Южный ветер - читать онлайн книгу. Автор: Норман Дуглас cтр.№ 106

Уже многие плакали. Однако оратор сообразил, что где-то сбился. Заглянув для справки в клочок бумаги, он двинулся дальше, сохраняя ту же интонацию дружеской беседы.

У него не было матери. Он сирота. Сирота! Понимают ли судьи всё значение этого слова? Нет, он не смеет просить их представить себе всё, подразумеваемое этим горьким словом. Сирота. Не иметь никого, способного преподать тебе урок благочестия… вырасти диким, всеми брошенным, презираемым… Способен ли человек, поставленный в столь ужасные, неестественные условия, не сбиться с пути? У всех остальных есть родители, к которым можно обратиться за советом и наставлением, и только он один лишён этого благословения Божия. Подходить к нему с теми же мерками, что и к этим счастливцам, жестоко и нелогично. Пусть Суд припомнит имена тех, кто уклонился от узкого, предначертанного долгом пути, не все ли они принадлежали к этому несчастному разряду людей? Не можем ли мы с уверенностью заключить, что у каждого из них не было матери? Таких людей должно жалеть, протягивать им руку помощи, а не карать их за то, в чём повинна не натура их, но ненормальная жизненная ситуация. Есть ли у христианина задача благороднее, нежели спасение стоящего на краю погибели юноши, к тому же лишённого матери? Мы ведь, благодарение Богу, по-прежнему живём в христианской стране, несмотря на всё возрастающий приток ни во что не верующих чужеземных элементов, грозящих сокрушить нашу старинную веру в Бога. Мы по-прежнему почитаем Мадонну, равно как и Святых. Их бесценные мощи и иные священные амулеты по-прежнему доказывают нам свою силу в годину опасности.

Амулеты — ах да, хорошо, что он вспомнил.

Убить человека, чтобы завладеть имением его есть преступление, ничем не извиняемое. Но что сделал этот отрок? Рассмотрим вначале так называемое ограбление. Так вот, никакого ограбления не было, несмотря на тот печально известный факт, что карманы этого протестанта, этого чужеземца, лопались от денег. Его клиент одолел соблазн — соблазн почти необоримый — присвоить чужое золото. Об этом не следует забывать! Скрупулезнейшее расследование не смогло обнаружить ничего за вычетом единственной монетки, к которой он приделал верёвочку и которую повесил себе на шею. Мотивы, а не дела! Каковы же были мотивы, подтолкнувшие его к совершению столь странного поступка? Бессознательное применение гомеопатического принципа. Он взял монету, дабы она охраняла его, ибо по-детски верил, что в будущем она сможет защитить его от оскорблений, которые ему приходилось доныне сносить.

И пока публика гадала, что бы могли означать последние слова, дон Джустино произвёл прославившую его смену интонации, и загремел:

— Долой чужеземцев! Мы, католики, знаем, что такое чужеземцы, мы знаем, как они исподволь творят зло и в высших, и в низших сферах. Невозможно раскрыть газету, чтобы не обнаружить очередного проявления их всеобъемлющей порочности. Они пятнают безбожным развратом нашу прекрасную землю. Высшие лица государства, самые министры Короны подвергаются мерзостно замаскированным попыткам подкупа и развращения. Каждой скромной крестьянской девушке, каждому ребёнку грозит скверна их грязных мыслей. Мы знаем их — донесения нашей полиции, архивы наших судов свидетельствуют об их разлагающем влиянии. Это чума, зараза! Кто может сказать, какие предложения были сделаны моему подзащитному — какие грязные предложения, коварно подкреплённые звоном иностранного золота? Слабый человек мог бы поддаться на них. Но несчастная жертва сделана из иного материала. Она принадлежит к иному разряду людей — к разряду героев. Какие терзания ни одолевали его душу, он всё же выбрал честь, а не позор. В порядке самозащиты…

На этом месте великий депутат вынужден был прерваться. Синьор Малипиццо упал в обморок. Пришлось вынести его из зала суда.

Впрочем, это уже не имело значения, поскольку слушание почти завершилось, осталось выполнить лишь кое-какие формальности. Дело было выиграно.

Люди немного рассердились, что их лишили возможности дослушать достославные речи дона Джустино. Ничего не поделаешь. Повезёт в другой раз. Затем они стали задаваться вопросом, с чего бы это свалился Судья? Одни винили жару, другие — приступ его старой болезни. Большинство сошлось на том, что обморок вызвало красноречие Депутата. Ораторский дар дона Джустино действительно подействовал на Судью, но далеко не так сильно. Просто он заранее решил в критическую минуту упасть в обморок — для пущего эффекта. Умный был человек. И исполнил он это прекрасно, потому что всю ночь репетировал. Дон Джустино, разделявший общее мнение, был очарован подобной данью его таланту. Вообще местный Судья произвёл на него благоприятное впечатление, его позиция оказалась безупречно корректной. Совсем неплохой человек, даром что франкмасон. Пусть остаётся непентинским судьёй, от добра добра не ищут.

Депутат освободил арестованного, этого было не избежать. Зато русские так остались сидеть в тюрьме, что несомненно делало честь синьору Малипиццо…

Весть об аресте Петра Великого поразила госпожу Стейнлин точно громом. Она плакала так горько, как никогда ещё не плакала в жизни. Затем к ней вернулась рассудительность и она вспомнила о мистере Ките, чья дружба с Судьёй была у всех на устах. Не сможет ли он ей помочь? Будучи женщиной по натуре порывистой, она бросилась к этому джентльмену и излила ему своё горе. Мистер Кит отнёсся к ней с полным сочувствием. Он пообещал сделать всё, что сможет и прямо сегодня.

Между тем, Учитель чахнул в тюрьме. Охотников вступиться за него не нашлось даже среди Белых Коровок, новая их партия, клика молодых экстремистов, только радовалась, что он больше не мешается у них под ногами. Один лишь городской врач попытался встать на его защиту, именем франкмасонского братства заклиная Судью освободить Мессию, дабы он, городской врач, мог продолжить лечение, к которому старик привык и за которое он, опять-таки городской врач, получает регулярное вознаграждение.

— Подумайте о моей жене и детях, — сказал он Судье.

Однако на этот раз синьор Малипиццо вовсе не имел намерения расставаться со своей добычей. Он пребывал в дурном настроении: дон Джустино несколько расшатал его нервы. Посредством молниеносного обмена знаками, понятными только Избранным, он отчитал просителя, высказавшись в том духе, что врачу, способному выжить, лишь практикуя среди bona fide [71] пациентов, не следовало бы подаваться во франкмасоны.

Тогда врач попытался воззвать к его человеколюбию. Старик нуждается в лечении, которое с равным успехом можно проводить и в тюрьме, что же касается гонорара, то его вне всяких сомнений рано или поздно выплатят.

Но Судья и тут оказался непреклонен, проявив твёрдость поистине адамантовую. Что хорошо для местного жителя, сказал он, хорошо и для развратного старикашки-иностранца. Ставить клизму в тюрьме! Больше он ничего не хочет? Может, ему ещё жаренную рыбу со спаржей подавать?

Из снисхождения к летам и положению Учителя ему отвели в особую камеру в верхнем этаже местной тюрьмы — считалось, что в ней легче дышится. Бедный старик не понимал, куда он попал — его запихали в какую-то комнату и заперли дверь. Проходили долгие часы. Он сидел на неудобном тростниковом стуле, сложив руки на животе. Что-то уже немного давило в этой части тела. И голова казалась тяжёлой. Не сознавая как и почему, он попался в ловушку, будто какой-нибудь бессмысленный зверь земной. Когда его выпустят отсюда? И когда появится тот добрый господин со своей машинкой?