За год до победы - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Поволяев cтр.№ 32

«Правдист» вошел в редакцию, в охраняемый подъезд, откуда через подвал, выводящий в типографию, вышел с территории. Убедившись, что хвост обрезан, помчался на вокзал, сел в первый отходящий поезд, на который имелись билеты… Он бросил в Москве все – дом, жену, работу, ребенка, деньги – уехал только с тем, что было в кармане, – трудовую книжку оставил в отделе кадров и никак не востребовал ее, – не объявился ни словом, ни окликом, ни дыханием, – был человек и не стало его – исчез! Растворился в воздухе, закопался в землю, нырнул в воду и лег на дно – и вскоре в «Правде» о нем забыли.

Через полгода он был арестован в Курске: работал на местном кожевенном объединении инженером по технике безопасности, благо окончил когда-то кожевенно-галантерейный техникум.

От новостей об арестах по «Комсомолке» носились холодные ветры, люди застывали за своими столами, скрипели перьями, стараясь не пропустить какой-нибудь ляп, ошибку, двусмысленность или мелкую букву при переносе слов. А то уже было в одной уважаемой редакции… В тексте «на партийном собрании выступил секретарь областного комитета ВКП(б) тов. Ромазанов» при переносе выскочила тройка букв, которые не поймали даже самые зоркие глаза, получилось: «на партийном собрании выпил секретарь областного комитета ВКП(б) тов. Ромазанов». Двенадцать человек из той редакции поплатились за три несчастные буковки – всех забрали прямо в газете.

Поздно вечером из «Комсомолки» ушла тетя Мотя. Дома она не появилась. Когда, хватившись, начали ее искать, раздался звонок из соответствующего ведомства. Властный железный голос посоветовал прекратить поиски.

Пургина все беды пока обходили стороной.

Прошла зима – хлипкая, мягкая, с дождями, которые раньше в Москве вроде бы и не случались, за зимой грянула короткая жаркая весна.

На Дальнем Востоке снова сгустились тучи, начал погромыхивать гром – весна еще не прошла, а в души людей наползла осенняя хмарь, в разговорах иногда возникало незнакомое холодноватое слово, с трудом перекатывающееся во рту – Халхин-Гол.

Газеты о Халхин-Голе не давали ничего, молчали, будто такой реки и не было, а в дома часто приходили короткие бесстрастные похоронки, сопровождаемые бабьим ревом. Молва о Халхин-Голе передавала всякое – и количество убитых, и имена людей, награжденных орденами, слухи обрастали подробностями, часто фальшивыми, из которых нельзя было изволочь – отфильтровав и основательно почистив – не то чтобы правду, даже полуправду, а газеты молчали.

Радио передавало жизнерадостные песни – на композиторов напало вдохновение, родилось немало бравурных, с медью и треском песен, среди которых самой популярной была песня Леонида Утесова, чье имя после фильма «Веселые ребята» стало таким же известным, как имена железного наркома Кагановича, построившего московское метро, и Семена Буденного:

Легко на сердце от песни веселой,

Она скучать не дает никогда,

И любят песню деревни и села,

И любят песню большие города.

Неунывающие остряки переделали слова на свой лад и втихаря, под нос, помыкивали:

Легко на сердце от каши перловой,

Она скучать не дает никогда,

И любят кашу деревни и села,

И любят кашу большие города.

Говорят, фильм «Веселые ребята» очень понравился Сталину, поэтому остряки исполняли свои тексты с большой опаской.

Наконец газеты прорвало – слухи уже нельзя было сдержать, плотина постоянно сочилась, грозила сойти с потоком вниз, – на полосах, начали появляться заметки о героических советских бойцах – в основном пограничниках, которые совместно с монгольскими цириками надавали по мордасам коварным ворогам – только кривые зубы летели в разные стороны, будто щепки, да вьюшка окрашивала носы в «мясной» цвет.

В «Комсомолку» поступило распоряжение – привез нарочный в пакете, заклеенном сургучом, – оформить на Халхин-Гол специального корреспондента. «Количество – 1 чел.», – было указано в бумаге.

Главный вызвал к себе Данилевского. Подвинул ему бумагу.

– Читай, Федор!

Тот неспешно прочитал распоряжение, потом почистил пальцами очки – слишком мутным выглядел текст, – и сказал:

– Я так полагаю – пошлем моего зама.

– Я тоже об этом думаю, – согласился с ним главный, – но не получится ли как в прошлый раз?

Месяц назад заместителем Данилевского по военному отделу был назначен Пургин, новую должность он принял сдержанно, без восторга, поклонился главному и произнес дрогнувшим голосом:

– Постараюсь оправдать доверие!

– Так держать, дед, – энергично сжал ему руку Данилевский, – расти и дальше! Да не забудь выставить шампанское. Если не выставишь – рост прекратится. Фикус надо поливать. Понял?

– Понял, чем дед бабку донял, – Пургин вздохнул.

И вот сейчас речь снова шла о нем – на Халхин-Гол надо было отправлять человека не рядового, события тут закручивались посерьезнее, чем на Хасане.

– Не должно, – ответил главному Данилевский, – сейчас там новый начальник сидит. Раньше был Емельянов, эту фамилию я точно помню, сейчас – другой, тоже с незатейливой фамилией.

– Ладно, давай Пургина, – сказал главный, – лучше его все равно не найдешь. Оформляй!

Но далее сценарий развивался все же по старой схеме, документы на Пургина даже не успели отправить в ПУР, как Данилевскому позвонил комиссар госбезопасности III ранга Прохоров, сказал, что Пургин понадобится для чекистских дел, для него уже определено одно деликатное задание. Справиться с заданием может только Пургин.

– Ясно, товарищ Прохоров! Будем рады вам помочь! – только это оставалось сказать Данилевскому.

Прохоров оставил Данилевскому свой телефон. Б-4—16–14. Мало ли какие вопросы возникнут, так что звоните, товарищ Данилевский!

– Ну что я тебе говорил? – мрачно произнес главный, когда Данилевский сообщил ему о звонке Прохорова. – Давай оформлять новые бумаги. Кто там на очереди? Георгиев?

Главный оперся руками о стол, приподнялся, давая Данилевскому понять, что разговор окончен и медлить больше нельзя – документы в ПУР должны сегодня же уйти.

– Может, поговорить с Прохоровым? Чего они нас тянут за вымя, как дойную корову? – уходя, уже с порога спросил Данилевский.

– И в прошлый раз ты говорил то же самое, – главный с сомнением покачал головой. – Нет. Не надо, нельзя, как ты этого не понимаешь? Это же выражение недоверия. Телефоны этой организации начинаются на «Бе-четыре», достаточно только этого, чтобы все понять, никакие другие организации не имеют телефонов на «Бе-четыре…» Понял? А звонок лишний раз заставит кое-кого почесать пальцем затылок – чего, собственно, там эти деятели из «Комсомолки» сомневаются? Не взять ли их на карандашик? А в наше смутн… – главный споткнулся на полуслове, побледнел, – нет, в наше непростое время взятому на карандашик живется… известно, как живется… Так что уволь, друг Федор!