Свет в окне - читать онлайн книгу. Автор: Елена Катишонок cтр.№ 102

Он собрал на кафедре свои пожитки, не очень понимая, что делать со студенческими работами, которые должен был проверить. Навалилось вдруг такое равнодушие, что махнул рукой: спецкурса больше не будет, а работы просмотрит кто-нибудь из ассистентов. «Пожитки жидки», срифмовалось само собой, и Дмитрий Иванович чуть не засмеялся. Две папки, блокнот, новая общая тетрадь (пусть лежит, кому-то пригодится), какие-то бумаги сомнительной важности; сгреб в кулак все ручки. Одна, самая красивая, была поломана; вторая целая, но Присуха ее не любил за корявое перо; третья, с золотым пером – подарок коллег, которые сейчас как раз голосуют за его увольнение. Чего ждать от человека, чья пишущая машинка – орудие тех, кто порочит советский строй? Заведомо ложными измышлениями – эту формулировку он запомнил как раз потому, что раздражало слово «заведомо». Толстую, как ножка стула, шариковую ручку с обоймой разноцветных стержней тоже положил в портфель, с опозданием вспомнив, что теперь она вряд ли понадобится; а, пусть. В нижнем ящике обнаружился галстук в серо-голубую полоску (где только не искал его!) и прошлогодний табель-календарь. Чашку с пересохшим болотцем позавчерашней заварки великодушно оставил. Пожитки жидки, однако портфель внушительно раздулся, и доцент Присуха в последний раз спустился по факультетской лестнице и закрыл за собой дверь.

Коньяк кончился быстрее, чем апатия.

Дни стали пустыми, долгими, одинаковыми, как если бы он вышел на «заслуженный отдых», то бишь на пенсию.

В отличие от пенсионеров Дмитрий Иванович денег не получал, а кончились они быстро. Значит, отдых не был заслуженным.

Знать бы, что встретит Патриарха, отложил бы поход в библиотеку. Однако сдать книги входило в программу сжигания мостов, как Дмитрий Иванович себя уверял, не желая признаться, что падал духом всякий раз, когда взгляд упирался в корешки с наляпанной библиотечной абракадаброй.

Старый профессор косолапо спускался по лестнице, глядя себе под ноги и кивая встречным.

– Дима!

Пыхтя, остановился на площадке, где растерянно застыл Присуха.

Англичане, прежде чем начать разговор, для разгона перебросятся несколькими замечаниями о погоде. Русский человек одолжит пятерку до получки, в порядке ответной любезности рассказав анекдот.

Дмитрий Иванович предпочитал английскую модель.

– Тепло… – вздохнул профессор, – что мне в этом тепле, только кости ломит. А на кафедре дел полно, все на дачу не соберусь. Да я, признаться, не рвусь туда: все те же «комары да мухи».

– Зато море, сосны, студенты с зачетками не толпятся.

Сказал – и понял, как не хватает ему этих студентов с зачетками.

– В моем возрасте, Дима, что зима, что лето – всё не хорошо. Это вам, молодым, любой сезон в радость.

– Я бы рад в молодых задержаться, – Присуха усмехнулся, – да мне ведь сорок девять уже.

Патриарх оглянулся и сердито зашептал:

– То-то и оно! Тебе дано много, время есть впереди… А теперь что?

Дмитрий Иванович почувствовал, что у него мелко-мелко задергалось веко.

– А что теперь? – ответил как можно спокойней. – Вот, – он показал на раздутый портфель, – сдам книги. Надеюсь, других претензий университет ко мне не имеет.

Старик молчал, и Присухе стало его жалко, но тот неожиданно попросил:

– Дай-ка мне папиросу, Дима.

Время папирос кончилось.

– Кстати, – опасливо затянувшись дешевой болгарской сигареткой, сказал завкафедрой, – звонили из бухгалтерии, там тебе что-то причитается. Загляни к ним.

Бухгалтерия, к счастью, находилась в другом здании. Присуха пообещал «заглянуть».

– Я бы в этом году с удовольствием открестился от вступительных, – продолжал Патриарх, – да не могу: сын моего племянника поступает. Опять же меня того и гляди на пенсию выпихнут… с почетом. И что я тогда делать буду?

То, что я делаю теперь, подумал Дмитрий Иванович.

– По-настоящему, так и пора бы, мне ведь восьмой десяток, давно уже «патриархом» зовут; думаешь, я не знаю?

Отмахнулся от вялого Присухиного протеста:

– Да ладно… Мне в комиссии делать особо нечего, буду сидеть свадебным генералом. Устал я, Дима. Ну, еще год продержусь, а потом мне расскажут о драке за кресло, – профессор усмехнулся.

Что мне Гекуба, чуть заметно дернул плечом Дмитрий Иванович. Он начал раздражаться.

– Да, так о мальчике, – таким голосом, словно только об этом и шла речь, продолжал Патриарх. – Подготовлен он неплохо, но родители хотят подстраховаться. Потому что, если не поступит, то ему прямая дорога в армию.

Дмитрий Иванович вытащил новую сигарету из сплюснутой пачки.

– Дима, ты же прекрасный методист. Взялся бы, а? Сейчас хорошего преподавателя днем с огнем не сыщешь; вот я и подумал…

Случайно ли «подумал» о нем завкафедрой или доцент Присуха в тот день случайно появился в библиотеке, но встреча оказалась судьбоносной как для мальчика, которому удалось избежать армии на законных основаниях, так и для новичка репетитора, снова вернувшегося к папиросам: с легкой руки старого профессора для Дмитрия Ивановича открылось новое поприще. Подошли к концу вступительные экзамены, но занятия с учениками продолжались: чадолюбивые родители передавали друг другу телефон Присухи, как эстафету. Слово «доцент» поднимало его акции, но больше пяти рублей за урок Дмитрий Иванович не брал.

Дни оставались монотонными, но заполнились, выстроились в рутину учебных занятий.

Рутину нарушил грипп, редкий по свирепости. Врач, которого вызвал, вопреки своему обыкновению, Присуха, сказала: «Гонконгский», и Дмитрий Иванович, удивившись, провалился в сон, жаркий и душный, каким в его представлении был Гонконг. Несколько дней спустя с недоумением обнаружил на столе больничный лист, прижатый книгой. Не помнил, что он делал, просыпаясь. Внезапно захотелось молока. С трудом натянув тяжелое пальто, вышел в февральский холод.

Люди спешили в темноте домой. Молоко в магазине кончилось. На обратном пути купил в киоске газету, но дома развернул ее не сразу, а только напившись холодного кефиру. Еще один космический корабль, еще один хоккейный матч, «На наших экранах», «Требуется», «Меняю», «С глубоким прискорбием…»

Патриарх?!

Патриарх.

На следующий день он медленно брел по зимнему кладбищу. От слабости закладывало уши, звенело в голове. Кресты, кресты. На крестах лежал снег, впереди голубел купол собора. Люди толпились не у собора, а рядом с маленькой часовней. Когда запыхавшийся Присуха приблизился, из дверей начали выносить гроб.

Дмитрий Иванович постоял у могилы, пока батюшка читал Патриарху последнее напутствие. Тесное пальто, надетое поверх рясы, выглядело нелепо, но батюшка, наверное, боялся гонконгского гриппа, который унес раба Божьего Николая. Университетские коллеги не смотрели друг на друга, стыдясь вынужденной причастности к религиозному обряду. Дмитрий Иванович бросил горсть холодного песка и двинулся назад, не обернувшись.