А это означает, — понимал, как военный человек, мичман Садовинский, — что, несмотря на потери миллионов человеческих жизней, Россия отказывается от любых результатов победы в этой войне. Но ведь это неприемлемо как для него, кадрового офицера, так и для десятков тысяч других офицеров и огромного числа рядовых, проливавших свою кровь за победу России.
Получается, что этим декретом большевики сами создавали себе противников из своих же вооруженных солдат и офицеров, из своего же народа.
— Теперь, Декрет о земле, — рассуждал дальше Бруно. Декрет предусматривал «полную национализацию» всей земли в России. Но ведь это полный абсурд! В России землей уже владели десятки миллионов людей. Кто огромным имением, кто землей, которую сам и обрабатывал, а кто большим или меньшим участком для дома или дачи. И все они являлись собственниками этой земли и теперь этим декретом лишились своей законной собственности.
Таким образом, Декрет о земле вынуждал собственников земли браться за оружие и с этим оружием в руках бороться с теми, кто эту землю у них отнимал. То есть этим декретом большевики сами создавали себе противников из своих же граждан.
«Неужели большевики готовы и хотят бороться со своим народом? — не укладывалось в голове Садовинского. — А эти декреты: об упразднении сословий, об отмене званий, орденов и знаков отличия, — вспоминал Бруно, — об отделении Церкви от государства и отделении школы от Церкви. Все эти скороспелые декреты также породили миллионы противников большевиков среди российского народа. Ведь это прямой путь к вооруженному противостоянию людей внутри страны. Неужели большевики сознательно подталкивают и навязывают стране Гражданскую войну?» — содрогнулось сердце Бруно.
Это же смертельно губительно для ослабевшей, разоренной и уставшей от мировой войны и революций России, понимал он.
Конечно, мичман Российского Императорского флота Б.-С. А. Садовинский, воевавший с врагом и не интересовавшийся политикой, понятия не имел, что еще в 1915 году, в разгар тяжелейшей войны России с Германией, большевик В. Ульянов (Ленин) выступил с программной статьей: «Превратить войну империалистическую в войну гражданскую». Этот призыв о неизбежности, желательности и полезности для России гражданской войны произносился большевиками открыто множество раз.
Бруно Садовинский презирал большевиков за их призывы к поражению России в войне с Германией. В его понимании, это было изменой и предательством высшей пробы. Он тяжело переживал полный развал флота, к чему приложили руки и большевики. Но он чувствовал, что начинает ненавидеть большевиков. Ненавидеть яростно — за их стремление превратить империалистическую войну в гражданскую бойню. Развязать войну брата против брата, отца против сына, войну против своего же народа, против того, что всегда было дорого и свято для него. И эта ненависть — ненависть, медленно рождавшаяся и долго томившаяся в глубине его души, требовала действий.
* * *
Зима на Балтике выдалась суровой. Финский залив лежал под сплошным слоем льда, достигавшим толщины 70–75 см, а местами и более.
После срыва большевиками переговоров 18 февраля 1918 года германские войска вновь начали боевые действия против большевистской России. На следующий день, 19 февраля, «Центробалт» принял постановление о подготовке и переводе боевых кораблей и вспомогательных судов из Гельсингфорса в Кронштадт. Наступление германцев подтолкнуло и всколыхнуло флот. Но деградация флотской власти, повлекшая за собой развал военной базы Гельсингфорса, разворовывание и распродажу военного имущества, а зачастую и военной техники представителями революционных судовых комитетов и ловким жульем, не позволяла даже надеяться на организованную эвакуацию кораблей.
Произошла полная дезорганизация флотских и армейских властей. Очевидец, капитан 2-го ранга Г. К. Граф писал об этих событиях следующее: «Дезорганизация власти сказывалась на флоте во всем. В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; все казалось в порядке вещей. “Ведь это — все наше, народное”, — говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж».
В среде офицеров это обогащение матросов и комитетчиков не вызывало ничего, кроме негодования, отвращения и чувства брезгливости. Подтверждением слов капитана 2-го ранга Графа о разворовывании флота служит документ германского Генштаба, адресованный большевистскому правительству, цитируемый в труде В. Е. Звягинцева и А. В. Сапсай «Балтийская Голгофа, или Как узаконили беззаконие»:
«Герм. Ген. Штаб. Абтайлунг, секцион М № 389
(Доверительно)
24 февраля 1918 г.
Господину Народному Комиссару по Иностранным Делам.
Вместе с тем довожу до Вашего сведения, что на Балтийском флоте Ваши матросы распродают с военных кораблей катера, мелкие механизмы, медные и бронзовые части машин и прочее. Не было ли бы по сему своевременным поднять вопрос о продаже Германии этих расхищаемых и разоряемых военных кораблей?
Решение Правительства благоволите мне сообщить.
Начальник Русского Отдела Германского генерального Штаба О. Рауш.
Адъютант Ю. Вольф».
В лихие 90-е годы ХХ века, в период развала СССР, после отделения бывших союзных республик в независимые страны, советский флот, оставшийся в базах на территории этих государств, разорялся точно так же. На Украине была разграблена уникальная подскальная база-укрытие подводных лодок Черноморского флота в Балаклавской бухте. В Прибалтике с кораблей и судов растаскивались ценные приборы, медные кабели и бронзовая арматура.
Приняв постановление о подготовке и переводу кораблей и судов Балтийского флота в Кронштадт, «Центробалт» даже не представлял, как это осуществить. Члены «Центробалта» — матросы не имели никакого опыта и знаний и были совершенно не пригодны для управления Балтийским флотом в сложной обстановке германского вторжения в Финляндию и организации эвакуации флота из базы в чужой стране. Г. К. Граф вспоминал: «Оперативная часть перешла к капитану 1-го ранга А. Н. Щастному, как к старшему, в бывшем штабе командующего флотом. Капитан 1-го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт».
Некоторые офицеры на время прониклись заботами Щастного по эвакуации флота, по наведению порядка и приведению кораблей к готовности к выходу в море. Они прикладывали неимоверные усилия для комплектования команд и обеспечения своих кораблей всем необходимым на переход. Предстоящий выход в море, пусть в сплошные льды, но все же в море — подстегивал и ободрял их.
Флот как будто очнулся и ожил! Но это не обмануло Бруно Садовинского. Все это было лишь видимостью оживления. Душа флота умерла. Умерла еще в 1917 году.
Вспоминая, что происходило во время подготовки к эвакуации кораблей Балтийского флота в порту Гельсингфорса, Г. К. Граф писал: «В порту творилось что-то невообразимое. День и ночь грузились баржи и подводы; грузились провизией, углем и всем, что только можно было захватить на корабли. Это делалось без всякой системы и учета: масса продуктов пропадала, многое раскрадывалось и под шумок продавалось на сторону частным лицам. Все думали только о том, как бы побольше захватить и награбить».