У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 133

А здесь – наоборот.

1

Все засмеялись, и с видом победителя Мишка снисходительно заулыбался. Такой одутловатый и в майке. И на правом плече вытатуированный крест. А в левом ухе серьга.

Но я все равно не сдаюсь.

– Ну, какой же, – говорю, – Молотов революционер?

Но оказалось, что это не только про Молотова. Просто все наши революционеры сначала, конечно, были русские, а потом их окручивали еврейки. И не успеешь еще «кинуть палку», глядишь – и уже обрезанный.

– А как же, – смеюсь, – Каганович?

Но Каганович, оказывается, не в счет. Потому что он уже был еврей до обрезания.

А евреев Мишка определяет по зрачкам. И это очень просто.

Я говорю:

– А у меня в Питере есть кореш, так он их определяет даже на расстоянии. По запаху.

– По запаху – это, – улыбается, – само собой.

– Да нет, – говорю, – ты меня не совсем правильно понял. Просто по запаху – это, – объясняю, – может и каждый дурак. А мой корефан умеет их угадывать даже по телефону. Не успеет схватить трубку – и уже зажимает нос.

И все опять засмеялись. У нас теперь с Мишкой ничья.

– Ну, ладно, – говорит, – хочешь, почитаю свое?

Я говорю:

– Ну, давай.

И начинает жевать всю эту родимую канитель. Про луговину и про крылечко на околице. Ну, прямо вылитый Надсон.

А я его все слушаю и слушаю. И так нетерпеливо жду. И как-то даже заскучал. Уже чуть ли не ерзаю.

– Ну, а где, – спрашиваю, – где же твои евреи?

А про евреев, оказывается, он еще не успел. Мишка задумал такую трагедию.

Приходят в деревню оккупанты, и все евреи ушли в партизаны. А русского сделали старостой.

– Откуда же, – смеюсь, – ты взял в деревне евреев? Ты что, – говорю, – уже совсем?

Но оказалось, что не совсем. Просто деревня где-то под Бердичевом. А там одна жидовня.

– Ну, как примерно, – объясняет, – здесь. На Брайтоне.

– А я бы, – говорю, – на твоем месте сделал наоборот: русские ушли в партизаны, а еврей – в старосты.

На самом деле, соглашается, так оно и было, только русских там оказалось всего два человека. Как Минин и Пожарский. И евреи одного из них просто подставили.

Чтобы потом на него все свалить. А другого пришлось утопить. Как свидетеля.

– Да, – говорю, – вообще-то интересно.

Но все это у Мишки покамест еще только в зародыше. А вообще его идеал – Игорь Тальков. И тоже все вышло, как Мишка и предполагал: жидяра убил, а сам свалил в Израиль. А русского человека опять, как всегда, подставили.

– Вот так же, суки, убили и Есенина!

Я говорю:

– А разве Есенина убили?

– А ты что, – Мишка уже не на шутку ощетинивается, – ты что, не знал?

И тоже, оказывается, жидяра. По фамилии Коган.

Сначала этот Коган жил в Таллине, а в тринадцатом году свалил сюда в Калифорнию к своему сородичу раввину, бывшему русскому революционеру, пока не женился на еврейке.

И после такой информации мы вместе с Мишкой задумались.

– Ну, давай, – говорю, – подсчитаем. Есенин с девяносто пятого, и в тринадцатом году ему было всего восемнадцать. Он тогда и не уезжал из своей деревни.

– И все равно, – говорит, – его убил Коган.

Но потом я все-таки догадался. Ну, да. Тот самый. Соратник полковника Алксниса. Только Алкснис из Латвии, а Коган из Эстонии. Защитник русскоязычного меньшинства. Так вот защищаешь, защищаешь. И в результате убиваешь Сергея Есенина.

Ну, а Мишка – он ведь тоже из Таллина. И должен, конечно, этого правозащитника боготворить.

А сюда Мишка рванул по идейным соображенииям. И так и объяснил мне: сам себя заточил в тыл врага.

– Нужно, – говорит, – их изучить изнутри.

И сделался здесь не Мишка, а Мишка-Жидомасон. Такая у него теперь тут кликуха.

– Ну, вот, скажи мне, – и прямо чуть ли не плачет, – ну, за что, ну, за что их только терпит земля?!

Сначала развалили Россию. Теперь поставили раком Америку. А через тринадцать лет поставят раком весь мир.

– Нет. Ну, скажи мне. Только честно. Если ты настоящий русский писатель.

2

– А хочешь, – предлагает, – поедем в Толстовский фонд.

И он меня там познакомит со своими друзьями староверами. Мишка с ними когда-то бурлачил. Еще на Онежском озере. И приехал сюда в такой длинной до пят шинели.

Все припухают на бирже, а Мишка устроился прямо на Брайтоне.

– Хозяин, – говорит, – хоть и жидяра, но ничего.

Хотел даже поставить Мишку на кассу, но потом передумал и поставил своего «бейтаренка» из Одессы. А Мишка так до сих пор все ходит в подносилах.

– А Солженицына, – говорит, – в Союзе писателей тоже подставили жиды. За то, что женился на русской.

Правда, Лешка Толстый его потом поправил.

– Да Солженицын, – говорит, – и сам еврей.

Вот это уже другой разговор.

Лешка Толстый москвич, но пока еще даже не дорос до подносилы. Все ходит в чернорабочих – собирает на пляже пустые банки.

Вдоль океана всю набережную поделили между собой негры, и у каждого свой участок. И взяли бедного русского на стажировку. Правда, негры собирают здесь рядом, а Лешке приходится топать аж до самой Двадцать пятой вест. Но Лешка на негров не в обиде. Он-то все знает, кто во всем виноват.

– Дай, – говорит, – двадцать пять центов…

Ему надо позвонить.

Достал из кармана мелочь и отслюнил. Я еще в этих центах путаюсь.

Минут через десять опять.

– Дай, – говорит, – еще…

Оказывается, заело автомат.

Такая у него здесь тактика. Наверно, и позабыл, что не в Москве.

Я даже знал у нас в Питере специалиста. По выколачиванию из автоматов монет. И вот теперь Лешка осваивает Нью-Йорк.

– Все, – говорю, – больше не дам.

И Лешка мне этого не простил.

А когда прочли мой рассказ про маму, Лешка мне тогда все и выдал. Что они обо мне думают.

– А ты, – улыбается, – Солженицын, оказывается, сучонок.

Ну, вот, добрались и до меня. И теперь у меня здесь тоже своя кликуха.

И так они и не смогли мне простить. Мою бедную русскую маму. За то, что я ее так «подло обосрал».

«Наша следующая рубрика – гость из России в программе «Бродвей, 1775». Сегодня это писатель Анатолий Михайлов, с которым наш корреспондент Надя Попова встретилась на Брайтоне».