Столетняя война - читать онлайн книгу. Автор: Жан Фавье cтр.№ 146

Можно представить себе ярость Филиппа Доброго, когда в октябре 1424 г. он узнал о высадке в Кале английской армии — Глостер решил завоевать Эно. Намеренно давая брату возможность совершить оплошность и напомнить герцогу Бургундскому, что тот еще зависит от англичан, Бедфорд не предпринимал ничего.

Несколько недель вся система союзов находилась на грани полной перемены. Герцог Бургундский набрал армию, и многие сторонники Карла VII задались вопросом, не станет ли он, как некогда его отец Иоанн при Азенкуре, настоящим оплотом Франции против английского вторжения. Потон де Сентрай, приверженец арманьяков, будущий соратник Жанны д'Арк и будущий маршал Франции, вдруг, как и многие другие, оказался в рядах бургундской армии, двинувшейся на Эно.

Настало время вмешаться Бедфорду. Он заставил брата прекратить наступление. Возникли нелады и между супругами: Глостер подзабыл жену и увлекся служанкой [95] с которой просто-напросто вернулся в Англию. Папа расторг его баварский брак, и Глостер женился на любовнице. Что касается Филиппа Доброго, тот перевел дух.

Прошло три года. В 1428 г. герцог Бургундский наложил руку на наследие своей кузины Якобы. Но он понял, что англичане отнюдь не намерены облегчать ему экспансию в устье Рейна.

С другой стороны, он знал, что, слишком активно втягиваясь в военные операции на Луаре, серьезно рискует: герцог Бурбонский вполне мог воспользоваться этим, чтобы напасть на Ниверне и даже на Шароле. Целью Филиппа Доброго в отдаленной перспективе были Нидерланды, но он не собирался между тем терять прочные позиции во Франции.

Отношение к нему парижан было также двойственным. Конечно, арманьяков из представителей «мантии» и деловой аристократии в Париже не осталось. Те из них, кто занимал высокое положение между 1414 и 1418 гг. и не был убит при вступлении бургундцев в столицу, находился теперь на берегах Шера или Эндра. В Париже остались приверженцы Бургундца из этой среды, а также простой народ, который тоже был расколот, но те, кто испытывал симпатии к арманьякам, воздерживались от того, чтобы их высказывать открыто. Тот Париж, который действовал и говорил, был, безусловно, на стороне герцога Бургундского. Тиранию арманьяков не забыли, тем более эксцессы фиска коннетабля Бернара д'Арманьяка.

Но этот Париж тем не менее был не за англичан. Они были там лишними, и самые заклятые враги арманьяков из числа парижан были не слишком уверены в полезности присутствия англичан, с тех пор как люди Карла VII оказались южней Луары. Опасность была далеко.

А ведь Парижем правил Бедфорд из своего дворца Де-Турнель, в то время как Изабелла старела в одиночестве во дворце Сен-Поль, где она умрет в 1435 г. Оттесненный от власти, Филипп Добрый окончательно покинул Париж. После февраля 1424 г. его здесь больше не видели, только однажды в 1429 г. он заехал на неделю. Те парижане, которые симпатизировали бургундцам, но не англичанам, очень скоро упрекнут герцога Филиппа, что он их оставил. Когда в 1461 г. дети современников Жанны д'Арк снова увидят в Париже герцога Бургундского, участвующего в торжественном въезде Людовика XI, один мясник строго его окликнет: «Вас долго ждали!»

Впрочем, герцогом, дорогим для парижского простонародья, был Иоанн Бесстрашный, крестоносец, герой Никополя. А также демагог, отличавшийся показной щедростью. Деловые круги были ему обязаны восстановлением в 1412 г. муниципалитета, некогда упраздненного в наказание Парижу за то, что во времена майотенов он заставил монархию трепетать. Интеллектуалы из университета нашли в его лице принца, без которого «реформы» остались бы просто речами без последствий и без завтрашнего дня. Филипп Добрый был мало известен среднему парижанину. Его почти не видели. Он был сыном своего отца. И немногим более.

Можно ли сказать, что Париж находился в полном подчинении у англичан? В ратуше и в Шатле дела города вершили парижане. Парижский прево с 1422 по 1436 г. Симон Морье был сыном советника парламента и сам прежде служил дворецким у Изабеллы. Судьи по гражданским делам Жан Соваж и Жан де Лонгей, судья по уголовным делам Жан л'Арше были парижскими юристами. Купеческий прево Юг Ле Кок был советником парламента, его преемник Гильом Санген — менялой, давно обосновавшимся на Большом мосту. Филипп де Морвилье, убежденный бургундец, первый президент парламента, был адвокатом из Пикардии, приехавшим в Париж в качестве советника Шатле в 1411 г. Во всех судах, во всех органах управления, в церкви и даже в университете у власти были прежние приверженцы Иоанна Бесстрашного.

Разумеется, в Париже находились английские солдаты. Горожане их ненавидели как шумных и драчливых вояк, а не как англичан. Их часто видели в тавернах, они были выгодными клиентами проституток с улицы Глатиньи или Тиронского публичного дома, но в парижском населении они составляли ничтожную долю. В самый разгар этой оккупации, которая оккупацией не была, капитан Бастилии Джон Фастолф имел под началом всего восемь латников и семнадцать лучников. Включая раненых, англичан в Париже не было и трех сотен. Как ни обезлюдела столица, она все-таки насчитывала от пятидесяти до ста тысяч жителей.

Если англичан парижанин видел редко, то он хорошо ощущал экономические преимущества, которые принесла ему ситуация, возникшая в результате англо-бургундской победы. Основная часть сухопутной торговли Парижа приходилась на северные области — Пикардию, Артуа, Фландрию, Эно. Дорога на Аррас или Лилль больше значила для процветания столицы, чем дорога на Лион или Бордо. Этой дорогой везли сукно, вино, а также вайду — синий краситель, который на Юге называли пастелью и который был тогда в большой моде.

Зона экономических сношений Парижа достаточно известна. Счета за аренду торговых мест на ярмарке в Ланди позволяют выяснить, откуда приезжали участники этой ярмарки в конце XIV в., — из сотни городов, больших и малых, две трети которых находились к северу от Сены, Уазы и Эны. Ланди не имел торговых связей ни с Орлеаном, ни с Ле-Маном, ни с Оксером. Там были представлены все города Мааса и Шельды, но не Луары.

Другим источником парижского процветания, кроме расположения на перекрестке дорог, была река. За счет нее жили крупные купцы, фрахтователи судов для речных перевозок по всей Северной Франции, одновременно торговцы вином, зерном, солью и организаторы финансовых потоков, благодаря которым существовала вся крупная торговля. За счет реки жил также простой народ в портах и лодочники, грузчики и мерщики; она приносила состояние посредникам и присяжным купцам.

Так вот, эти речные перевозки проходили через земли Сены, Ионны, Марны и Уазы. Претерпев несколько перегрузок, вина из Орлеана и земли Бон достигали парижских портов. Сельдь из Дьеппа и Руана попадала в Центральный массив. Но крупнейшими оптовыми покупателями вина были купцы Арраса и Амьена, Абвиля и Лилля. Несмотря на две перегрузки, речной путь все еще оставался лучшим для доставки бонского вина на бюргерские столы фламандских городов. Эта дорога была длинной, но избавляла груз от толчков, из-за которых доски бочек могли разойтись.