– Я не собираюсь продавать мой дом даже на таких условиях.
– А хотите замок в предгорьях ваших любимых Пиренеев и миллион долларов впридачу?
– Это ни с чем не сообразно. Зачем вам такая развалюха?
– Аграрная политика ПРАКСа заключается в том, чтобы приобрести как можно больше недвижимости на русской земле.
– Позвольте мне не поверить вам, но уверяю вас: в этом доме Чудотворцев не бывал.
– И мне позвольте вам не поверить. У нас другие сведения.
Я промолчал. Ярлов снова откашлялся, достал из внутреннего кармана продолговатый конверт и протянул его мне:
– Здесь три тысячи долларов, ваш гонорар за вашу блистательную рецензию в «Лицедее».
Я вежливо, но твердо отвел его руку:
– Благодарю вас. Я уже получил гонорар.
– Неправда. Всем известно, что «Лицедей» гонораров не платит. Поверьте мне, вы заработали эти деньги. Вашей репликой вы вывели «Троянову тропу» в современную жизнь, вернее, ввели современную жизнь в реторту, где мы надеемся получить золото православно-коммунистического будущего. Мы выводим будущее в реторте, моделируем поведение социальных и религиозных коллективов, а также отдельных особей. Вы участвуете в этом. Возьмите же ваш гонорар.
Я только головой покачал. Ярлов встал из-за стола и резко отодвинул кресло:
– Хорошо же. Мы найдем способ рассчитаться с вами. ПРАКС не привык оставаться в долгу. Федорыч!
В комнату шагнул мой двойник, как будто за дверью ждал. Он подал шубу сначала Ярлову, потом мадам Литли. Провожая гостей до калитки, я увидел, что Федорыч за рулем. Когда в очередной раз Клер передавала мне конверт с квартирной платой, в нем оказалось шестьсот долларов вместо трехсот. Я хотел вернуть мадам Литли лишние триста долларов, но она не появлялась десять месяцев, пока все три тысячи долларов не были выплачены.
Глава шестая
ДЕМОН
У ВАСИЛИЯ Евдокимовича Темлякова, зажиточного терского казака, было три дочери: Евфросинья, Аглая и Наталья. «Харигы», – обмолвился как-то заезжий семинарист. Сомнительно, чтобы Василий Евдокимович, коренной старообрядец, принадлежащий к Спасову Согласию, знал, кто такие хариты, но полностью исключить такого знания нельзя: стихийная, дикая осведомленность в святоотеческих писаниях, но также и в языческой философии, проникшей в эти писания, была распространена среди его свойственников. Достаточно сказать, что жена Василия Евдокия, урожденная Троянова, приходилась родной теткой Питириму Троянову, отличившемуся во время Балканской войны, награжденному тремя Георгиями, но, главное, вернувшемуся с Балкан проводником некой исконной казачьей веры. По слухам, он встретил там учителя или учителей (трудно сказать, кто они были: тайные богумилы или славянские суфии), они укрепили его в некоем родовом чаянье, хранимом в роду Трояновых. Трояновы тоже числили себя по Спасову Согласию, но, по словам Питирима, сама их фамилия происходила от имени Троян, обозначавшего Светлую Троицу. В нее входили Светбог, Святбог и Сватбог. Трояну противостоит Ятрон, Троян навыворот, темная троица, в которую входят Бледбог, Блядбог и Блудбог. Любопытно, что черная троица была представлена белым (Бледбог), а белое выступало в истории как черное. Напротив, Троян отличался красным цветом (Красное Солнышко). Приверженцы Трояна искони были красными, а приверженцы Ятрона – белыми. Во времени не происходило ничего, кроме борьбы красных с белыми. Отражалась она в вечности (на вечности), но об этом Питирим говорил неохотно. Зато он утверждал, что само имя Ятрон («я трон») означает притязание на вечную царскую власть. Ятрон – черный царь мира в трех лицах. Далее Питирим утверждал, что величайший из римских императоров Траян наречен именем «Троян». Просто в первом Риме акали, как акают в Риме Третьем. (Аканье – имперское, царственное произношение; произносить «а», когда пишется «о», значит исповедовать: Аз есмь Альфа и Омега, Первый и Последний.) Но, вообще говоря, имя императора происходит от города Троя, она же истинная колыбель всех трех Римов. Именно в Трое исповедовали истинную религию красного Трояна, за что Троя и была уничтожена белой гвардией Ятрона. Троянова тропа, упомянутая в «Слове о полку Игореве» – это, во-первых, тропа Светлой Троицы, во-вторых, тропа истинного Царя, и, в-третьих, троянская тропа, ведущая в Святое Царство. К этому Питирим вполголоса добавлял, что род Трояновых происходит от императора Трояна (будто бы где-то в тайнике у него хранилась даже родословная, которую, правда, кое-кто видел только мельком). Таким образом, Трояновы – истинные казаки (или козаки, опять-таки пример царственного оканья-аканья), они же троянцы царского рода, красное воинство Трояна.
У Темляковых тоже было свое родовое предание, хотя и не столь причудливое. В середине семнадцатого века они еще звались Темрюковыми, происходя по прямой линии от кабардинского князя Темрюка, чья дочь Мария Черкасская стала московской царицей: супругой Ивана Грозного. Темрюковы традиционно принадлежали к местной терско-кубанской, казацко-кавказской знати. Раскол произошел не только на Руси, но и в роду Темрюковых. Одна его ветвь приняла никонианство или, по крайней мере, не противодействовала ему и не только сохранила, но даже повысила свой социально-сословный статус. Темркжовы уже не только дослуживались до полковников, из них все чаще выдвигались атаманы. Столбовое дворянство Темрюковых безоговорочно признавалось всеми государевыми сановниками, вплоть до самого царя.
Но среди Темрюковых были и противники церковных новшеств, и, естественно, родовое процветание на них не распространялось. Власти предпочитали не замечать их родовитости, хотя они были того же происхождения, что и знатнейшие их сородичи. Дело кончилось тем, что в конце семнадцатого века полковой писарь допустил ошибку: Темрюкова записал Темляковым. Разумеется, описка могла быть и умышленной. Сама по себе фамилия Темляков только делала честь казаку, подчеркивая его неподдельный природный казачий корень. Темляк – особая тесьма с петлей на шашке, куда просовывается рука, чтобы вернее рубить. Бывали и орденские, наградные темляки, выдаваемые за доблесть. Так что казаку нечего было стыдиться фамилии Темляков. Но приняв эту фамилию или не сумев сохранить фамилию Темркжовы, старообрядцы Темляковы утратили дворянство, выпали из него. При этом ни Темркжовы, ни Темляковы не забыли своего родства. Кое-кто из Темрюковых стыдился своего отступничества от правой веры, и все они смутно чувствовали свою вину перед Темляковыми. Может быть, этим чувством родовой вины и объясняется то обстоятельство, что дворянский род Темрюковых постепенно падал в своем значении, а казачий род Темляковых, напротив, поднимался, ветвясь, плодясь и множась. Среди них росло число георгиевских кавалеров, а соответственно росло и их влияние на казачьем круге и во всем казачьем войске. С ними всерьез приходилось считаться и атаманам, и войсковым командирам, и правительственным чиновникам. К тому же все Темляковы отличались примерным трудолюбием, хорошо умели ладить с родной землею, обогащаясь и рыбными ловлями, и виноделием. Трудно было найти на Кубани Темлякова, который не принадлежал бы к зажиточнейшим казакам, чем Темляковы и довольствовались. Так и повелось. Темрюковы бесспорно принадлежали к высшему обществу, исподволь разоряясь и угасая, а Темляковы благоденствовали, кажется, нисколько не стремясь проникнуть в высшие сферы.