«Завтра, завтра… И тараканы, и бабка… Завтра…» — Гречман перевернулся на диване, тугая пружина под правым боком у него гулко скрипнула и, подрожав, затихла. Гречман втянул воздух, широко раздувая ноздри, и тоже затих.
Во сне ему виделась препаршивая картина, какая только во сне и может привидеться: огромадный таракан разевал зубастую пасть, подступал к Гречману почти вплотную, грозя зажевать и заглотить без остатка, а сам Гречман, как и бывает во сне, не мог даже пошевелиться и покорно ждал, когда на тараканьих зубах захрустят его кости.
Слава богу — не дождался. Под утро его осторожно потряс за плечо Балабанов и чуть слышным, почтительным шепотом обратился:
— Господин полицмейстер, простите, но старуха там… Голосит, будто ножом режут.
— Кого режут? — Гречман, еще полностью не проснувшись, поднялся и опустил ноги на пол.
Балабанов наклонился над ним, к самому уху, прошептал:
— Старуха, которая в зеленом… Орет про какого-то покойника и требует начальника, то есть вас…
— Какая старуха, Балабанов?! С ума рехнулся! Погляди на часы… Половина пятого! Ночь еще!
— Но она же ором орет, господин полицмейстер… В ушах звон стоит…
— Ладно. — Гречман, зевая, натянул китель, руками разгладил волосы и усы, недовольно буркнул: — Пошли…
И первым, громко стуча сапогами по полу, вышел из кабинета, двинулся по узкому коридору. Там, в самом конце, в полуподвале, располагались камеры, где содержались задержанные. Из коридора в полуподвал вели узкие крутые ступени, и стоило только спуститься с них, как в нос сразу же ударило удушливым, гнилостным запахом застоялого воздуха. Каменный пол был сырым, и шаги звучали глухо, будто Гречман с Балабановым шли по влажной земле. Зато крик Зеленой Варвары, громкий и по-молодому звонкий, рвался из-за железной двери вольно и оглушающе:
— Покойника уберите! Христопродавцы! Уберите покойника! Кара на ваши головы падет! Люди вы али не люди?! Уберите!
— Открывай, — кивнул на дверь Гречман.
Балабанов с железным лязгом отодвинул тяжелый засов, распахнул дверь. Зеленая Варвара стояла возле порога, вздымала над собой худые, костлявые руки, а глаза ее горели неистовым и ненавидящим огнем.
— Чего тебе, полоумная?! Да заткнись, не блажи, не глухой я. Заткнись — кому сказал! — прикрикнул Гречман.
Зеленая Варвара замолчала, медленно опустила правую руку и показала на соседнюю камеру, шепотом, едва различимо, прошелестела:
— Там… Душа заблудшая… Покойник… Сами гляньте.
Балабанов загремел засовом, со скрипом открыл дверь в соседнюю камеру, заглянул и попятился. Гречман тут же отодвинул его широким плечом в сторону и вошел, запнувшись о деревянный порог. Вскинул голову и замер на мгновение, но тут же кинулся вперед, крикнул Балабанову:
— Придержи!
Из-за голенища сапога, из потайного чехольчика, Гречман выдернул нож, с которым никогда не расставался, одним взмахом пересек узловатую веревку, скрученную из разорванной нижней рубахи, и на руки Балабанову тяжело обвалилось мертвое тело. И так оно обвалилось, что стало ясно: зря Гречман торопился, откачивать поздно. Покойником был тот самый мужик, которого Гречман взял вчера в Татарской слободке и которого посадил до утра в камеру, надеясь, что он одумается. Не одумался. Разодрал нижнюю рубаху, скрутил из ремков веревку, привязал ее одним концом к оконной решетке, а из другого конца соорудил петлю и сунул в нее голову. Маленькая лужица желтой мочи под висельником резко воняла. Балабанов морщился, оттаскивая труп в сторону. Из разинутого рта покойника торчал кончик синего языка. Гречману почудилось, что мужик над ним насмехается и пытается вымолвить: «Ну, что, взял меня?!»
Гречман тихо, себе под нос, выругался: вот такой еще загогулины ему не хватало! Выпрямился, глянул на растерянного Балабанова и коротко приказал:
— Врача вызови акт составить, а старуху… старуху после обеда выгони отсюда! К чертям собачьим.
— Но это… как же… — Балабанов недоуменно развел руками, — она же… говорили, что-то знает…
— Да ничего она не знает! — с досадой перебил его Гречман. — Отпускай!
И заторопился на выход — ему нестерпимо хотелось глотнуть свежего воздуха.
На крыльце он полной грудью вздохнул, вглядываясь в редеющие сумерки, и впервые за последние годы ощутил страшную усталость. Она была столь тяжела, что у него мелко-мелко подрагивали колени. «Ну, это уж совсем ни в какие ворота, пора на воды ехать и лечиться…» Гречман еще постоял на крыльце и вернулся к себе в кабинет, продолжая ощущать в коленях противную дрожь. Прилег на диван, даже попытался задремать, но какой уж тут сон — перед глазами все стоял высунутый меж зубов синеватый кончик языка. Побоялся мужик, что не выдержит боли, и наложил на себя руки. Выходит, тайна, которую он знал, велика была, если за сохранность ее решился человек расплатиться собственной жизнью. И не хочешь, да задумаешься, а задумавшись — испугаешься. И хотя Гречман никогда боязливостью не страдал, тем не менее, что-то похожее на страх все чаще и чаще закрадывалось в душу, потому что он не знал главного — кто ему угрожает. Не видел этого врага, не ощущал, даже представить не мог — что за фрукт? А тот знал, видел и удары наносил точные и хладнокровные.
Но кто, кто?! И какая цель?!
Гречман поднялся, понимая, что уснуть ему все равно не удастся, и принялся сам заваривать чай. За этим занятием и застал его Чукеев, ночевавший дома, но явившийся на службу чуть свет.
— Слушай внимательно, — сразу озадачил его Гречман, — в обед Балабанов выпустит полоумную старуху. Приставь за ней наблюдение, глаз не спускать. И никому про эту слежку! Ни-ко-му! Ясно?
После обеда, как было приказано, Балабанов выпустил Зеленую Варвару из камеры. Ни минуты не задержавшись, Варвара простукала своей палкой по ступенькам крыльца; отойдя, погрозила той же самой палкой и двинулась своим размеренным шагом вдоль по улице, как обычно, не оглядываясь назад и не замечая, что следом за ней, также споро и незаметно, двинулся невысокий господин с незапоминающимся, словно стертым лицом. Он не приближался к ней, не отставал и в то же время постоянно держал ее в поле зрения, не давая затеряться в людных местах. Впрочем, затеряться Варваре было трудно: ее зеленые одеяния и длинная палка видны были издалека.
В скором времени Варвара оказалась в том самом месте, откуда ее забирал Балабанов, — возле мельницы Шалагина. И встала она так же, как стояла в тот вечер, опираясь на свою палку и бросая длинную горбатую тень на белый снег — день-то был солнечный.
Снова стала чего-то терпеливо ожидать, и столь же терпеливо ожидал в отдалении человек с незапоминающимся лицом.
Дождалась Варвара не скоро. Лишь часа через два вышел из конторы Сергей Ипполитович Шалагин и, натягивая перчатки, медленно двинулся к саням, на облучке которых восседал Филипыч. Варвару будто ветром сдунуло, она сорвалась с места и махом оказалась возле Сергея Ипполитовича, заступив ему дорогу. Тот удивленно вскинул голову, молча оглядел Варвару, спокойно спросил: