Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 204

Для Рузвельта наиболее важной проблемой, вынесенной на переговоры в Ялту, была новая международная организация. Вопрос состоял не в признании необходимости такой организации, а в ее обеспечении вооруженными силами и в их структуре. В начале декабря Рузвельт убеждал Сталина, что великие державы могут осуществлять свое моральное лидерство, согласившись на то, чтобы все стороны конфликта воздерживались от голосования по процедурным вопросам; но Сталин решительно настаивал на принципе единогласия великих держав. В своей телеграмме Гарриман разъяснил, почему Москва требовала права вето для членов предложенного совета по всем вопросам, даже по мирным процедурам. Он считал главной причиной этого просто недоверие к другим странам.

Именно этот вид распространявшегося недоверия президент и намеревался преодолеть в приватном порядке, на встрече лицом к лицу с советскими лидерами. Едва Сталин и Молотов в день открытия конференции, 4 февраля, прибыли в Ливадийский дворец в своем черном «паккарде» и сели в бывшем царском кабинете, облицованном темными панелями, как президент сообщил им, что его потрясли масштабы разорения немцами Крыма. Он говорил, что стал кровожадным еще больше, чем год назад, и надеется, что маршал снова предложит тост о казни 50 тысяч офицеров германской армии. Сталин ответил, что все стали более кровожадными, чем год назад. После обсуждения военных событий Рузвельт спросил о встрече Сталина с де Голлем. На маршала, казалось, произвела впечатление военная слабость Франции. Рузвельт рассказал старую байку о том, как де Голль сравнивал себя с Жанной д'Арк и Клемансо.

Президент сказал далее, что сообщит маршалу нечто важное, поскольку не хотел бы говорить это в присутствии премьер-министра. Речь шла о том, что англичане в течение двух лет вынашивали идею превращения Франции в сильную державу, которая могла бы разместить войска на восточной границе и удерживать здесь позиции, пока Великобритания собирает силы. Англичане — странные люди, говорил президент, они хотят совместить несовместимое. Сталин не возражал против такой оценки англичан. Легкая критика англичан, должно быть, показалась Рузвельту удачным началом попыток установить доброжелательные личные отношения со Сталиным.

Рузвельт и оба русских продолжали беседу до первого пленарного заседания, целиком посвященного докладу генералов и адмиралов о военном положении. На обеде в узком кругу, данном вечером Рузвельтом, Сталин был в хорошем настроении, так же как и Черчилль, который даже выступил с тостом в честь пролетарских масс мира. Но когда Сталин, разбавляя тайком свою водку водой, поднимался дюжину раз для произнесения своих тостов, он высказывался за верховенство великих держав так энергично, что его позиция показалась Идену жестокой, почти зловещей. Не действовали на маршала и шутливые замечания. Когда Рузвельт в разгар застолья сообщил ему, что они с Черчиллем называют его Дядей Джо, Сталин не на шутку рассердился. Молотов уладил ситуацию. Позднее, после того как обед покинули Рузвельт и Сталин, оставшиеся принялись обсуждать проблему единогласия великих держав в новой мировой организации. Черчилль сказал, что склоняется к поддержке позиции русских, и немедленно стал спорить с Иденом, который опасался недовольства этим малых стран.

Для первоочередной цели Рузвельта в Ялте такое начало не предвещало ничего хорошего. Что еще хуже, советские лидеры продолжали требовать 16 мест для своих представителей в ассамблее организации. Когда на третьем пленарном заседании Стеттиниус представил подробные американские предложения по новой организации, Сталин отнесся к ним крайне подозрительно. Изводил Черчилля предостережениями о том, что Египет может потребовать на ассамблее возвращения Суэцкого канала. Делал предположения, что англичане и американцы сговариваются против него. Говорил, что его коллеги в Москве не могут забыть, как по наущению Франции и Англии Лига Наций во время советско-финской войны исключила из организации СССР, изолировала Москву и организовала против нее пропагандистскую кампанию. Рузвельт терпеливо выслушивал все это, вмешиваясь лишь для того, чтобы настаивать, что единство «Большой тройки» — краеугольный камень международного устройства.

На следующий день Молотов внезапно изменил позицию и объявил о принятии предложений Рузвельта по голосованию. В тот же миг упомянул о выдвинутом в Думбартон-Оукс требовании о предоставлении советским республикам 16 мест. Теперь он сказал, что удовлетворится предоставлением трех или двух мест для Украины, Белоруссии и Литвы. Эти республики понесли наибольшие жертвы в войне.

Даже выразив удовлетворение этой переменой позиции, Рузвельт отдавал себе отчет в дилемме, которая перед ним встала. «Это не очень хорошо!» — написал он на обрывке бумаги Стеттиниусу. Он приехал в Ялту, чтобы отвергнуть требование о 16 местах, принятие которого оскорбило бы на родине как идеалистов, так и циников. Теперь русские сократили свое требование до двух мест и приняли его план по процедуре голосования в международной организации. Наступил момент для жеста с его стороны, но он еще опасался принятия предложения о двух дополнительных голосах для Советов. Некоторое время президент продолжал говорить, чтобы отсрочить решающий момент, пока Гопкинс не заметил, что Сталин проявляет нетерпение — или раздражение? — в связи с неготовностью Рузвельта сделать ответный шаг.

В последующие двадцать четыре часа Рузвельт испытывал огромное давление извне — и, возможно, изнутри — в пользу принятия предложения о двух дополнительных местах для Советов. Англичане поддерживали русских, беспокоясь о собственной империи и доминионах. Склонялся к поддержке идеи и Стеттиниус. Очевидно, что дальнейшая задержка или возражения могли бы поставить под угрозу мечту об Объединенных Нациях. Если он сделает шаг сейчас, то сможет провести в апреле очередную встречу «Большой тройки» в Соединенных Штатах. На следующем пленарном заседании он одобрил предложение о двух дополнительных местах, но только при условии, что позднее конференция Объединенных Наций сама предоставит эти места при поддержке «Большой тройки».

Уступка Рузвельта встревожила Бирнса и Лихи. Глава мобилизационного ведомства напомнил шефу, как противники Лиги Наций возражали, чтобы Лондон из-за своих доминионов располагал в ассамблее Лиги пятью голосами против одного голоса Вашингтона. Бирнс и Флинн позднее уговорили президента потребовать у англичан и русских поддержки в предоставлении Соединенным Штатам двух дополнительных голосов, если необходимо. Черчилль и Сталин согласились на такую поддержку.

Три лидера находились в состоянии глубокой удовлетворенности, когда через несколько часов после первоначального соглашения по вопросу о дополнительных местах обедали в Юсуповском дворце Сталина. Маршал произнес тост в честь Черчилля как смелого государственного деятеля, лидера страны, в одиночку противостоявшей Германии в то время, когда остальной мир падал ниц перед Гитлером. Черчилль приветствовал Сталина как лидера страны, сломившей хребет германской военной машине. Затем Сталин поднял тост за Рузвельта как руководителя, чья страна подвергалась серьезной опасности, но он руководствовался гораздо более глубоким пониманием национальных интересов, чем любой другой лидер, оказывая военную помощь. В ответ Рузвельт сказал, что воспринимает атмосферу обеда как семейную, и такими, собственно, и были отношения между тремя странами.