Нет кармана у Бога - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Ряжский cтр.№ 29

Но пока не увели, все мы били по мишеням, попадая и промахиваясь, прицельно и как получится, заводя затуманенные глаза в чердачные стропила или устремляя меткий взгляд точно в десятку — в голый японский пупок. Сам он, всегда сдержанный и точный, календарную мишень уважал не слишком, хотя и попадал точней других и приплывал к финалу первей всех нас. А ещё, как бы дядя Вадик ни старался, всё равно было заметно, что интересуют его не самурайки эти с раскосыми щёлками, а непосредственно сами мы. Но не подумайте, не хочу сказать о нём плохого, потому что интерес его ограничивался лишь тем, что он просто косил на нас глаза, когда мы… ну… пока мы наяривали в соревновательном угаре, желая на практике доказать свою мужскую зрелость. Насмотревшись, дядя Вадик всегда приходил к финишу первым, только так опережая ближайшего конкурента и испуская при этом смешной звериный рык. Мы же чуть позже подхватывали его, помнится, неокрепшими фальцетами, в диапазоне от меня до проигравшего.

Через год или больше дядя Вадик присоединил к нашей компании пару незнакомых девочек из интерната, что размещался неподалёку в Хамовниках. Одна потолще, типа казашки или чувашки, раскосенькая, а другая нормальная, как мы. Не знаю, как он там их уговаривал или подкупал, но они пришли и остались на чердаке. И от них ещё довольно сильно пахло отработанным портвейном. Календари к тому времени закончились, но наш лидер пояснил, что нужды в них больше нет и не будет, потому что теперь, когда мы с его помощью прошли школу молодого бойца и окрепли нравственно и физиологически, вполне будет достаточно полученных знаний для того, чтобы… чтобы устроить новые соревнования, на этот раз с отличными девчонками, которые запросто согласны разделить наши увлекательные чердачные мероприятия.

На роль первого, показательного реализатора новой программы дядя Вадик, не задумываясь, отобрал меня. Наверное, как первейшего самострела среди всех наших ребят. Действовал отработанно, без слюней. Мне было тринадцать, почти взрослый по моим же представлениям, к тому же я неоднократно уже испытывал к этому возрасту подростковый оргазм, правда, пока ещё холостой, не обморочный. Поэтому всеми силами пытался скрыть накативший на меня страх.

Девочку мне в пару он назначил ту, что просто ближе сидела, ему было, вспоминаю теперь, без разницы. Казашку. Или чувашку. Тем более что давно была не целка всё равно. Но этого я не знал, хотя об этом и не думал. Просто в голове не размещалось сразу так много устрашающей мой слабый ум информации. И ещё не давала сосредоточиться на важном мелкая дрожь, которую тщательно старался замаскировать носовым присапыванием.

— Чего сопишь? — поинтересовался дядя Вадик, раскидывая линялую плащ-палатку за бревном перекрытия. — Сопли замучили или просто дрейфишь таким макаром?

Я растерялся. Не думал, честно говоря, что вот так вот просто можно говорить о сложном. И запросто, тупо, между делом, расколоть меня заурядным дурацким вопросом. Войти в моё столь непростое состояние и предположить во мне душевный страх. Раскрыть то, что прячу и лихорадочно гоню от себя, но не умею с этим справиться. Но виду я не показал и бодро ответил ломающимся голосом:

— Чего-о? Кто дрейфит, я, что ли? Это вообще не сопли, если хотите знать, это у меня просто правая носовая перегородка искривлена, она воздух полностью не пропускает. Можете у отца спросить, он доктор, он знает. А вы говорите, дрейфишь.

Дядя Вадик на секунду тормознул раскидывать брезентовую постель. И дополнительно поинтересовался:

— А доктор по какому делу батя-то твой?

— Венерология и кожные заболевания, — без запинки выдал я хорошо известный мне факт, предмет гордости мамы, — профессор, между прочим, член-корреспондент.

Учитель задумчиво почесал в ухе:

— Ну, что член — это ладно. Это неплохо. Только при чём воздух в носу? Это ж вроде не по профилю. В носу… микроб, который… там, — он указал глазами на низ собственного живота, — не водится. В носу своя зараза, отдельная, не наша. Там своя, а тут своя.

— В каком смысле не наша, а своя? — удивился я, совершенно не насторожившись, потому что не мог ещё в те годы увязать ассоциативный ряд с фактологическим. — А наша-своя это какая?

Дядя Вадик сплюнул и отмахнулся:

— Ты вот чего, давай сюда к нам забирайся лучше, на брезент, пока мы не передумали, да? — Это он уже к неопрятно одетой, неопределённо толстенькой девчонке в короткой юбке и приспущенных чулках в резинку. К той, что сидела ближе ко мне. — И сама тоже давай, а то другие вас ждать не будут, ясное дело?

Мы понятливо расположились на импровизированной кровати, отгороженной от ребят условной ширмой в виде толстого бревна. Внезапно я почувствовал, что страх мой, сбитый дурацкой дискуссией про микробы в носу, ушёл. Исчез. Растворился практически до никакой пустоты. И я удивлённо осмотрелся, уже с прицельным интересом к новой для себя ситуации. В полутьме чердака девчонка под руководством нашего воспитателя уже задрала юбку до пояса и стягивала с себя табельные интернатские трусы из трикотажа небесно-голубого окраса, обнажив аккуратно встроенное между ног, успевшее уже изрядно обволосеть девичье устройство. И тут я ощутил себя полноценным мужиком. С моментально набухшей от прилива крови и превратившейся в небольшой упругий колышек подростковой пиписькой. И кем-то расстёгнутой мне ширинкой. Ребята за бревном напряжённо ждали развития наших отношений. Уверен, волновались, каждый прикидывая роль первоходки на себя. Дядя Вадик кивнул на колышек:

— Ты чего, прям так будешь? И штаны не сымешь даже?

Я неопределённо мотнул головой, что одновременно означало согласие снять и желание остаться при шириночном варианте.

— Ладно, — удовлетворился учитель, — давай приступай, солдатик, а я послежу, чтобы всё по уму у нас с вами пошло, как положено.

Казашка или чувашка легла на спину и раздвинула ноги. Синхронно, задрав кофту к подбородку, обнажила маленькие веснушчатые сиськи и рукой откинула назад блестящие смоляные волосы. Шмыгнула носом и равнодушно прикрыла миндалевидные глаза.

— Её Айгуль зовут, — уточнил дядя Вадик, — давай, давай, смелей, чтоб других не держать. — И опустился на перекрытие, запустив себе руку в штаны, под ремень. Только, в отличие от Айгуль, глаза оставил открытыми и упёр их в нас, жгуче буравя зрачками полутьму.

Я нерешительно кивнул, и эта нерешительность стала в моей детской биографии последней. Осторожно пристроив тело между Айгулиных ног, я сначала бережно потрогал одну её сиську, а потом и другую. И сразу понял, что уже нахожусь внутри её устройства, в самой девчонкиной плоти, в тёплой, тесной и опасной её глубине. Об этом же догадался по негромкому урчанию учителя, издаваемому где-то сзади и левей. Там он и пыхтел, трудясь над собой. Но мне уже было наплевать. Пережав спазмом воздух в горле и свет в глазах, я уже запустил свои мужские качели и сразу вознёсся на них к небесам, не замечая промежуточных качков: земля-небо, земля-небо, земля-небо, земля-небо… но ощущая лишь разламывающий меня на отдельные куски, толчками подплывающий ко мне ближе и ближе терпкий дух сладкой дыни, настоянной на перечной мяте…