Греческое сокровище. Биографический роман о Генрихе и Софье Шлиман - читать онлайн книгу. Автор: Ирвинг Стоун cтр.№ 134

— Дамы и господа, позвольте мне поднять бокал за здоровье всех представителей великих держав, почтивших нас сегодня своим присутствием. Я далека от политики, но я решительно протестую против того, что сказал мой муж. Нет, не германцы потомки древних греков. Истинная наследница Эллады—современная Греция.

Когда последние гости ушли, Генри обнял Софью за плечи:

— Дорогая моя мадам посол, я не уверен, что твоя речь была образцом дипломатии, но должен признаться, ты права.

Через несколько дней Шлиманов пригласили в Олимпию присоединиться к группе Греческого археологического общества. Экспедиция Германского археологического института раскопала там великолепный храм Зевса, огромные скульптуры богов, мастерскую Фидия, агору, палестру, стадион, во всяком случае беговую дорожку с опорными стартовыми ямками для бегунов и финишными отметками. Раскопки продвинулись настолько, что был вычерчен план Олимпии. Генри весь кипел. Он ведь так хотел сам раскопать это святилище.

Афины еще не были связаны железной дорогой с Патрами и Олимпией. Ехать туда надо было на лошадях чуть больше суток с двумя ночевками на постоялых дворах. Поэтому они сели в Пирее на пароход и через три часа были в Каламаке. Затем по суше миновали Коринфский перешеек, сели в Коринфе на другой пароход и, обогнув северную оконечность Пелопоннеса с Патрами, приплыли в порт Катаколон. Там наняли экипаж и через три часа были в Олимпии, пробыв в пути те же двадцать четыре часа, но с одной ночевкой на борту судна.

Хозяева раскопок показали Шлиманам все замечательные сооружения Олимпии; когда осмотр кончился, к ним подошел молодой человек и представился, назвав себя Вильгельмом Дёрпфельдом. Он рассказал, что шесть лет работал на раскопках в Олимпии как архитектор. Дерпфельд был высок, гладко выбрит, не считая полоски небольших усиков, не красавец, но с приятным лицом и несколько сдержанными, но располагающими к себе манерами. Он читал все публикации Генри и хорошо понимал, с какими трудностями тому пришлось встретиться при раскопках Трои, там же не земля, а просто mille folie—торт «Наполеон».

Он спросил, почему Шлиман ни разу не зашел в Германский археологический институт в Афинах. Молодые археологи этого института, заверил он, от души восхищаются упорством Шлимана и его разносторонними талантами, что бы там ни говорили почтенные старцы. Они не дадут его в обиду! До Шлимана археология была в полной безвестности, она считалась неинтересной наукой, имеющей дело с мертвыми камнями. — он вдохнул в нее жизнь, превратил в увлекательнейшую из наук.

— Вы—отец современной археологии, так мы все считаем, — заключил он.

Софья внимательно вглядывалась в лицо молодого человека: не льстит ли он Генри, а если льстит, то с какой целью? Нет, в нем не видно и тени лицемерия. Он искренне восхищен Генри. Это восхищение ученика перед учителем, который, неустанно трудясь, прокладывает новые пути в науке.

Предки Дёрпфельда были крестьянами, корни его семьи уходили в. тем.1 щ.т. m век. Отец, известный деятель просвещения, в молодости преподавал в школе. Один из его предков был кузнец. У Дёрпфельда были широкие плечи, могучая грудь и ноги его прапрадеда-кузнеца. Окончив в Технологическом институте архитектурное отделение, он стал работать у своего учителя профессора Фридриха Адлера, который разрабатывал в то время предварительный план раскопок Олимпии. Возглавить раскопки должен был Эрнст Курциус, тот, что осмеял золотые микенские маски, сочтя их чересчур тонкими. Ему понравился толковый молодой человек, и он пригласил его в Олимпию в качестве помощника главного архитектора раскопок.

— Этот день решил мою судьбу, — сказал он Шлиманам. — С тех пор я не хочу больше проектировать новые здания. Хочу раскалывать древние города, крепости, храмы. Архитектура мне помогает. Когда археолог находит древние развалины, пусть только пол или кусок стены высотой один-два фута, он должен тщательно все обмерить и сделать квалифицированный чертеж, чтобы восстановить по этим наметкам всю их былую красоту.

Софья поймала взгляд Генри и поняла, что их осенила одна и та же мысль. «Вы и не подозреваете, молодой человек, — подумала она, — что в эту самую минуту вы произведены в первые помощники доктора Шлимана на новых раскопках Трои».

Назавтра они получили телеграмму от Алесандроса. У Спироса случился второй удар, и он почти мгновенно умер. Хоронить его будут по их возвращении из Олимпии.

Софья рыдала на груди мужа. Бедный Спирос, умер таким молодым.

— Я понимаю твою скорбь, — утешал ее Генри. — Может, он и умер так рано, потому что у него совсем не было жизненной хватки. Помнишь, я его спросил при первой встрече: «Кем бы ты хотел быть?» А он мне ответил: «Никем, уж какой есть». Уложили вещи и спешно отправились в путь. Через несколько дней вся семья собралась на главном афинском кладбище. Три года спустя после смерти Георгиоса Энгастроменоса его кости были извлечены из могилы, уложены в ларчик и снова захоронены сбоку семейной могилы. Теперь к ним опустили гроб Спироса. Священник прочитал «вечную память», крест-накрест кинул вниз первую землю, щепотку угля, помахал кадилом с ладаном. Софья и близкие бросили по пригоршне сухой земли. Друзья и родственники принесли на кладбище всякую снедь: Спирос останется на земле еще сорок дней и ему будет чем подкрепиться в ожидании райского блаженства.

Софья вспомнила слова Вимпоса, что жизнь человека—это тернистый путь от колыбели до могилы и что всем суждено пройти этот путь, длинный или короткий. И только одно требуется в этом пути—чтобы в сердце была любовь.

— Пусть память о тебе живет вечно, мой бедный, не явивший себя свету брат. — тихо проговорила Софья.

В марте Софья и Генри вернулись в Орхомен, пригласив с собой известного английского ассиролога А. Сейса и Панайоти-са Эвстратиадиса, генерального инспектора памятников старины. Все четверо остановились у полицейского офицера Георгиоса Лукидиса. На раскопки отправлялись с первыми лучами солнца. Работы было много: извлекли из сокровищницы несколько тщательно отесанных мраморных блоков и карнизов — быть может, это были остатки небольшого алтаря. Затем внутри толоса Софья и Эвстратиадис с бригадой рабочих убрали слой земли толщиной в двадцать пять футов из второго помещения; оно было высечено в скале, как царские могилы Микен. Эта гробница была ограблена еще в древности. Однако четыре каменные плиты, украшенные такими же спиралями и розетками, что и надгробные стелы в Микенах, представляли большую археологическую ценность, и Эвстратиадис решил перевезти их в Афины.

Две недели спустя, по возвращении домой, Генри закончил монографию, в которой описал все находки. Софья прочитала работу и обнаружила, что он ни словом не обмолвился об ее участии в раскопках. Она ничего ему не сказала, только спросила:

— Перевести твою работу на греческий?

— Разумеется. И напиши предисловие, в котором расскажешь о своих находках в Орхомене.

10

Железнодорожного сообщения в ту пору между Афинами и Берлином еще не было. Генри и Софья с детьми сели в Пирее на пароход, идущий в Бриндизи, оттуда поезд повез их на север Италии, а там уже ходили берлинские поезда. На вокзале их встречали доктор Вирхов, его жена и дочь Адель, одна из шестерых детей Вирхова, которая была почти одних лет с Софьей. Погрузили багаж в фургон, сели сами в два экипажа и поехали в гостиницу «Тиргартен», где для них был заказан четырехкомнатный номер на верхнем этаже с видом на огромный парк и несколько блестящих, как зеркало, озер. Рудольф Вирхов показался Софье еще более тщедушным, чем она его помнила. Две горничные в туго накрахмаленных передниках подали кофе с пирожными.