Поп - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сегень cтр.№ 68

Дочь и сын Евы выросли благополучно, окончили университет и работали в журналистике. Маша уехала в начале девяностых годов на постоянное жительство в Израиль, хотя долгое время ей трудно было доказать необходимое происхождение своей матери. Анатолий в годы перестройки тоже нашёл своё место в жизни, активно работал в антифашистском комитете, писал статьи о русском фашизме, о том, что Россия всегда была самая антисемитская страна в мире, что русские в годы войны с удовольствием помогали немцам истреблять евреев, что, победив в войне, они тем самым оказали огромную услугу главному антисемиту всех времён и народов – Сталину.

Когда американская авиация зверски бомбила Сербию, кто-то из друзей, увидев на экране хищное лицо Мадлены Олбрайт, спросил:

– Толь, а ты мог бы как эта? Отдать приказ разбомбить тот дом, в котором прятали твою мать?

– Годы войны моя мать вспоминала как сплошной кошмар. Дом, в котором она провела самые страшные годы своей жизни, я лично разбомбил бы с удовольствием! – ответил Анатолий Луготинцев, не моргнув глазом.

Хорошо ли, плохо, а, в общем-то, хорошо сложились судьбы детей отца Александра.

Погибшие в годы войны пали смертью храбрых за Родину.

Отец Василий всю жизнь служил в Москве, а потом переехал в Тверскую область и там стал сельским батюшкой, очень похожим на своего отца.

Михаил, бывший всю жизнь художником-реставратором, на закате дней стал писать иконы и вошёл в число лучших современных иконописцев.

Его брат теперь сельский пенсионер, дед Саша.

Людмила родила троих сыновей и одну дочку, нянчила внуков, а теперь у неё уже и правнук имеется.

Виктор Ионин окончил морскую карьеру в чине капитана первого ранга, живёт во Владивостоке. Семья, дети, внуки.

Виталий до перестройки жил в Риге, но когда там начались гонения на русских, он, сам будучи по крови латыш, этого не вынес и с огромными трудностями переехал в Петербург. А дети его остались в Латвии, знают латышский и называют русских оккупантами, разрушителями европейской культуры.

Отец Николай после кончины отца Александра переехал из Москвы в Закаты, где и служит по сей день настоятелем храма Александра Невского.

Рано умерла Елена, служившая при храме, певшая на клиросе и при отце Александре, когда тот вернулся, и при отце Николае, когда тот сменил любимого батюшку. Она скончалась в середине восьмидесятых, так и не выйдя замуж, бездетная. Но на свою жизнь она никогда не жаловалась и была всегда, хоть и болезненная, а весёлая и со всеми ласковая.

Отец Александр Ионин отсидел в красноярских лагерях четырнадцать лет. Даже когда в 1956 году большинству членов Псковской Православной миссии была объявлена амнистия, отца Александра почему-то не спешили отпускать, задержав ещё на два года. Ему уже было семьдесят восемь лет, когда он, наконец, вернулся в Закаты. Накануне его возвращения в село пришёл другой священник бывшей Псковской Православной миссии, отец Николай Гурьянов. Пришёл тихо и сел на скамейке под сенью храма Александра Невского.

Отец Николай после войны служил настоятелем Свято-Никольского храма в селе Гегоброст в Литве. Потом – настоятелем Воскресенского храма в Поневеже, а с пятьдесят восьмого года стал настоятелем Свято-Никольского храма острова Залита на Псковском озере. Иногда он наведывался в Закаты, спрашивал, какие есть новости об отце Александре. А тут пришёл, сел и сидит тихо. Ждёт. Жёлтые листья падают ему на голову.

Его заметили, сообщили отцу Олегу. Тот пришёл вместе с дьяконом Геннадием.

– Здравствуй, отец Николай!

– Здравствуйте, хорошие мои!

– Что ты тут сидишь?

– А вот жду вашего отца Александра.

– Это верно, пора бы ему на свободу, но что-то пока нет известий.

– Как нет? Вон он идёт.

Глянули, и впрямь, приближается к ним некая тень. Тонкий, как истлевший листик, голова лысая непокрыта, волосы седые, и их совсем мало осталось. На нём ветхое пальтишко, штаны серые, чёрные битые ботинки. За плечами котомка. В руке – чемоданчик из фанеры. Трудно было и узнать в этой тени отца Александра.

Остановившись, он поставил чемоданчик на землю, сбросил с плеч котомку, встал на колени перед храмом и трижды перекрестился:

– Моли Бога о нас, святый угодниче Божий Александре, благоверный княже Невский, Отечества избавителю и сохранителю, солнце земли Русской, яко мы усердно к тебе прибегаем, скорому помощнику и молитвеннику о душах наших!

Тут к нему подоспели все трое. Хотели помочь встать с колен, но он проворно сам вскочил, осеняя всех крестным знамением, смеясь и трясясь от радости:

– Здравствуйте, отец Олег, отец Николай, а вас не знаю.

– Дьякон Геннадий, – представил своего сослуживца отец Олег.

– Никак вы меня ждали?

– Мы и не чаяли, а вот отец Николай пришёл и сказал, что вы идёте.

– Отцу Николаю дано. Давайте же расцелуемся!

– Батюшка! Какой же вы тоненький стали, совсем как былинка!

– Что ж вы хотите! Восемьдесят скоро будет! Вот сколько жизнь меня обтачивала. Великий точильный камень! А я заострялся, заострялся. Вот от меня одна полоска и осталась. Теперь уж чувствую, приближается старость. Хочу храм посмотреть.

Он оглядел храм, в котором всё, слава Богу, оставалось почти так же, как двадцать лет назад. Забрался на колокольню, нашёл там нетронутый свой гроб и очень этому расчувствовался:

– Сберегли домок мой. Спасибо!

Он поселился в своём доме, бывшем доме Медведевых. Повидаться с ним съехались все Ионины. Повидались, наслушались милого батюшку, налюбовались им, да и разлетелись опять кто куда.

Отец Олег остался настоятелем, протоиереем, а отец Александр при нём священником.

– Старею на могилке незабвенной моей Алевтины Андреевны, – говорил он о своём житье-бытье.

Про лагерь сказывал так:

– А что ж, и там мне было очень неплохо. Особенно в последний год. Мне даже разрешили совершать богослужения в бараке. Начальство ко мне было благосклонно, я бы сказал, даже чрезмерно. До того меня любили, что никак не хотели выпустить, даже когда Хрущёв объявил амнистию. Меня всегда в жизни только хорошие люди окружали.

Отец Николай Гурьянов нередко приходил погостить в Закаты. Или отец Александр к нему на остров Залита. Вспоминали войну и больше всего любили говорить о Божьем промысле. Например:

– Вот ты смотри, отец Николай, в какой день они запустили в космос Гагарина. Не в какой-нибудь, а в день Иоанна Лествичника. Который написал «Лествицу». Лестницу в небо. Совпадение? Как бы не так. Божий промысел.

– Так у них и победа над Германией прямо на Пасху пришлась, а окончательная капитуляция – на день святого великомученика Георгия Победоносца. Всё-таки, они молодцы, как ни крути! Вот только лагеря эти… Сколько мук люди приняли!