Датский король - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Корнев cтр.№ 137

— Куда-куда… Далеко. Мне не докладывают, куда… Вас еще что-то интересует?

— Э-э-э… Простите, могу я в таком случае видеть его… — Вячеслав Меркурьевич не сразу подобрал подходящее слово, — …юного воспитанника?

Дворецкий хмыкнул с явным недовольством и. неопределенно пожав плечами, произнес:

— Сейчас узнаю. Только уж вы, сударь, извольте здесь подождать.

Ждать пришлось никак не меньше пятнадцати минут. Скульптор нервничал, злился: придется теперь добираться до Веймара самому во что бы то ни стало, да еще с краденым пейзажем под мышкой! Сержик вышел к посетителю не спеша, вальяжной походкой и видом инфанта подчеркивая свое превосходство.

— Подумать только — его уже выпустили! Ты, Звонцов, не иначе в рубашке родился — мы уж решили, тебе теперь прямая дорога в Сибирь, а то и ….

— Тебя забыли спросить, «юноша бледный со взором горящим»! [218] Скажи лучше, хозяин твой, случайно, не в Германию уехал?

— Мой покровитель случайно ничего не делает. Возможно, и в Германию, а может, и в другое место. У него повсюду дела — сегодня он здесь, завтра там. Спешно собрался и умчал за границу, а вот куда именно, кому попало сообщать не велел… Кстати, беспокоился очень по поводу реставрируемой картины. Собирался уже меня за ней посылать. Неужели готова?

— Вячеслав Звонцов исполняет заказы в срок. Забери-ка вот! — «реставратор» картинным жестом вручил Сержику холст, обернутый в крафт. — Не сомневаюсь, что Евграф Силыч будет доволен.

— Посмотрим… А что там еще за сверток поросячьего цвета? Секрет? — наглый малый норовил заглянуть Звонцову за спину.

— Точнее, сюрприз для господина Смолокурова — моя новая работа, но передам я ее только из рук в руки. Потом.

Сержик, тут же потеряв всякий интерес к посетителю, указал ему на калитку:

— В таком случае извольте выйти на улицу: мне тут некогда пустые разговоры вести. У вас что, столбняк или не слышали? Сейчас позову дворецкого, а он городового свистнет — здесь частное владение, а не Александровский парк! [219]

«Совсем обнаглел, плебей! Мне сейчас только полиции не хватало». Оскорбленного дворянина Звонцова как ветром сдуло. Теперь его занимала одна забота: где взять деньги хотя бы на дорогу до Веймара?

На ум пришел единственный возможный вариант — выпросить в долг у еврея-галерейщика. К счастью, последний оказался на месте, в отличие от Смолокурова, но его еще нужно было уговорить. Антиквар долго упрямился, вздыхая и разводя руками, напоминал, что Звонцов еще не возвратил деньги, занятые после ночного погрома. Скульптор же то умолял, то требовал, и эта настойчивость была вознаграждена. Хитрый Яков Кричевский все-таки ссудил ему необходимую сумму, поставив свои условия:

— Зашел я тут в литейку вашу и что вижу — прекрасные скульптуры льете! Так эти деньги даю под них — уговорили. Но имейте же в виду: не вернете через месяц, все продам и еще процент возьму. Я вам коммерсант, а не филантроп!

Звонцову было все равно — он добился, чего хотел. Стоит лишь продать в Германии десницынский шедевр, и можно будет заново начинать жизнь. Собираясь в путь, Звонцов твердо решил: исправив все свои ошибки, он больше никогда не сунется ни в одну авантюру, не позволит себе никаких сомнительных, опрометчивых поступков. Но нужно было спешить, очень спешить.

В Троянском зале нового особняка мадам Флейшхауэр проходил традиционный вечер прогрессивной общественности. Известная меценатка часто организовывала такие фуршеты, собирая, подобно доброй Матушке Гусыне, под свое «теплое крылышко» не только передовую интеллигенцию Веймара и всей Тюрингии, но и многих европейских знаменитостей, нередко заглядывавших в славный город Гёте и Шиллера. На этот раз для встречи был дополнительный приятный повод: из России приехал старый знакомец хозяйки салона художник и скульптор Вячеслав Звонцов. тот самый молодой выпускник Петербургской академии, которого меценатка Флейшхауэр когда-то выбрала из целого ряда кандидатов в ее личные стипендиаты для обучения в Йенском университете — такое впечатление произвели на влиятельную немку его работы. С тех пор прошло целых пять лет, и вот бывший студент и персональный стипендиат, к некоторому удивлению бывшей своей покровительницы, вернулся в Веймар.

Звонцов решился на этот отчаянный шаг без колебаний: он не видел перед собой возможности выбора. Медлить было нельзя: пока скульптура не встала на свое «законное» место среди дорожек тихого Фарфоровского кладбища, роковая расплата могла настичь его в самый неожиданный момент, к тому же было неизвестно, как поведет себя Арсений, обнаружив пропажу картины. «Десницын, конечно, не любит разного рода скандалы, тяжбы, не в меру склонен прощать и забывать, — рассуждал ваятель, — но сейчас нервы у него на пределе… Чем черт не шутит — еще возьмет да затеет расследование!» — а уж Вячеслав Меркурьевич не мог дальше жить под дамокловым мечом постоянного страха. Без особого труда он срочно справил нужные документы, наскоро собрал самое необходимое и очертя голову укатил прямо… в Веймар. Именно там Звонцов рассчитывал по горячим следам разыскать Смолокурова или обратиться к своей старой патронессе, которая, возможно, могла и сама все устроить с пейзажем. «Была бы только статуя в Веймаре, только бы добраться до статуи!» — бредил одержимый скульптор, ворочаясь на полке в купе трансъевропейского экспресса… В городе Гете он не заметил никаких перемен — все тот же классически-немецкий вид и дух великого автора «Фауста» и «Вертера», те же дома, та же старая мостовая — камушек к камушку, опрятные бюргеры на улочках, раскланивающиеся друг с другом при встрече, румянощекие тюрингские хозяйки, спешащие в ближайшую лавку или в кирху, велосипедисты в тирольских шляпах с перышком… То же, что было пять лет назад, да, вероятно, и за целый век здесь мало что изменилось. Разве вот авто стало больше за эти годы. Впрочем, краеведение и этнография сейчас мало интересовали Звонцова — ему нужен был один-единственный дом, который порой и в России снился «свободному художнику».

Высокий по веймарским меркам дом Флейшхауэр оставался, как и прежде, самым видным на улице. Оказалось, хозяйка давно уже перебралась в новый особняк. Сторож охотно, с немецкой обстоятельностью, объяснил Звонцову дорогу. «Ели бы у нас была такая прислуга, я бы сейчас знал наверняка, где находится Смолокуров», — отметил про себя Звонцов, и еще он подумал, что любимую скульптуру фрау конечно же перевезла на новое место вместе с другими раритетами своей коллекции. Нынешняя обитель веймарской покровительницы муз была неподалеку от старой, только в сравнении с прежней выглядела значительно презентабельнее, и ее с полным правом можно было называть особняком. Скульптор вспомнил, с какой нескрываемой завистью Флейшхауэр когда-то говорила о богатстве русских дворян, о «великолепных родовых усадьбах». Пожалуй, теперь многие из их владельцев с теми же чувствами посмотрели бы на ее новый «домишко». Звонцов сам долго разглядывал его, не торопясь сообщать о своем импровизированном приезде. Окруженное садом здание было построено в том новейшем стиле, который искусствоведы назвали «неоклассицизмом», хотя на самом деле это было модернистское детище — квинтэссенция античной классики палладианского ренессанса, тяжеловатого стиля Кваренги и триумфаторского ампира Росси. В Петербурге в этом духе стали строить недавно, но профессионалу Звонцову вспомнились тонко стилизованные особняки Фомина [220] , Этнографический музей и предельно смелое, какое-то зловеще воинственное Германское посольство Беренса [221] . Усадьба Флейшхауэр более всего напомнила ваятелю виллу Штука [222] в Мюнхене (он когда-то видел ее фотографии в одном из модернистских журналов, возможно, в «Мире искусства», но скорее всего в немецком архитектурном обозрении): трехэтажная, причем высота окон и стен соответствовала общественному положению хозяйки, огромные балконы — террасы с четырех сторон на массивных дорических колоннах, стильная ограда вокруг, множество скульптур в духе высокой греческой классики на террасах и по самому краю плоской крыши… «Значит, добилась своего, передовая женщина!.. Кому-то она теперь завидует? Этот дом среди прочей ее здешней недвижимости — настоящая архитектурная жемчужина. Браво, фрау! — размышлял приезжий скульптор. — А „моей“ статуе самое место в такой вот вилле!» Проклятая статуя не давала ему покоя ни на минуту: «А если кладбищенские обитатели придут за мной сюда? Так и помешаться недолго. .. Вот если бы только можно было знать рецепт спокойствия! Но это тоже какие-то безумные мысли… Бедная, бедная моя голова, да сколько же на нее свалилось всего!» Наконец незваный гость решился заявить о приезде. Вышколенный мажордом, появившийся моментально после нажатия кнопки звонка, вмонтированной в садовую калитку, узнав, что к фрау приехал старый знакомый из России (Звонцов так и представился «старым знакомым госпожи Флейшхауэр из Петербурга» и назвал фамилию), сразу же пригласил его в вестибюль и любезно попросил, чтобы «Herr» Звонцов подождал, пока он доложит госпоже. Фрау не заставила себя долго ждать. Внешне она выглядела страшно обрадованной встрече с «дорогим Вячеславом», сходу перешла на русский. Ни одной черточкой лица, ни одним движением она не выдала своей растерянности, точно со дня отъезда двух молодых людей в Россию прошла всего какая-нибудь неделя и Звонцов мог вернуться в Веймар в любое время, как к себе домой. Скульптор хотел было тут же объяснить Флейшхауэр цель своего визита, но тактичная немка заметила, что гость страшно устал с дороги, велела кому-то из многочисленной прислуги приготовить для него комнату, а «дорогому Вячеславу» сказала, что ему сейчас полезнее всего хорошенько выспаться, а потом (фрау не преминула блеснуть своим знанием русского) «можно будет и разговоры разговаривать, ибо утро вечера мудренее».