Как ему не хватало кого-то рядом, с кем можно было бы обсудить эти революционные замыслы! Правитель был не в состоянии понять смысл абстрактных линий, а Керит никак не могла отделаться от своего первоначального представления об Удоде как о кроте, который вслепую копается в земле. Так что поздней ночью он скатал кожаный свиток и, покинув город, направился в лагерь рабов, разбитый за городскими стенами. Место было мрачное, дышавшее безнадежностью. Разноплеменное скопище пленников обитало в вонючих дырах и питалось отбросами. Их стоянку окружали еврейские стражники, готовые убить любого, кто попытается бежать. Рабы влачили убогое существование и через несколько лет непосильной работы умирали. Эта система имела только два оправдания: когда египтяне или амалекитяне захватывали евреев в плен, они обращались с ними точно так же; и из этих ям, забитых рабами, постоянно появлялись люди, которые обретали ответственное положение или даже свободу, потому что Удод презирал эту систему и делал все, что мог, дабы спасти от нее людей. Многие из нынешних граждан Макора начали свое пребывание здесь, в этом жутком лагере. Отвечая на уговоры Удода, они обратились к милости Яхве и обрели новую жизнь.
Этой ночью строитель прошел мимо обыкновенных загонов, кишащих крысами, и направился в самую мрачную часть лагеря для рабов. За стенами лагеря она была отгорожена дополнительными стенами, и в ней содержались самые опасные заключенные. Здесь он нашел лежащего на тростниковом матрасе высокого, чисто выбритого мрачного мужчину, старше его на несколько лет. В городе его хорошо знали как Мешаба Моавитянина, человека необыкновенной стойкости. Во время одной Из войн царя Давида против моавитян он был взят в плен и считался самым умным и толковым среди рабов. Во время строительства стен Удод поставил его надсмотрщиком. Мешаб едва ли не с оскорбительной небрежностью, опираясь на локоть, приподнялся на своем полусгнившем матрасе и приветствовал шефа. Чадящая старая лампа, которую Удод прихватил с собой, высветила в этой грязи резкие черты лица Мешаба.
– Пришло время, Мешаб, – сказал инженер, – строить систему водоснабжения.
– Это может быть сделано, – пробурчал могучий раб, – если ты решишь одну проблему.
– Их у нас много. Какую именно?
– Шахта, которую мы сможем прокопать. Туннель, который мы сможем пробить.
– То есть тебя не пугает скала? – спросил Удод.
– Ты доставишь нам железные орудия от финикийцев, – проворчал Мешаб, – и мы пробьем скалу. Но когда, скрытые от глаз, мы окажемся на дне шахты, откуда нам знать, где начать пробиваться к источнику?
Удод нервно рассмеялся:
– Моя жена задала точно такой же вопрос.
– И что ты ей ответил?
– Я сказал: «Это моя работа».
– У тебя есть какой-то план? – присаживаясь на истлевшем тростнике матраса, спросил раб.
– Еще с детских лет я помню старую хананейскую поговорку: «Есть три вещи, которые поражают меня, точнее, четыре, которых я не смог познать: путь орла в небе, путь змеи на скале, путь корабля в море и путь мужчины к сердцу девушки».
Мерцающий свет лампады бросал блики на голый череп и спокойное лицо строителя, но в его чертах просматривалась физиономия ребенка, который продолжает удивляться чудесам природы.
– Путь корабля в море, – тихо повторил он.
– При чем тут корабли? – спросил Мешаб, который никогда не видел ни моря, ни кораблей в нем.
– Много лет назад, когда я с отцом был в Акко, мы гуляли по набережной и смотрели, как маленький кораблик… Мешаб, он был такой маленький, что скрывался среди волн. Повсюду торчали скалы, под водой скрывались мели, но каким-то образом этот маленький кораблик проложил себе путь прямо в гавань. Как он это сделал?
– Магия?
– Я тоже так думал, но, когда спросил капитана, тот рассмеялся и показал мне на три флага, что высились на крышах домов. «Что они значат?» – спросил я. «Направление», – сказал он и объяснил, что когда моряк увидит эти флаги и выстроит их в одну линию, то, значит, он лег на точный курс к своей якорной стоянке.
Двое мужчин сидели в молчании, пока ночные насекомые, привлеченные светом лампы, слетались к ней, а из угла, где на тощих подстилках спали уставшие рабы, доносился их храп. Затем Удод сказал:
– И вот днем… – Он остановился, подумал и начал снова: – Я стоял на северной стене у сторожевых ворот и мог представить, где находится источник. И, посмотрев на горный склон, я определил точку, где мы поставим флаг… – Он задумался. – Нет, нам понадобятся два флага.
Едва он успел вымолвить слово «два», как Мешаб схватил его за руку.
– И у нас будет направление. Из-за стен мы сможем видеть флаги контролировать, как мы продвигаемся.
Удод, преисполнившись возбуждения, поставил глиняный светильник на пол и попытался расчистить небольшой участок, чтобы разложить свой пергамент, но мешали комки земли. Мешаб одним взмахом правой руки расчистил место, и в мерцающем свете Удод показал своему рабу и источник, и гору за ним. Ткнув пальцем в точку на середине склона, он сказал:
– Если мы поставим наш первый флаг здесь, а второй наш вон там…
– Наш третий, наш четвертый… – Мешаб решительно ткнул пальцем в карту, показывая места пятого и шестого флагов, последний из которых стоял на крыше правительственной резиденции. – И это сработает! Мы сможем определять направление!
– Ты читаешь мои мысли, – торжественным шепотом произнес Удод, и этот замысел привел двоих мужчин в такое возбуждение, что, не в силах дождаться утра, они решили этой же ночью вскарабкаться на гору и проверить свою теорию. Но у ворот, ведущих из лагеря, их задержала охрана, предупредив Удода, что Мешаб – один из самых опасных заключенных, который не должен покидать пределы лагеря. – Он мой надсмотрщик, и он мне нужен, – заявил Удод.
– Он многих убил, – сказал стражник, но Удод на свою ответственность провел Мешаба за ворота, и они ушли в безлунную ночь.
Они пересекли дорогу к стенам Макора, но не стали входить в ворота. Вместо этого они пошли к северу, где стены вокруг источника делают небольшую дугу, давая понять, что источник лежит за ними. Взобравшись на крышу, они воткнули в нее небольшой клочок материи, заметный издалека. Затем, удаляясь от источника, они начали подъем на гору Баала, то и дело останавливаясь и глядя назад, а когда достигли заранее намеченной точки над городом, остановились и еще раз проверили свое положение.
– Здесь мы поставим наш первый флаг, – сказал моавитянин. – Давай немного подождем до восхода луны.
Они сидели в темноте, присматриваясь к очертаниям города внизу. Кое-где, как далекие звезды в непроглядной ночи, горели огни. Сидячий рядом раб был куда крупнее Удода, гораздо сильнее его, он мог без труда убить строителя и уйти на запад, в Финикию; вместо этого, продолжая сидеть рядом со своим другом, он сказал:
– Теперь, глядя отсюда на город, я уверен, что мы сможем с этим нравиться.