Наконец автомобиль остановился, меня извлекли на свет белый
и повели в неизвестность.
“Обратно к Фроське”, — решила я.
Почуяв скорую свободу, разумеется, оживилась.
“Ох и покажу же этой зловредной Фроське где раки зимуют,
пусть только руки развяжут!” — мысленно лютовала я, готовясь к ответным мерам.
Однако, свободой там и не пахло. Когда с головы моей сняли
мешок, я обнаружила себя в громадной комнате, обставленной с неприличной
роскошью. Сплошное мещанство: резная мебель, хрусталь, позолота и ковры, ковры,
ковры…
Впрочем, удивляла не роскошь, а обилие дверей.
Несмотря на то, что ноги и даже руки мне развязали, драться
почему-то совсем расхотелось: комната, битком набитая мужчинами огромными и
неприветливыми располагает к смирению. Судя по выражению их лиц, им самим
ужасно драться хотелось, с трудом сдерживались.
Я притихла и подумала: “Ну-у, это Фрося явно переборщила”.
И мысли нахлынули, мрачные все какие-то, щедро сдобренные
сомнениями.
Пока я развлекала себя мрачными мыслями, в комнате началось
движение. Мужчины взбодрились и с надеждой поглядывали на дверь. Я тоже туда
посмотрела, никого не увидела, но зато услышала высокий голос, непонятно, то ли
женский, то ли мужской:
— Где она? Где?
С этим криком в комнату вбежал, точнее, вкатился маленький
толстенький человечек. Глаза и лысина у него блестели, пухлые щечки горели,
влажный рот нетерпеливо хватал душный воздух — верзилы невообразимо потели.
— Где она? Где? — кричал человечек.
Я поняла, что речь идет обо мне и приосанилась, желая
сразить его своей красотой.
На кой ляд этот человечек мне сдался, было совершенно не
ясно, как не понятно было, зачем мне, умнице и красавице, понадобилось
стараться ради такого урода.
Но я приосанилась, как это ни смешно. Даже просторную
Фросину блузу приподняла, чтобы продемонстрировать ему свою фигуру, да и
французский костюм заодно. Такое со мной происходит постоянно: сколько живу,
столько пытаюсь кого-нибудь собой сразить. И, что удивительно, не надоедает.
Однако человечек оказался неблагодарной свиньей. Игнорируя
мои старания, он брезгливо поморщился и недовольно спросил у верзил:
— Что, не могли привезти помоложе?
Я и возмутиться не успела, как верзилы бросились меня
защищать.
— Не кобенься, — сказал человечку самый громадный из них, —
ты что, ослеп? Только глянь, какая отвальная бикса!
— Не дева, но хороша, — поддержал его и второй, самый
интеллигентный из всех верзил.
У него у единственного не было в глазах той характерной
пустоты, которая объединяет мужчин такого сорта и рода. Более того, лицо его
озарялось, порой, самой неподдельной, настоящей прям-таки мыслью.
— Да, не дева, — повторил он, — но зато какой шик, шик во
всем, и в мимике, и в походке.
Я изумилась: “Как он узнал? Я же лежала лицом в мешке!”
Изумился и человечек. (Вот подлец!)
— Да где же шик? — взвизгнул он.
— Да ты шо? — обиделся за меня Интеллигентный. — Совсем,
гад, слеп? А фигура? А все остальное?
Мне бы здесь разобидеться: разглядывают меня, как корову на
ярмарке, я же, глупая, подарила Интеллигентному свою самую ослепительную улыбку
(из тех, что всегда в запасе держу) и шепнула:
— Приятно, что вы разбираетесь.
— А то! — самодовольно осклабился он и добавил такую
нецензурщину, что до сих пор горит лицо, когда вспоминаю ту гадость, хоть и
истина она настоящая.
Зато человечек задумался — правда, безрезультатно.
— Старье, оно и есть старье, — в конце концов сказал он, но
верзилы его слушать не стали и хором возмутились.
— Много на себя берешь! — загалдели они. — Есть заказчик.
Ему видней. Он платит, значит знает за что. Тебе-то какая разница?
Человечек, увидев их гнев, согласился.
— Да, мне без разницы, — сказал он. — Раз эту заказали,
значит эту и будем лишать.
И из комнаты вышел, абсолютно не прояснив, чего лишать меня
(умницу и красавицу!) собираются — вроде как всего, чего можно, давно уж
добровольно лишилась. Почему добровольно, спросите вы? А как же, сама ведь жила
эту жизнь, не заставлял же никто — в результате одни потери, одни потери! А тут
снова собираются чего-то лишать!
В общем, запаниковала я. Все выглядело так натурально, что
становилось ясно: это не розыгрыш Фроси, не ее это прикол, а самая настоящая
действительность. Я бы сказала даже, наша действительность, российская.
Едва я это поняла, как сразу начала чувств лишаться. В
висках застучало, колени подогнулись, еле живая стою, а в голове одна только
мысль: “Меня заказали! Господи! Заказали! За что? А я-то надеялась, что это
прикол”.
Невозможно передать как тяжело я расставалась с последней
надеждой, как грустно было осознавать, что Фрося здесь ни при чем. Как я могла
сердиться из-за приколов? Приколы — чудесная штука! Я уже молила Бога, чтобы он
послал мне прикол, чтобы этот кошмар оказался розыгрышем. О, как я молила, да
где там, Бог меня не услышал.
В комнате, между тем, воцарилось молчание — тишина стояла
кладбищенская. Верзилы скучали, я коченела от страха. Нервы мои были так
напряжены, что когда зазвонил мобильный, я с диким визгом подскочила метра на
полтора, но машинально попыталась извлечь телефон из кармана.
Вот что значит привычка!
Но, к сожалению, это был не мой телефон. Интеллигентный
верзила приложил трубку к уху и бодро гаркнул:
— Да, батя, она давно здесь.
Видимо “батя” интересовался в чем заминка, кстати, это же
интересовало и меня. Интеллигентный верзила прояснил обстановку.
— Ждем партнера, — сказал он. — С минуты на минуту прибудет.
Я призадумалась и даже больше того.
“Партнер — это кличка или состояние?” — истерически гадала
я, чувствуя, что от этого зависит вся моя дальнейшая жизнь, если она у меня еще
есть, жизнь дальнейшая.
Вскоре выяснилось, что партнер — это состояние. Прибежал
мужчина (в спортивных штанах и в майке-борцовке) и важно заявил, что он партнер
и зовут его просто Арнольд. Верзилы презрительно ухмыльнулись, а я напряглась
еще больше, тревожно своей участи ожидая.
Партнер, должна сказать, был ничего. Особенно вышел фигурой:
качок еще тот. Будь он помоложе, я, пожалуй, пошла бы и на роман.
Впрочем, возраст не самый большой недостаток, были у него
недостатки похуже: гуттаперчивость и шарнирность. На месте, бедняга, не мог
устоять. Даже больно было смотреть на него: дергается, мускулами поигрывает.
Залетел в комнату и прямиком ко мне. Я опять (ну вы знаете) приосанилась,
зачем-то желая и этого сразить наповал. Он смерил меня очень мужским взглядом и
презрительно протянул: