать, понял? Биллька, рот!

Хрррясь! И полоска скотча оказалась в сестренкиных руках.

– А-а-ййй! Больненько! – звучало искренне.

– Предупреждаю, дядя, – медленно произнес я. – Соврать не получится.

– Понятненько… – не раздумывая, ответил он. – Вопросики, вопросики…

– Значит так… – я забрался с ногами на стол и перехватил восхищенный взгляд сестры (она выглядывала из-за спины мошенника, держа наготове новый кусочек липкой ленты); затем кивнул на бабушку. – Эта бедная женщина никогда бы не задала тебе лишних вопросов, но я задам, потому что мне больно смотреть, как ты объедаешь ее и мою маленькую сестренку. Потому что еще не родился хоббит, способный обмануть Боббера и его родственников. Вот!

– Фу, как грубо! – возмутилась ба. – Я ухожу!

Дверь комнаты захлопнулась, замок щелкнул и дважды провернулся – спасибо бдительной сестренке. Шнурок с ключом она повесила себе на шею.

– Вопрос первый. – объявил я, двигая лампу поближе к Баламычу. – Зачем ты сюда ходишь?

– Чтобы лечить! – вставила бабушка.

– Чтобы жрать! – признался доктор.

– Это твоя главная цель, дядя? – я внимательно изучал бабушкино лицо.

– Главненькая! Главненькая!

– Ну и что! – внезапно заявила ба. – В первую очередь он хоббит, а раз хоббит, то стремится набить брюхо. Я тоже люблю покушать, это норма!

Но я был непреклонен и задал следующий вопрос:

– Как ты определяешь, кто чем болен?

– На глазочек, на глазочек.

– У него дар! – похоже, ба не желала знать правды, впервые за всё то время, сколько я себя помнил. Мне стало очень стыдно за нее; я почувствовал себя обманутым, но решил идти до конца:

– Как назначаешь лечение?

– Голосок мне подсказывает, голосок!

– Я говорю, у достопочтенного Халам Баламыча – дар. Прекрати безобразничать, Боббер, – Клавдия шумно поднялась и пошла освобождать ненаглядного доктора. – Уйди, Биллька, а то получишь. И не нужны мне ваши уборки, сама справлюсь. Внуки называется! Ой, да вну-уки!

Всё, довольно с меня.

Я спрыгнул со стола и объявил доктору, что его допрос окончен; на бабулю, суетящуюся вокруг ойкающего пленника, старался не смотреть. Биллька открыла дверь и выскользнула в коридор, я отбыл вслед за ней.

– Что будем делать? – ее широко распахнутые глазки сверкнули в полумраке.

– Не знаю, она защищает его!..

– Да, как родного!

– Не хочу здесь оставаться, Биллька. Лечиться у проходимца я, конечно, не буду, на грязи не полечу, лучше сдамся, чем слушать его каждый вечер. Видела, как он жрет?

– Прекрати! – бабушка стукнула кулаком по столу. – Я тебя за такие слова!..

И тут сестра снова проявила недетскую сообразительность – заперла обоих в переговорной, освободив меня сразу от двух напастей – чокнутого врача и одержимой им пациентки. Клянусь пирогами с печенью, я горжусь сестренкой! Она в тысячу раз умнее и смелее меня!

– Спасибо, Биллька! – я обнял ее, преисполненный благодарности.

– Что ты будешь делать с собой? – голос тревожный, она искренне волновалась и хотела помочь. – К шефу пойдешь?

– Надо подумать, но только не здесь. Я должен куда-то уйти, не могу здесь быть.

– Понимаю, только возвращайся, когда все решишь, ага?

– Обязательно.

Я чмокнул малышку в носик и без промедления покинул теперь уже не так идеально прибранную нору. Не знаю, что сделает со мной бабуля, когда выберется из переговорной, наверное… четвертует.

На улице включили режим энергосбережения – то, что у нас на Базе называют вечером; когда система дневного освещения погаснет совсем, наступит ночь, зажгутся красивые старинные фонари…

Завтра последний день для сдачи отчета. В моей сложной ситуевине будущее напоминает тающую шоколадку: надо либо срочно съесть, либо бросить в холодильник – и так и эдак чего-то не хватает. Голова пухла от тяжкой думы, как дрожжевое тесто. Я топал по переулкам, не беспокоясь о направлении – ноги сами несли тело черного альва куда-то. В темноте я теперь себя чувствовал гораздо лучше, чем при свете дня: сказывались особенности гномьего организма, привычка жить и работать в темных пещерах – не зря альвы называются черными. Долго плутать не пришлось, ноги знали дорогу, и через пару кварталов я оказался на главной рыночной площади нашего квартала у палатки с короткой вывеской «Под колпаком».

Хммммм, интересно… туда – значит, туда.

Я отогнул полотнище входа и погрузился в атмосферу спиртовых испарений, хорошо знакомую завсегдатаям. В прежней мохноногой жизни я не был тут частым гостем. Полумрак, с потолка свисают керосиновые лампы, они, конечно не совсем керосиновые, наверняка современные, но сходство стопроцентное, это ж всё традиционные гномьи штуки. Красота! Мне понравилось. Я увидел вечно занятого Главбуха, протирающего посуду, и много других бородатых любителей смешивать жидкости; гномы шуршали бровями, улыбались полным кружкам (под «Колпаком» самообслуживание), стирали пену с бород и вели усталые ночные разговоры. Трудяги.

«Я тут свой», – понял я. Поздоровался с барменом и получил традиционный литр эля «для разгону», опрокинул, вытер рот; на очереди был смертельно опасный для хоббитов «Треск и скрежет». Хорошо. Я проявил осторожность и употребил половину стандартной дозы, то есть поллитра.

Хозяин поинтересовался насчет Ётунштрудель, и я снова обещал посодействовать в ее трудоустройстве, но как только выпадет возможность слетать в Древнюю Скандинавию, а когда представится эта возможность – пока не известно. Обстановка располагала к философским размышлениям, и я решил поразмышлять коллективно.

– Эй, парни, кому лучше живется, гному или хоббиту? – смело обратился я к неспящей части бородатой братии. Вопрос вызвал прилив такой жуткой тишины, что мне сделалось совсем трезво. Притихло всё заведение: прервался тройной храп на столиках, остановилось непонятное мычание и похлебывание, заглохли вялый спор в углу и поскрипывание кирзовых сапог. Они уставились на меня, молча, и в голове промелькнуло: «Будут бить. Больно». Я понял, что до выхода получу самое малое двумя кулаками в нос и одним стулом по затылку (с годами у хоббитов вырабатывается профессиональный глазомер на предстоящие побои). Линять нужно по-другому; в пределах досягаемости что-то блеснуло – разделочный нож по ту сторону барной стойки. Надо успеть перегнуться, схватить его и резко рвануть влево. Если не споткнусь, то прорежу брезент и дам деру, а если не получится, то даже и не знаю, что делать. Резать славных ребят у меня никогда рука не поднимется…