Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Вяземский cтр.№ 37

VII. Так вот. Однажды явившись в аморию и возлегши на среднем ложе рядом с Юлом и Галлионом — Павел Эмилий лежал на нижнем ложе, так как был в доме хозяином, — Голубок после десерта вдруг заявил:

«Друзья. Помогите мне отыскать в Риме женщину, совершенно, на ваш взгляд, недоступную».

«Что значит недоступную? — спросил Галлион, потягивая цекубское вино. — Весталку, что ли?»

«Ну, зачем весталку? — улыбнулся Голубок. — Обычную женщину».

«Обычные женщины все доступны. Надо лишь уметь к ним подступиться», — мрачно сказал Юл Антоний, пригубливая терпкое фалернское.

«Вот я и прошу назвать мне такую обычную женщину, к которой никто из вас не знает, как подступиться», — уточнил Голубок.

«Пожалуйста, — зловеще усмехнулся Юл. — Попробуй соблазнить Ливию, жену Августа».

Голубок укоризненно покачал головой и попросил виночерпия смешать для него ключевую воду с соленой морской. А прочие сделали вид, что не расслышали бестактной шутки Антония.

Павел Эмилий, который не только во время закусок, но и на десерт пил сладкие вина — в этот раз, кажется, сладкий самосский муслум, — Павел тяжко вздохнул и произнес:

«Валерия».

«Какая Валерия?» — с любопытством спросил Помпей Макр.

«Валерия Рутила, жена Публия Вибуллия. Она добродетельнее весталки и мужу верна, как Ливия — Августу», — пояснил Эмилий Павел.

Имя было названо. Голубок его услышал. Охота началась.

VIII. Начал он с того, что навел справки об этой Валерии Рутиле. И действительно: в наш распутный век Валерия являла собой редкостный образец верности и добродетели. С тринадцати лет она принадлежала лишь одному мужчине — сенатору Гнею Публию Вибуллию, родила ему пятерых детей и трепетно любила своего мужа, как любят лишь в юности, лишь в первые годы супружества и только очень счастливые и благодарные женщины. Она же любила так… дай-ка сосчитать… да, тридцать долгих лет. В юные годы она, как рассказывали, была весьма хороша собой и до сих пор сохраняла какую-то особенную, грациозную и соблазнительную недоступность, от которой кружатся мужские головы. Кружиться-то они кружились, но даже в самые безумные головы, если верить городской молве, не могла прийти мысль о том, чтобы тем или иным способом попытаться… Боже упаси! Никому не приходила, и никто не пытался.

Рассказывали, что сам Август, когда принимался рассуждать о древних добродетелях и перечислять имена легендарных матрон, прославленных своей добродетелью, среди современных ему женщин непременно называл Валерию Рутилу, Вибуллиеву жену.

Валерия, как оказалось, была дальней родственницей Валерия Мессалы. А посему Голубок прежде всего отправился к нему в дом и попросил аудиенции у жены своего благодетеля, прекрасной Кальпурнии.

Уединившись с Кальпурнией в экседре, Голубок ей тут же признался: поспорил, дескать, с друзьями, что соблазню Валерию Рутилу. Кальпурния сначала рассмеялась до слез, затем принялась заглядывать Голубку в глаза, щупать ему лоб, держать за запястья, предлагала тотчас позвать Антония Музу, а пока тот придет, приготовить своему юному посетителю антикирскую чемерицу… Музой, если ты не знаешь, звали самого известного в Риме врача, а чемерицу из Антикиры некоторые до сих пор считают лекарством от умопомешательства… А после, отшутившись и отсмеявшись, Кальпурния выставила Голубка за дверь, крикнув ему вдогонку: «Лови первый корабль и плыви на Итаку!»… Видимо, эта великолепно образованная женщина тонко намекала на то, что Улиссову Пенелопу будет намного легче соблазнить, чем Валерию Рутилу.

Но уже на следующий день Кальпурния сама призвала к себе Голубка, уединилась с ним и сказала примерно следующее: «Я подумала и, кажется, нашла единственную приманку. Валерии уже более сорока. Красота ее увядает. Она чувствует это и страшится, что муж ее — нет, не разлюбит, конечно, но с каждым годом будет меньше любить, меньше, чем она его любит. Так вот, если убедить ее, что она по-прежнему молода и прекрасна, что даже юные существа, такие как ты, способны влюбиться в нее до беспамятства… Этим ее можно зацепить. Но как ее вытащить?.. Пока не знаю. Приходи завтра».

Назавтра Голубок снова уединился с Кальпурнией. И та сначала говорила с ним о рыбной ловле, объясняя, что умелый рыбак, прежде чем приняться за дело, должен ответить на четыре вопроса: кого ловить? где ловить? на что ловить? и как выловить? «Кого, где, на что и как», — настойчиво повторяла прекрасная Кальпурния. А после конкретизировала:

«Кого ловить — мы с тобой знаем: преданную, добродетельную, но стареющую. Где ловить? Я тоже тебе скажу: у меня будешь ловить, потому что у нас в доме Валерия часто бывает и чувствует себя в безопасности. На что ловить? Ловить будем, представь себе, на ее добродетель и на сопутствующее ей милосердие. А как выловить— это нам с тобой предстоит сейчас рассчитать и наметить лишь в общих чертах, наполняя деталями и уточняя расчет по мере того, как будет протекать ловля. И три общих правила заруби себе на носу: во всём полагаться на милость Венеры, малейший случай использовать, ничего не стыдиться».

Как ты, наверное, догадался, Кальпурния увлекалась рыбалкой, и вместе с мужем, Мессалой, часто удила рыбу в реках и на озерах.

Вардий почесал за ухом и продолжал:

— Ловили эту Рутилу вместе с Кальпурнией. Долго ловили. Чуть ли не год на нее потратили. Охота состояла из семи этапов, которые сам Голубок предпочитал называть «забросами».

Первый заброс. Кальпурния стала часто приглашать Валерию в гости, с мужем и без мужа; также совершала с ней прогулки, в носилках и в экипаже, в городе — в садах Мецената, по Марсовому полю и на правом берегу Тибра, за городом — по Аппиевой дороге. И всякий раз около Кальпурнии крутился ее младшенький обожаемый сыночек, в ту пору шестилетний Котта Максим, за которым надо было присматривать. Присматривал же за ним, как ты догадываешься, не кто иной, как наш Голубок, которого Кальпурния представила своей подруге Валерии в качестве молодого наставника и учителя.

Голубок, надо сказать, уже тогда до неузнаваемости изменился. Свой длинный ноготь обрезал, постригся и привел в образцовый порядок свои прежде буйные локоны. Одевался всегда в свежую всадническую тунику и в предписанную самим Августом белую шерстяную тогу, скромную и аккуратную.

С маленьким Коттой был ласков, бережен и предусмотрителен, что редко встречаешь у молодых учителей и наставников. Когда же случалось ему столкнуться взглядом с Валерией, или приблизиться к ней, или оказать какую-нибудь мелкую услугу, тут наш Голубок вздрагивал, словно птенчик, краснел и бледнел, и радостно вспархивал, трепетал крылышками, записывал круги, иногда щебетал нечто неразборчивое и блаженное, а после еще больше смущался, еще пуще робел и возвращался к маленькому Котте, растерянный и будто пристыженный.

Такая у них была установка — скромность в сочетании с рвением, робость вперемежку с восторгом… Однажды я собственными глазами видел, как Голубок кружился возле своей жертвы на Яникуле, в садах Юлия. Он так преобразился, что я с трудом узнал своего милого друга.