Королева двора - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Райт cтр.№ 24

– А куда же ты пойдешь, Ксаночка? Знаешь ведь, у нас Костик, и места теперь совсем нет.

– Нужно мне ваше место, своя хата пустует.

– Но ведь опека же. Мама говорит: «Приедут за ней, заберут». Слушай, а хочешь я попрошу своих, чтобы они опеку оформили, а будешь жить, как пожелаешь. Главное, что сама, а не за забором.

– Мысль, конечно, Верунь, офигенная. Спасибо тебе, подруга. – Ксанка искренне прижала к себе Верочку. – Только, боюсь, от попечителей вроде твоих предков я сдохну быстрее, чем в детдоме.

– Зачем ты так? – Глаза Верочки мгновенно затуманились.

– Так правда ведь. Они ж ответственные аж до жути. Уж если возьмутся кого опекать, так замучают своей любовью. Ты смотри, учти ошибки своих предков, а то уже: «Костик, надень варежки! Костик, не ходи по лужам! Костик, не бегай! Костик, не прыгай! Костик, не морщи носик, не три глазик, не дыши и не живи!»

– Так он ведь маленький.

– Вот именно! А я-то большая. И от бесконечных «Ксаночка, не то и, Ксаночка, не это» точно с ума сойду. Повторяю: сила воли у меня отсутствует, так что терпеть все это я не собираюсь и не пойду ни к вам, ни тем более в детдом.

– Ну, а куда, Ксан, куда тогда?

– Я, Верка, замуж пойду.

Верочка смотрела на уверенную в себе, гордую и смелую Ксанку и думала о том, что слабые, бесхарактерные люди не способны делать подобных заявлений. А сама Ксанка твердо знала, что, обладай она действительно силой духа, она бы нашла возможность отказаться от своих планов.

Оксана передумала трогаться с места: вышла из машины, зажгла сигарету, жадно затянулась, задумалась, побарабанила длинными, ухоженными ногтями по капоту и улыбнулась просто и грустно: кто знает, возможно, будь она немного сильнее, бедной секретарше не пришлось бы надрываться в поисках сирени. Но Оксана слишком уязвима, слишком ранима, слишком обидчива, чтобы позволить кому-то, кроме самой себя, наслаждаться триумфом.

– Я закончила. – Гримерша опустила кисточку и отошла на несколько шагов, придирчиво рассматривая лицо балерины. – По-моему, неплохо, – рискнула она вынести вердикт.

Дина с ответом не торопилась: повернулась к зеркалу, повертела головой из стороны в сторону. Было действительно неплохо и профессионально и, пожалуй, соответствовало всем предъявляемым требованиям: заметно, но неброско, шикарно, но не вычурно, индивидуально и универсально одновременно. Оригинальности, конечно, не хватало, но Дина такой задачи и не ставила. Месяц назад она танцевала в Лондоне, и там англичанка, которую ей представили как наилучшего специалиста по артистическому макияжу, сотворила с ее лицом просто невообразимые вещи. С одной стороны, Дина представала в образе прекрасной, воздушной, чистой Одетты: нежно-розовая кожа, светло-серые, почти незаметные тени, тонкая линия бровей, покрытые светлым тоном волосы. С другой же – балерина являла собой чистую Одиллию: иссиня-черная подводка взлетала от внешнего края глаза до самого виска, вместо румян на щеке красовался толстый слой белой матовой пудры, веки светились таинственными темно-серебряными тенями, бровь хмурилась к носу жирной кривой линией, а волосы были щедро пропитаны басмой. Грим выглядел потрясающе. Никто не мог бы пройти мимо, оставшись равнодушным, не зацепившись взглядом. Никто и не прошел. Отметили все: и коллеги, и музыканты, и зрители, и критики. И на следующий после премьеры день и в кулуарах, и в прессе, и просто на кухнях обсуждался, конечно, внешний облик балерины, а не ее великолепные движения. Дине не нужны были ни подобные рецензии, лишенные и намека на суждения о ее творчестве, ни смахивающие на досужие сплетни обсуждения черт ее лица, и уж тем более не нуждалась она в гримерах, затмевающих своим искусством ее талант. После лондонского опыта Дина зареклась соглашаться на ангажементы, исключающие присутствие ее личного гримера, ну а в экстренных случаях взяла с Марка клятвенное обещание привлекать к работе с ее лицом не гоняющихся за славой профессионалов. Марк свое слово сдержал: сегодня во внешности балерины не было ничего вычурного, и ни одна слишком длинная ресничка, ни один чрезмерно сияющий волосок не должен был отвлечь зрителя от плавных рук и ног, знаменитых сказочными батманами, высокими арабесками и многочисленными фуэте.

Дине понравилась женщина, смотревшая на нее из зеркала. Она была естественной и узнаваемой. Гример отлично выполнила свою работу и заслужила похвалу:

– Спасибо. – Дина в зеркале встретилась глазами с девушкой. – Все действительно недурно.

– Вам правда понравилось? – Девушка не просто смущалась, она заискивала, а подлиз Дина терпеть не могла, но все же откликнулась:

– Правда.

– Тогда, может быть, вы сможете порекомендовать…

Дину передернуло. Она ненавидела это слово давно и глубоко с той самой секунды, как наглая, грубая и торжествующая Ксанка произнесла угрожающим тоном:

– Я тебе очень рекомендую держаться подальше от моего мужа.

Дина тогда смотрела в колючие, холодные глаза, спросила, не робея:

– А то что?

– Сгниешь. – Ксанка шумно плюнула в сторону и усмехнулась.

Дине стало не по себе. Она не хотела гнить и бояться, но и следовать рекомендациям гнусной воровки тоже не собиралась.

– Он не твой, – только и смогла прошептать в ответ.

– Много ты понимаешь, – насмешливо протянула Ксанка, потом вернула в глаза прежнее злобное выражение и процедила: – Короче, я тебя предупредила. – И пошла прочь, толкая перед собой коляску с ребенком.

Дине не оставалось ничего другого, как пойти домой и, уткнувшись в подушку, оплакивать свою такую светлую, чистую, поруганную, но от этого не ставшую менее сильной любовь. Если бы несколько лет назад ей сказали, что она – такая правильная, гордая, неприступная, сможет вступить в отношения с женатым мужчиной, у которого к тому же есть еще и маленький ребенок, Дина бы, не задумываясь, плюнула, и не в сторону человека, предположившего такое, а прямо в него самого. Но люди склонны навешивать ярлыки не только на других, но и на себя. Воображаемое часто меняется в реальности под влиянием обстоятельств. Человек может лишь предполагать, как поведет себя в той или иной ситуации, а потом, поступив на деле совершенно иным образом, даже и не вспомнить о своих предположениях. Дина, конечно, никогда не забывала о терпеливо внушаемых женщиной, заменившей ей мать, прописных истинах, вроде: «Женатый мужчина – не мужчина», или «На чужом несчастье счастья не построишь», или «Отольются кошке мышкины слезы». Но знала она и другое: это было ее счастье, а вовсе не чужое, и она являлась той самой мышкой, что обязана достойно ответить позарившейся на чужое кошке.

Ксанка, которую Дина каким-то интуитивным женским нутром возненавидела, ни капли не сомневаясь во взаимности этого чувства с момента первого знакомста, последние два года ходила по двору королевой, никогда не забывая сладко улыбнуться пытающейся незаметно проскользнуть мимо Дине и ехидно пропеть: