С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Саврасова cтр.№ 22

– Бах! Бах! Бах!

Три раза. В голову. В упор. Точно так, как рассказывал Сергей из Костромы, когда его гангстеры из Московского коммерческого банка похитили из-за невыплаченного долга. Искали по всей Европе и выловили у нас на хуторке в степи под Веймутом.

В меня не попали… Я сидела в кресле, а не в машине. Нелегко попасть в сидящего человека, святая правда.

Этот компакт-диск – единственный, впрочем, выпрошенный мной подарок от любимого. На нем записан скопированный с его iPod’а звуковой файл, который он слушает, когда каждое утро пробегает свои три мили для поддержания спецназовской формы. Ежедневно – за исключением тех дней, когда мы были вместе, потому что тогда ему вроде хватало других упражнений. Этот файл начинается его любимой вещью – «Дорогой в ад» Криса Ри. Он записал мне этот диск во время моей последней поездки на Шри-Ланку, потому что я тоже хотела начать бегать. Думала, что раз я буду вместе с ним, то и бегать мы будем вместе – я тут, он там. Он только усмехался. Даже не подписал диск, настолько он осторожен и не любит оставлять следов.

– Роберт, что со мной?!

А Роберт наливает мне горячего чаю «лапсан-сушонг»: одеяло на колени, другое на плечи, скамеечка под ноги…

– Ну давай уже, выкладывай наконец, – говорит он, когда я полностью укутана. – Не защищай его так… Не прикрывай.

– Но я сама не знаю! В семье меня никто никогда пальцем не тронул! А когда меня касался любимый, я ощущала себя на пути в рай. У него ТАКАЯ эмпатия! Он лучше меня самой чувствовал, чего я хочу, от чего я отлетаю, как мне угодить. Я чувствовала себя с ним тогда в полной безопасности… А тут вдруг ножи, пули, кабели, кипяток… Что у него с этим общего? Почему это так во мне резонирует?

– Но ведь это засело в твоем воображении, правда? В голове. В душе. Что значит все это насилие?

– Скажи мне.

– Нет, ты мне скажи.

– Иди к черту! Если что-то знаешь, то говори! А если тебе сказать нечего, то заткнись!

– Наконец-то! Дай чмокну в щечку от восторга! Я горжусь…

– Чем? Тем, что довел меня до бешенства? Тебе нравится, когда я злюсь?

– Именно! Похоже, ты чувствуешь себя со мной безопасно и комфортно, чтобы позлиться вволю… А ты когда-нибудь на него злилась?

– Это тебя не касается! Это уже слишком. Не лезь в наши личные дела! Отстань!

– Я только спросил…

– О чем? Черт бы тебя побрал!

– …о том, что преступники делали со своими жертвами. Опиши одним словом. Давай.

– Мучили!

– Еще что?

– Издевались.

– Как это можно сказать по-другому?

– Да иди ты нахрен! Ты злоупотребляешь моим терпением!

– Бинго!

– Какое еще «бинго»?

– Правильное слово! Поняла. Повтори!

– Какое слово? «Иди на хрен»? С удовольствием, хоть сто раз! Ты злоупотребляешь… Злоупотребляешь… Боже мой. Роберт!

Бинго. Злоупотребление. Злоупотреблять.

Злоупотребил…

…моей любовью. Моей страстью. Моей увлеченностью. Моей уязвимостью. Моей наивностью. Моей открытостью. Моими надеждами. Моими мечтами. Моей преданностью. Моей расторопностью. Моей заботливостью. Моей жертвенностью. Моей верностью. Моей искренностью. Моей щедростью. Моим гостеприимством. Моей дружбой.

– Роберт, любимый злоупотреблял моим доверием. С самого начала.

– С начала…

– Как он мог?!

– Видимо, такой уж он человек.

– Я из этого выкарабкаюсь? Когда-нибудь?…

– Не знаю… А Сергей вышел невредимым из той перестрелки? А Кшиштоф? А Зденка? А другие?

– Не знаю… Наверное, да.

– И ты скорее всего выйдешь. Я буду рядом, пока тебе будет нужна моя помощь. И пока ты этого хочешь.

– Я хочу спать… Вызови такси, a?

– Уже звоню.

Xочу спать.

И рассказать кому-нибудь о том, что со мной случилось.

О том, что он со мной сделал. Может, тогда мне полегчает. И, может, кому-то это пойдет на пользу. Может, кто-то свяжет эту историю с собой. Берите, это все для вас.

Он сказал мне в начале, после первого поцелуя:

– Мы с ней знакомы много лет. Когда-то мы были близки, а сейчас – просто хорошие друзья. Помогаем друг другу.

Брехал.

16. Как-то так выходит в межчеловеческих отношениях, что каждый раз, высказывая свое мнение, человек ошибается. Ведь на самом деле мнение носит черты мимолетности, некоей одноразовости, как правильный ход в шахматах. Ход может иногда быть идеальным в конкретной партии, в данной ситуации. Тогда изменяется соотношение сил на доске. И прежний правильный ход уже больше ни на что не годен. Это не патентованное решение, а всего лишь ход. Своей правильностью он преобразует ситуацию и требует искать другой правильный ход. Так и выигрывают. В шахматах.

Почему мы не хотим понять, что наши мнения не могут быть всегда верными?.. Мнение как расфасовочная оценка человека? Хм. Если уже иметь такие мнения, то только свежие, каждый раз совершенно новые.

Именно так. В июне мы носим сандалии, но когда приходит зима, лучше поменять их на сапожки. А как часто мы пересматриваем свои мнения? Только тогда, когда нас вынуждают к этому собственные ошибки.

Я часто беседую об этом со слушателями моих курсов – полицейскими и тюремными надзирателями – в ходе авторских лекций на тему разницы культур.

Но кое о каких сюжетикax из ярких примеров я умалчиваю, потому что мне стыдно.

Вот, наконец, судья выносит окончательный приговор в деле Арека Сынульского:

– …punishment by imprisonment… and the sentence will be one of a four years!

Дословно это означает: приговаривается к лишению свободы… сроком на четыре года. Четыре года тюряги, чувак!

Да, это не восемнадцать месяцев, на которых настаивала защита, а динамик на скамье подсудимых настолько плохо работает, что, хотя я видела губы говорящего и знала это дело вдоль и поперек, а в моей фотографической, моторной и эмоциональной памяти отпечатались все шестьсот семьдесят девять страниц показаний, справок и отчетов, девять свидетелей и весь состав сторон обвинения и защиты, от разницы между ожиданиями и действительностью я теряюсь и перевожу дословно, изрекая что-то в этом роде:

– …приговаривается на один и четыре года. На шестнадцать месяцев, что ли? Год и четыре.

Весь зал замер в удивлении. Даже королевская прокуратура поражена суровостью приговора. Судья удалился. На Арека немедленно надели наручники и повели в подвал, в казематы, в камеру. Он спускается по лестнице как-то неловко и выглядит просто жалко. Наручники у него на запястьях, но почему-то из-за этого ноги отказываются идти по ступенькам; нарушена координация движений. Когда за ним захлопывается решетка после разблокировки дверей «клетки» со скамьей подсудимых, я выхожу из нее и спрашиваю нашего попугая в парике: