Мелодия встреч и разлук - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Райт cтр.№ 37

— Аля пойдет в детский сад, — объявила Зина о своем решении, и у Галины не хватило духу возразить ей. Да и желания особого не было. В конце концов, многие дети ходят в детский сад. Вон Маня ходила, и ничего.

Но без оформленной по всем правилам медицинской карты попасть в дошкольное учреждение было практически невозможно. Участковый врач категорически отказывалась делать Алине прививки до тех пор, пока девочка «окончательно не поправится». А добиться этого было еще сложнее, чем уговорить Антонину написать липовую справку. По Фросиным словам выходило, что никто и не виноват, так уж судьба распорядилась. «Ты ведь была такой болезненной (поэтому тебя кое-как до двух лет и продержали дома), что неизвестно, что бы с тобой сталось, если бы ослабленный организм на самом деле получил бы вакцину». Вакцину организм не получил, из болезней Алина не вылезала. Неделю ходила в детский сад, затем две сидела дома под присмотром не слишком довольной Фроси. Потом ее снова отводили в группу, и через несколько дней опять приходилось вызывать врача. Привыкшие к такому положению вещей Галина и Зинаида, которая начала немного приходить в себя, сначала не обратили на очередной подскок температуры никакого серьезного внимания. Симптомы недомогания были самыми заурядными — «типично Алиниными»: насморк, боль в горле, затруднение глотания. Все это было не ново и консультаций с врачами не требовало. Галина начала стандартное лечение, для которого в доме не переводились таблетки, капли и мази. Однако через несколько дней ситуация усугубилась рвотой, болью в животе и поносом. Вердикт спешно вызванного педиатра сомнению не подлежал:

— Грипп, — сказала она, посоветовала добавить к микстурам и снадобьям обильное питье и отбыла восвояси.

Прошло еще трое суток, и ситуация нормализовалась. Уже снова собирались вести Алину в детский сад, когда все началось сначала. Галина как раз отжимала через марлю клюкву (чистый витамин С, клюквенный морс при гриппе — лучше всяких лекарств), когда заглянувшая в кухню Антонина поинтересовалась:

— Ну, как дела?

— Пока без изменений. Не знаю, что и делать. Температура вроде бы невысокая, а все время потеет, у меня уже и майки чистые все закончились, а…

— Потеет? — вдруг забеспокоилась соседка. — Ну-ка пойдем!

Антонина зашла в комнату, не дожидаясь Галины, склонилась над ребенком:

— Алечка, детка, голова болит? Солнышко, попробуй, подними головку.

Ребенок морщится от напряжения, но щека так и остается лежать на подушке. Антонина хмурится, ласково дотрагивается до плеча малышки, и та неожиданно дергается, как от удара.

— Вызывай «Скорую»! — следует незамедлительный приказ.

— Что? Что? — пугается Галина и остается стоять на месте.

Антонина сама бежит к телефону, быстро говорит в трубку:

— Девочка, два года три месяца, температура, рвота, головная боль, ригидность затылочных мышц, чувствительность к прикосновениям. Шестой день. Да, вторая стадия. — Потом она молчит несколько секунд, а затем с трудом и заметной болью выговаривает: — Нет. Не привита.

Случаи заражения полиомиелитом редко, но все же встречались и после вакцинации, поэтому вирус Алины не повлек за собой никакого последующего разбирательства о происхождении липовой справки. Да о ней попросту никто и не вспомнил, кроме одного человека, который мучился потом угрызениями совести всю жизнь. А мучиться было от чего. Болезнь не прошла бесследно. Конечно, все могло окончиться гораздо плачевнее: Алина могла умереть или остаться парализованной полностью или частично. Этого не случилось. Все ограничилось двумя месяцами, проведенными в больнице, и двумя же сантиметрами правой ноги, потерянными, как оказалось, навсегда. Алине рассказывали, что Зина лежала с ней (Фельдман с кем-то договорился, и им выделили бокс). Но оказалось, что это было первое и последнее время, которое Зина потратила в жизни на сохранение здоровья дочери. А потратила потому, что, узнав о диагнозе Алины, Михаил Абрамович неожиданно засуетился, забеспокоился, начал звонить каким-то знакомым, консультировался с рекомендованными светилами и интересовался репутацией лечащего врача Алины. Зина не догадывалась о том, что, будучи, как это ни странно звучит, глубоко порядочным человеком, он просто делал все от него зависящее, чтобы не случилось самого страшного. Зинка вдруг вспомнила где-то прочитанные или услышанные слова о том, что горе сближает людей, и решила, что болезнь Алины — дар божий, посланный свыше для того, чтобы «Миша опомнился и вернулся. Она ляжет в больницу, Миша будет туда приходить, и если они вместе начнут заботиться о дочке, то тогда, возможно…».

Алина поправилась, и выяснилось, что Зинино «тогда, возможно…» по-прежнему оставалось для Фельдмана «невозможно никогда». Все больничные выписки, все рекомендации по последующему поэтапному лечению с расписанными по годам операциями, с плановыми госпитализациями и очередью на аппарат Илизарова были убраны в ящик комода и забыты там навсегда. Это потом Алина узнает, что ее осложнение вовсе не было пожизненным приговором. А пока ей всего пять лет. Она — обычный ребенок, воспринимающий как данность толстую деревянную колодку под правым ботинком, пятидневное пребывание в детском саду и всеобщее семейное поклонение таланту старшей сестры. Она — обычный ребенок, мечтающий о встрече с Дедом Морозом и о неограниченном поглощении мороженого, а еще о том, чтобы мама перестала все время работать и хотя бы один раз пришла к ней на утренник, а папа смог бы приезжать в выходные, а не только по будням, когда ее не бывает дома.

— Во что будем играть? — спрашивает у Алины новая подружка. Таня окончательно успокоилась, больше не плачет.

— Давай в дочки-матери, — наконец-то у Алины есть возможность сыграть женскую роль.

— Ладно. Чур, я мама.

— Хорошо. Мамочка, спой мне песенку.

— Ладно, доченька. Садись сюда, — Таня хлопает себя ладошкой по колготам.

— Ты что? С ума сошла? — Алина смотрит недоверчиво, исподлобья.

— Почему? Ты — мой ребенок. Я тебя сейчас покачаю на ручках и спою колыбельную, а потом положу спать.

— Подожди! — Алина семенит к полкам с игрушками, снимает оттуда пупса и возвращается. — Я буду старшей, а он младшим, ладно?

— Ладно.

— Давай, пой! — Забирается на Таню, обнимает ее за шею и закрывает глаза. Таня поет.

— А теперь спи, Алиночка, а я пойду посмотрю, как там твой братик.

— Нет! Не подходи к нему!

— Почему?

— Потому что он младший!

Славочка, прости, — опять отписка.

Надеюсь, сердиться не станешь. Ты ведь меня знаешь — все на алтарь науки. И теперь, когда материал наконец-то найден, все время трачу на его обработку. Подумать только, много лет я пыталась найти что-то стоящее для психологии, откладывала работу, начинала писать и бросала. Теперь ты знаешь, то, за чем я буквально охотилась, оказалось перед самым моим носом, и я вынуждена признать, что в некоторой степени психика Алины сформировалась не без моего участия. Видишь, я приложила к этому руку, а ты советуешь все бросить! Нет, этого позволить я себе не могу. К тому же открыто признаюсь тебе в корыстных побуждениях: я все еще лелею мечты о степени. Скоро сможешь наконец говорить, что твоя сестра — кандидат наук. Хотя там, где ты теперь, об этом, наверное, лучше помалкивать.