У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 33

– Это же надо?! Весь колидор обосрали!

« Я толкаюсь возле подносов и, схватив пустую тарелку, пристраиваюсь в хвост очереди. Перед входом за барьер – миска с капустой. Зачерпнув, незаметно сворачиваю и, выбрав глазами столик, слежу…

Грузчики выпили компот и, поковырявшись в стаканах вилками, шумной ватагой направляются к выходу.

Я стремительно подскакиваю и, опережая уборщицу, ставлю тарелку на стол. Придвигаю остатки хлеба и… »

В это время из тамбура вдруг раздается удар, и в комнату – ну, вот, опять забыл защелкнуть задвижку! – со словами «Толик, одолжите до аванса два рубля…» просовывается голова Клавдии Ивановны.

Я смотрю на отпечатанные строчки и, оторвавшись от пишущей машинки, сжимаю у подбородка кулак.

Но Клавдия Ивановна не сдается. Она просовывается еще дальше и входит целиком. Чувствуется, что без двух рублей она отсюда уходить не собирается.

– До аванса… – еще раз повторяет Клавдия Ивановна и начинает осматривать в моей комнате вещи. Подходит ко мне ближе, и я невольно морщусь: от нее несет мочой. Клавдия Ивановна разглядывает гравюру: над проволокой через шлагбаум уносится вдаль косяк птиц.

Оставленный единомышленниками, я отрываю от щеки ладонь и выворачиваю карман, – я сижу в пижаме. Из пижамы вываливается расческа. Она летит на пол.

Клавдия Ивановна недоверчиво косится и еще раз уточняет:

– Толик, до аванса…

Я смотрю на ее ноги и продолжаю молчать. У Клавдии Ивановны грязные ногти. Еще и вдобавок изогнутые. Может, предложить ей ножницы?

И тут она вдруг подбоченивается и, как бы ища у меня сочувствия, распаляется.

– Вчера… скотобаза… – увлеченно начинает Клавдия Ивановна, – прихожу… а он, козел… лежит…

Я не выдерживаю и засовываю руку в карман пиджака. Пиджак висит на спинке стула. Нащупываю два рубля и, преодолевая сопротивление, медленно их вытаскиваю… Клавдия Ивановна меня благодарит и поворачивается к выходу. А уже из тамбура опять просовывается:

– Только Вовке ничего не говорите…

Я трясу позабытый на столе коробок и, подставив свой пустой, делюсь со своими ближними. И на замызганной клеенке вдруг замечаю открытку: над кремлевскими башнями таким развесистым веером повисли разноцветные снопы. На Красной площади салют. А на другой стороне напечатано: «Дорогой Владимир Гаврилович! От имени пионерской организации поздравляем Вас, ветерана Великой Отечественной войны, с тридцатилетием со Дня Победы. От всей души желаем Вам счастья, здоровья и успехов в труде». Слова «Владимир Гаврилович» вписаны чернилами.

Из коридора приближаются шаги, и на кухне с огромной бадьей в руках появляется сам Владимир Гаврилович. Или просто Вовка, муж Клавдии Ивановны.

Вовке уже за пятьдесят, а может, и все шестьдесят, и он почти всегда «под мухой», но чем еще занимается в рабочее время, – не совсем понятно. Клавдия Ивановна говорит, что Вовка делает фуражки, но потом вдруг оказалось, что он шофер; правда, по ошибке отобрали права, и теперь надо пересдавать. Иногда я его вижу возле мебельного.

Когда я уезжал в Магадан, то оставил Вовке на хранение полный чемодан с книгами. В компании с Гофманом и Достоевским я доверил ему Грина и Шервуда Андерсона. А когда вернулся, то в компании с методическими пособиями в помощь поступающим в ПТУ оказались потрепанные путеводители по Ленинграду и его окрестностям. Но по весу чемодан даже потяжелел.

Недавно наш райвоенкомат обратился к Вовке с просьбой: съездить на Псковщину и прочитать там пионерам лекцию о Великой Отечественной войне. Сначала все шло как по маслу. Вовка прочитал лекцию, а потом поехали на Братскую могилу. И вдруг на гранитной плите Вовка увидел свою фамилию – Поздняченко. Да, это он! И инициалы те же – В. Г. И Вовка даже не удивился, но все-таки об этом сообщил. Ошибку, конечно, исправили, и в честь Владимира Гавриловича устроили торжественное собрание.

И это, по-моему, правильно. Ведь сколько еще у нас не раскрыто безымянных героев!

Однажды, правда, Вовка проговорился, что во время войны Клавдия Ивановна была у них в лагере поварихой. И они там друг друга полюбили. Но Вовка, наверно, все перепутал. Просто его в лагерь забросили – во вражеский, – когда он был разведчиком. А полюбили они друг друга в партизанском отряде.

У Вовки даже есть фотография, – я сам видел, – где он еще совсем молодой и в тельняшке, а на груди – орден Суворова и боевая медаль «За отвагу». Такими вещами не шутят.

Как-то смотрим с ним хоккей, и вдруг на площадке пауза – вратарю захотелось пить. Вовка говорит не «вратарь», а «влатарь». И тут он вдруг так рассердился, что даже выругался матом. Оказывается, вспомнил войну: ведь он еще был и пулеметчиком. Один раз сидит на горе, а внизу немцы. И он их – дэ-дэ-дэ-дэ-дэ!!! И всех убил. Сразу тридцать штук! Нет, не тридцать – Вовка почесал затылок, – а шестьдесят! И ему должны были дать «Героя», но почему-то не дали. А рассердился Вовка справедливо – ему тогда тоже предлагали попить: Вовка строчит, а ему протягивают фляжку. Но он сначала всех фрицев укокошил, а уже только потом выпил.

Вовка ставит бадью на конфорку и, покачиваясь, зажигает газ.

Сегодня у Клавдии Ивановны аванс, и теперь на целую неделю она переложила на Вовку обязанности «стряпчего». В бадье, которую Вовка еле подтащил к конфорке, варится похлебка сразу на троих: на хозяина, на хозяйку, а также на собаку, которая живет с ними в одной комнате и мешает мне думать. Она весь день сидит на подоконнике и смотрит на Невский проспект. А при появлении другой собаки, или кошки, или лошади поднимает лай. И еще она лает на бригадмильцев.

Из костей, которые Клавдия Ивановна тащит из столовой, получается пахучий навар, и его запах обволакивает всю квартиру. Но если я его преодолею и, подойдя к Вовке вплотную, спрошу про два рубля, то Вовка сделает вид, что ничего про них не знает. Ведь одалживал-то не он, а Клавдия Ивановна. И Вовка будет на меня смотреть и добродушно улыбаться.

Но я все равно у него спрашиваю. Я говорю:

– Володь, а, Володь… Клавдия Ивановна должна мне два рубля… Сегодня обещала отдать…

Вовка мне предлагает:

– А ты, Толик, пойди, спроси у нее сам, она дома…

Вовка остается на кухне, а я иду стучаться к Клавдии Ивановне. Но мне никто не открывает.

Тогда я дергаю ручку, и к запаху костей добавляется еще целый букет. На всю ивановскую шпарит художественная самодеятельность: по телевизору пляшут, а по радио поют. К участникам художественной самодеятельности присоединяется и собака. А на кровати, прямо на матрасе, лежит пьяная Клавдия Ивановна.

Через несколько дней, когда станет ясно, что денег уже нет (только вчера еще были!), Клавдия Ивановна начнет стряпать сама, и теперь до получки, которая будет через две недели, мне уже ничего не добиться.