Черный человек встал и глубоко поклонился:
— Слушай, мне кажется, что это сильное название. Я почту за честь стать «бенгальским тигром».
Предложение приняли, прошло голосование (единогласно, сказал Секретарь, с одним неединогласным голосом против), и заседание перешло к следующему вопросу: постановка цели.
Из зала неслись предложения, Секретарь все процарапывал к себе в блокнотик. Он сидел на краю сцены, свесив ноги, и жевал колпачок, совсем как Биби. Карим в основном стоял, ходил по сцене, и, когда останавливался, ставил шире ноги, и складывал руки, и снова от него веяло силой. Девушки в хиджабах уже освоились. Они перестали шептаться и разговаривали, не прикрывая ртов руками. И, не стесняясь, выкрикивали с места свои предложения:
— Права женщин.
— Половое просвещение для девочек, включите это в задачи.
И тут же опустила голову, как бы отказавшись от своих слов.
Карим предложил перерыв, откуда-то прикатили тележку с пластиковыми стаканчиками. Девушки сразу занялись ею и подавали стаканчики собравшимся. Мужчины достали по пачке «Мальборо».
Прямо перед Назнин несколько парней разбили ряд стульев в полукруг и объединились в подкомитет.
— Они одного из наших, и мы десятерых из них. И весь разговор.
— Спалить их штаб. Чего мы ждем?
— Мы не знаем, где он.
— Пусть здесь не показываются. Что они здесь делают, если им здесь не нравится?
— Мы люди мирные. Но если они сами напрашиваются, да, тогда получат свое.
— Пару лет назад они и подумать о таком не смели.
— У нас была организация покрепче.
— А теперь мы только друг с другом сражаемся.
— Гиганты Брик-лейн против команды со Степни-грин.
— Расистов здесь уже лет сто не было.
— А как же Шиблу Рахман?
[50]
Назнин вспомнила имя. Этого человека зарезали до смерти.
— Это снова может случиться.
— Дело в том, что со временем они умнеют. И говорят уже не раса, а культура, религия.
— Суют свои вонючие листовки мне под дверь.
— Мы знаем, зачем сегодня собрались. Надо действовать.
Карим попросил всех успокоиться:
— Отлично. Переходим к голосованию. Все мы здесь стоим за одно. За мусульманскую культуру и за права мусульман. Мы хотим защищать нашу местную умму и поддерживать глобальную.
Секретарь подал голос со сцены:
— Голосуем. Поднимайте руки. Я хочу сказать, те, кто «за», поднимайте руку.
Руки подняли все.
— Единогласно.
Он поставил закорючку в блокноте.
— Все мы здесь против одного, — сказал Карим. — Мы против…
— «Львиных сердец», — крикнул кто-то из зала.
— Мы против любой группировки, которая не с нами, — сказал Карим.
И это было принято.
Музыкант попросил, чтобы его группа стала официальной музыкальной группой «Бенгальских тигров».
— Будем рассказывать про нас народу. Типа «ты с нами, парень»?
Вопрошатель снова встал:
— Чем мы будем заниматься?
Он пересел во время перерыва, и теперь Назнин разглядела, что на лице его появилось опасное выражение: он горел энтузиазмом.
— Мы за «то», мы против «этого». Мы что, собрались для дебатов?
В зале раздались смешки, но напряжение Вопрошателя не ушло. Этот человек тощ и голоден. Одежда висит на одних костях, словно плоть — слишком дорогое удовольствие, словно всего его поглотила страсть. Единственная роскошь у него — нос, большой и какой-то неаскетичный, несмотря на твердость и заостренность.
— Чего мы хотим? — спросил Вопрошатель. — Действия или дебатов?
Карим пресек смех:
— Номер три. Выбор Комитета. — И посмотрел на Вопрошателя.
— Если выберут меня, действовать начнем сразу же.
Секретаря избрали Секретарем. Никто больше не претендовал на эту должность, но паренек во время голосования переживал по-настоящему. Потом поправил штаны, словно препоясывая чресла.
На должность председателя претендовали двое: Карим и Вопрошатель. В голосовании шли рядом. Девять за Вопрошателя, десять за Карима. «Благодаря мне он выиграл», — подумала Назнин. Как это все-таки важно. Она подняла руку, а могла бы и не поднять, и изменился ход событий в мире, о котором она вообще ничего не знала.
Вопрошатель вышел к сцене, забрался на нее. Изо всех сил пожал Кариму руку, они похлопали друг друга по спине. Назнин поняла, что теперь они ненавидят друг друга. Затем Вопрошатель предложил себя на должность Казначея и тут же был на нее выбран.
Воздух в зале колебался: собрание подходило к концу. Десятки мелких поправок, ожидание великого действия. Секретарь помахал блокнотиком:
— Подождите, подождите. Еще не всех выбрали. Нужен Духовный лидер.
Он спрыгнул со сцены, вытащил пожилого мужчину и заставил его подняться на сцену. Назнин увидела, что на ногах у мужчины плоские сандалии с открытым верхом и белым искусственным цветком на пятке: женские. Имам появился в их районе совсем недавно. Он постоянно облизывал губы и улыбался. И не имел ни малейшего представления, что здесь происходит. За него тоже проголосовали.
Карим приходил со связками джинсов и неподшитых платьев через плечо. Садился на ручку кресла и говорил. Если звонил телефон, больше не выходил в коридор. Иногда речь шла о листовках и отпечатанных партиях, о собраниях и пожертвованиях. Иногда голос у него становился мягким и ускользал, и тогда он закрывал телефон и бормотал:
— Волнение и нервы. Вот чем все закончилось.
Карим рассказывал ей о мире. И Назнин поддерживала разговор:
— Да ты что?
От услышанного ей становилось стыдно. Она узнала о своих братьях и сестрах мусульманах. Узнала о том, как их много, как все они разрознены и как страдают. Узнала о Боснии.
— Когда это было?
В то время ему было не больше четырнадцати-пятнадцати. Рядом с ним ей становилось стыдно. И интересно.
В стране под названием Чечня на то время шел джихад. Карим читал ей из журнала: «Если будет на то воля Аллаха, вы встретитесь с моджахедами в сердце матери Руси, не обязательно в Чечне. Если будет на то воля Аллаха, мы будем владеть вашей землей». Он протянул ей тонкие журнальные листки в доказательство.