Греческое сокровище. Биографический роман о Генрихе и Софье Шлиман - читать онлайн книгу. Автор: Ирвинг Стоун cтр.№ 131

8

Баварские живописцы расписали стены и потолки гостиных по эскизам, сделанным самим Генри: на одном потолке была изображена мраморная метопа: бог солнца Аполлон мчится по небу на своих великолепных конях. Саму мраморную метопу Генри поместил на карниз главного входа, над мраморной лестницей.

Тринадцатого ноября 1880 года Шлиманы отправились к месту новых раскопок. Гомер называл Орхомен богатым и могущественным городом, но у древних авторов о нем было сказано очень мало. И, назначая дату начала раскопок, Генри имел об этом городе весьма смутное представление.

Орхомен, по преданию, основал царь Миний, предок аргонавтов. Первоначально акрополь был расположен на восточном берегу большого озера Копаис, где были воздвигнуты циклопические стены. Но у озера не было стока, и частые наводнения, а также малярия заставили жителей Орхомена переселиться на западный берег, где возвышалась гора Аконтин. На этой горе, как сообщает древний историк Страбон, они построили новый акрополь и сокровищницу.

Выехали с улицы Панепистиму в семь часов утра, свернули на улицу Пирея, миновали оливковые рощи и, оставив позади Дафни и Элевсин, поехали по берегу Эгейского моря, подернутого белыми барашками. Ночевали в Фивах, где находилась когда-то древняя Кадмея. На следующее утро приехали в Левадию, довольно крупный город Беотии, расположенный в шестидесяти милях от Афин и всего в нескольких милях от Орхомена. Остановились в доме полицейского Георгиоса Луки-диса, который помог им нанять рабочих.

Назавтра чуть свет отправились в Орхомен; рабочие были уже на месте. Вырыли в разных местах несколько шурфов, но нашли только небольшое количество черепков древних ваз.

На другой день, пока Генри искал на горе место, где мог быть скрыт под землей дворец царя Миния, Софья обнаружила сокровищницу. Подобно сокровищнице в Микенах, ее скрывал толстый слой земли и щебня. Купол был тоже проломан. Софья легла ничком и, ладонями заслонив от света глаза, глянула внутрь. Знакомая картина—сложенные из плит стены кругами сужались к верхушке.

Софья позвала Генри. Решили, что Софья будет искать дромос и раскопает его до входа. Тем временем Генри пойдет сверху вниз, пока не отроет вход хотя бы до половины.

Дромоса, к большому разочарованию Софьи, не оказалось. От него не осталось и следа, если не считать весьма заметного доказательства его существования в недалеком прошлом— небольшой церкви, построенной мэром соседнего селения Скрипу из красивых плит дромоса.

В Орхомене они пробыли месяц. Каждое утро на рассвете верхом уезжали на раскопки, в сумерки возвращались в Левадию. Генри удалось нанять сотню рабочих и с большим трудом оттащить в сторону огромные, упавшие сверху плиты. Расчистив внутри толоса большое пространство, нашли множество бронзовых гвоздей.

— Этими гвоздями, наверное, крепились бронзовые пластины, выстилающие стены сокровищницы изнутри,— предположил Генри.

Софья сделала еще одно интересное открытие: в толосе справа от входа оказалась дверь, а за ней коридор, оканчивающийся входным отверстием. Оно было наглухо забаррикадировано плитой, богато орнаментированной рельефом и резными цветами. Сначала Софья подумала, что эта плита и есть дверь в соседнюю могилу, но оказалось, что она упала сверху, прочно I закупорив дверной проем.

— Генри, может быть, можно добыть в Левадии подъемный механизм и оттащить эту плиту? Скоро начнутся дожди, а мне так хотелось бы поскорее войти внутрь.

— Слишком поздно, дорогая. Над головой уже собираются тяжелые черные тучи. Мы вернемся сюда в марте.

В Афины приехали девятого декабря. Генри ожидало письмо i из Кенсингтонского музея. Дирекция музея настоятельно требовала, чтобы Генри в самое ближайшее время вывез свою коллекцию. Эдинбургский Музей наук и искусств спрашивал, не могут ли они выставить троянскую коллекцию у себя.

— Ты дашь согласие? — спросила Софья.

— Нет.

— Почему же?

— Я хочу выставить ее в одной из великих европейских

столиц.

— А что, Афины не принадлежат Европе?

— Пока нет. Это все еще восточное Средиземноморье.

— Генри, я тебя очень прошу, верни сокровища Приама домой. В нижних комнатах витрины уже установлены.

Генри промолчал, его устремленный на Софью взгляд ничего не говорил. Рабочие начали раскрывать новые ящики, прибывшие из Парижа, расставлять стулья, украшенные золотыми цветами и листьями, шезлонги, столы, секретеры. Вся эта мебель, загромождавшая квартиру в Париже, терялась в огромном зале, трех гостиных, столовой.

Письма от Вирхова приходили ежедневно. Из отрывочных замечаний Генри Софья понимала, что Берлинский музей отвергает не коллекцию Шлимана, а его условия. В письме к кайзеру Вильгельму Генри требовал, чтобы его сделали почетным гражданином Берлина и избрали в члены Берлинской академии наук, чтобы Берлинский музей носил его имя или по крайней мере оно официально значилось в названии музея. Он заявил, что коллекцию приносит в дар не кайзеру и правительству, а немецкому народу. Он сам ее привезет и разместит в зале. И еще одно—кайзер должен наградить его орденом «За заслуги» — высшим гражданским орденом Германской империи.

Доктор Вирхов убеждал его отказаться от некоторых условий: во-первых, от избрания в члены Берлинской академии наук—даже он, Вирхов, не был ее членом. Во-вторых, от притязания, чтоб его именем был назван Берлинский музей.

Троянскую коллекцию, судя по всему, поместят в Этнографический музей, который в настоящее время реконструировался, и назвать его именем этот музей, разумеется, невозможно. Троянская коллекция, — предлагает Вирхов сформулировать предложение Шлимана, — дарится немецкому народу в вечное и неотъемлемое владение под надзором прусского правительства с условием, что коллекция будет размещена в Этнографическом музее самим Шлиманом в залах, которые будут на все времена носить его имя».

Шлиман согласился на эти уступки и написал Вирхову соответствующее письмо. Вирхов немедленно ответил, что Берлин примет его условия, даже если ему, Вирхову, придется потратить на это месяцы. Но сначала надо заручиться содействием Бисмарка. Вирхову было не привыкать целыми днями просиживать в приемной канцлера, ожидая своего часа, — от борьбы за правое дело он еще никогда не отказывался.

Софья вошла в библиотеку, и Генри протянул ей стопку писем — свою переписку с Вирховым. Лицо его было бесстрастно.

Прочитав письма, Софья почувствовала, как у нее сжалось сердце. Но говорить уже было бесполезно, Софья вышла из библиотеки, прошла к себе в будуар, заперла дверь и упала в кресло.

Безвозвратно утрачены для Греции ее чудесные троянские сокровища… Утрачены, и теперь ими будет владеть чужая страна. Софью охватило отчаяние. Почести в Лондоне, ее фотография на обложке берлинского журнала «Фрауен цай-тунг», с таким трудом завоеванное признание в Афинах — все рассыпалось в прах. Все эти семь лет с тех пор, как троянские сокровища были тайком привезены в Афины, они причиняли ей лишь горе и унижение. Софья безутешно разрыдалась.