Датский король - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Корнев cтр.№ 100

Вообще-то Ксения готовилась, как обычно, танцевать Белого лебедя, но на генеральной репетиции «Одиллия» — Коринфская не смогла сделать фуэте, по этому поводу закатила истерику, переросшую в настоящий скандал, и в результате наотрез отказалась от «черного» акта, потребовав у Светозаровой уступить ей партию Одетты. Ксения, в отличие от капризной коллеги, скандалить, разумеется, не стала и без лишних слов согласилась поменяться партиями. Теперь она понимала, что, наверное, напрасно была слишком уступчива: на поклонах она с трудом превозмогала боль, а когда дали занавес, хромала уже так, что это не ускользнуло от взгляда импресарио, прибежавшего было благодарить ее и поздравлять с успехом.

— Что это с вами, дорогая моя? — вымолвил он, от неожиданности разводя руками.

— Да вот. Похоже, подвернула ногу, — потупив взор, точно стесняясь, отвечала балерина, — и как меня угораздило…

Тотчас послали за врачом труппы. Осторожно осмотрев опухавшую на глазах ногу, он покачал головой:

— Что же это вы, милочка. Как же так — не понимаю… Только что, можно сказать, лебедем по сцене порхали, а тут вдруг такое — травма-то серьезная!

Ксения еще больше смутилась, но показала в сторону правой кулисы:

— Вот там, кажется, я поскользнулась, но мне в голову не пришло, что все так печально обернется. Пока танцевала, почти ничего не чувствовала.

Сам импресарио тут же направился к указанному месту и, нагнувшись, не смог сдержать удивленного раздражения:

— Да тут, простите, сам черт ногу сломит… Кто такое допустил?! Вам еще повезло, дражайшая, что совсем не разбились.

Оказалось, что сцена в этом месте залита машинным маслом, на полу расплылась целая лужа. Некоторые металлические детали декораций и подвески рабочие время от времени действительно смазывали маслом, однако сегодня здесь стояли деревянные конструкции и откуда могла пролиться смазка, было совершенно непонятно. Побагровевший антрепренер метал громы и молнии:

— Неслыханно! Кто готовил сцену? Какая чудовищная безответственность!!! Постойте-ка! А если кто-то хотел сорвать спектакль или намеренно вывести из строя именно вас?

Ксения всем своим видом показала нелепость таких предположений:

— Нет, что вы, я подобное исключаю: у меня нет врагов. Просто не могу себе представить, чтобы у нас кто-то был способен на подобное.

— Ах, Ксения Павловна, как вы ошибаетесь! Но я вам обещаю, что эту историю так не оставлю и Императорский театр позорить не позволю, — заверил глава труппы.

Балерине не хотелось дальше ничего обсуждать, а на душе было так тягостно, что ей непреодолимо захотелось, чтобы рядом оказался самый дорогой человек, но, увы, подобное желание было невыполнимо.

Случившееся грозило обернуться не просто конфузом — катастрофой для театра, потому что до торжественного концерта по случаю визита французского президента, на котором, помимо гостя, должен был присутствовать сам Августейший хозяин России, оставалось каких-то три дня, а прима-балерина Светозарова была бесценным украшением спектакля. В первом акте ей предстояло танцевать Пахиту, тогда как во втором в Адановой «Жизели» должна была выступать Капитолина Коринфская…

Пока Ксения дошла до своей гримуборной, ей пришлось терпеть не только физические, но и душевные мучения: и не такие травмы случались с ней прежде, все заживало по милости Божией, но подводить труппу в преддверии столь ответственного спектакля ей до сих пор не приходилось — нога просто вышла из строя! Чуть не плача, она была вынуждена сказать, что в официальном концерте выступать никак не сможет. Лоб бедного импресарио мгновенно покрылся испариной:

— Помилуйте, Ксения Павловна, драгоценнейшая, — без ножа режете! При всем моем всегдашнем к вам расположении, я подобного отказа принять не могу. Врачи сделают все возможное, завтра денек отдохнете, и — вот увидите! — все пройдет, а нет, так что ж, придется потерпеть — не в первый раз, что поделаешь! Двух репетиций при вашем-то таланте будет вполне достаточно. Vous comprenez, скандал европейского уровня — c’est tout à fait impossible! [189]

— Я попробую, постараюсь, — вымолвила балерина, превозмогая боль.

Не успела прима Мариинского балета переступить порог своей квартиры, как к ней пожаловал профессор-медик — известное всему Петербургу светило военной хирургии. Профессора вызвало театральное руководство и направило прямо по адресу «госпожи Светозаровой». Он ощупал больной голеностоп, проверил нервные рефлексы и покачал головой. С медицинской точки зрения случай уникальный: суставы и связки целы, нервы не повреждены, а нога в щиколотке еле сгибается! «Нонсенс! Уповайте на время, оно — лучший лекарь», — сказал, раскланиваясь, почтенный профессор. Ксения подумала, что «уповать на время» ей не приходится и, вылежав в постели день, с горем пополам добралась на репетицию. Лодыжка сильно опухла, и стопа болела сильнее прежнего. Настойчивая балерина попробовала разработать ногу, но куда там — ничего не выходило. Импресарио с состраданием наблюдал за этими героическими потугами, наконец не выдержал и сам объявил Ксении:

— Нет уж, драгоценнейшая! Видеть не могу, как вы себя истязаете: я ведь не инквизитор и не истукан каменный… Знаете что, пожалуй, есть приемлемый вариант: Коринфская давно просила отдать ей весь спектакль и мечтала исполнить вашу партию. Это, конечно, неравноценная замена, но на свой страх и риск я ей уступлю! Для нее такое предложение должно быть просто подарком. Мне только нужно поставить в известность дирекцию Императорских театров. А вы, драгоценнейшая, берегите себя и ни о чем не беспокойтесь, копите силы!

Тут-то Ксении пришло в голову: «А может, оно и к лучшему? Впереди пост, вот и Дольской говорил, что следует подумать о душе. Видно, Богу угодно, чтобы в такое время я не танцевала!» По правде, балерина давно забыла о полноценном отдыхе и сне, а это ей сейчас было как нельзя более кстати.

В день спектакля она заглянула в театр, чтобы забрать кое-какие вещи, оставленные в гримерке: репетиционные пуанты, нуждавшиеся в небольшой починке (Ксения никому, кроме разве что Серафимы, не позволяла дотрагиваться до своих сценических аксессуаров), пухлый том Тютчева, который сопровождал ее всюду, флакончик любимых духов… Мариинский уже ходил ходуном в преддверии вечернего высочайшего «экзамена»: рабочие сцены сбились с ног, укрепляя декорации, оркестр беспрерывно репетировал «Боже, Царя храни» и воинственную «Марсельезу», оскорбительную для многих, но не для французской делегации; костюмеры готовили костюмы, артисты разминались, по огромному зданию носились администраторы и гардеробщики. Множество мужчин (все на одно лицо) в единообразных строгих костюмах старались сунуть свой нос в каждую каморку, осмотреть каждое помещение от касс до райка, очень серьезные господа обследовали Царскую ложу.

Оказавшись за кулисами, Ксения точно попала в эпицентр землетрясения: здесь разразился настоящий скандал, невольной виновницей которого, как оказалось, была она сама. Коринфская наотрез отказывалась заменить внезапно занемогшую приму и выйти на сцену в первом акте. Мало того, что ей якобы сообщили о замене только утром, так она еще отзывалась о Ксении с откровенной неприязнью (та услышала истерические выкрики издалека, подходя к группе «балетных», наблюдавших за безобразной склокой).