Порнографическая поэма - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Тернер cтр.№ 59

— Должен сказать вам, что я самая большая сука, с которой вы когда-либо имели дело, — объявил он, тряся указательным пальцем с царапинами от ногтей в дюйме [36] от моего носа. — Я в десять раз подлее, чем Джоан Кроуфорд. Я в сто раз сволочнее, чем Джон, блядь, Уэйн.

Я понял, что Макс просто пытается застремать меня, и выпалил с наилучшим русским акцентом, на который был способен:

— И этот Джоан Кроуфорд — кто есть она, блядь?

В ответ Макс задрал подол своего платья, вытащил хуй и брезгливо приподнял его двумя пальцами. Хуй был небольшой, перекрученный, с торчащими во все стороны черными волосами и сморщенными, как высохший лимон, яйцами.

— Вот кто такая Джоан Кроуфорд, мой сладкий мальчик, — сказал Макс с выражением отвращения на лице. Сильно!

После взаимных представлений Макс обрисовал нам наши обязанности. Нам выделялась комната — комната номер четыре, — в которой мы должны показывать фильм с десяти вечера до двух ночи, безостановочно. Ни при каких обстоятельствах мы не должны были покидать комнату.

— Так что если хотите поссать — делайте это сейчас. Хотите посрать — тоже.

Кроме того, нам запрещалось разговаривать с кем бы то ни было, если только нас о чем-нибудь не спросят. Запрещались любые денежные операции и физические контакты с кем бы то ни было. Закончив, Макс велел нам повторить то, что он только что сказал. Но мы не могли. Мы просто окаменели. Тогда он проговорил все снова, в два раза более отвратительным тоном, и опять потребовал повторить. На этот раз мы справились с задачей. Он, казалось, был удовлетворен. Усевшись на парту, он зажег сигарету, сделал пару затяжек и погасил ее о коврик. Затем повернулся ко мне. Его лицо приняло почти добродушное выражение. Положив руку мне на плечо и нежно сжав его, Макс произнес:

— Мы обычно устраиваем небольшую вечеринку после того, как публика уйдет. Просто для друзей.

Комната номер четыре была расположена за экраном. Не знаю, как изображение проецировалось на экран, и, вероятно, никогда уже не узнаю. Как бы то ни было, между экраном и стеной оставалось пространство шириной около четырех футов [37] , в которое нас и завел младенец, освещая путь электрическим фонариком. Сама комната оказалась небольшой, шестнадцать на шестнадцать [38] . Пол был покрыт линолеумом, три стены из четырех выкрашены в черный цвет, четвертая оставалась белой. На нее мы и должны были проецировать фильм. Мы установили проектор, зарядили кассету, все проверили и стали ждать. И ждали мы очень долго.

Было уже без пяти десять, когда младенец просунул в дверь голову и сказал:

— Мы сейчас открываемся — готовы?

Мы кивнули. Сразу же заиграла музыка. Она была оглушительной. Мы даже не услышали, как захлопнулась дверь. Теперь мы были втроем: я, Робин и образ Дотти Рагнарссон.

— Макс хоть видел фильм? — крикнул я в ухо Робину.

— Не-а, — заорал он в ответ, — не проявил интереса.

Трудно было в это поверить.

— Странно, — прокричал я, — по его виду кажется, что он без ума от таких вещей.

— Все, что Макс хотел узнать, — ответил Робин, — есть ли там мальчики. Когда я сказал, что нет, он ответил: «Плохо!» Может быть, в следующий раз мы поднимем эту тему.

Я согласился — только чтобы приободрить Робина. Парень выглядел как в воду опущенный.

Вошедшие посетители имели на редкость цивильный вид. Робин говорил мне, что здесь будут психи всех сортов, но ничего подобного. Публика была поразительно нормальной. Консервативно одетые, вежливые, сдержанные. В общем, разочаровывающая картина по сравнению с тем, что я нарисовал в своем воображении.

Я спросил об этом младенца, когда мы по окончании работы собрались в офисе и нюхали кокс. Он рассказал мне, что Максова клиентура сильно изменилась за последний год. С новыми, по его словам, было гораздо приятнее и проще работать. Я вполне понимал его. Младенец втянул в себя очередную дорожку. Я последовал его примеру, после чего повернулся к Робину и Максу. Макс на время выпустил изо рта хуй Робина, чтобы объяснить мне, что сейчас в клуб приходят в основном просто богатые уебки, вуайеристы, ищущие острых ощущений. Он сказал, что, по его расчетам, у него есть еще примерно год для работы на этом месте, прежде чем к нему начнут придираться копы. После этого придется куда-нибудь свалить и начинать все заново на новом месте. При этих словах Робин спустил на его красное платье.

Говорила сегодня по телефону с Нашим Мальчиком из Ванкувера. Странно поговорили. Он говорит, что снял Рагнарссонов, занимающихся сексом на балконе с их собакой — Бенгтом-младшим. Подумать только: он отослал пленку для проявки в «Кодак» и получил ее обратно. Проявленной! Но еще более странно вот что: он связался с каким-то парнем по имени Робин, и они собираются показывать этот фильм за деньги. Каков негодяй! Очевидно, он совсем сошел с ума.

Хотя все это трудно представить и я в общем-то склонна думать, что он меня разыгрывает, в глубине души я все-таки допускаю что-то подобное. Ладно, может быть, он все это слегка преувеличил. Может, видел Рагнарссонов голыми, возможно, они обнимались, даже целовались. Но половой акт с собакой! Это невозможно. Не потому, что я думаю, что Рагнарссоны не могут этим заниматься в принципе — просто вряд ли он мог это видеть.

Написала и вспомнила: третьего дня ходила с нашей группой на лекцию в Уитворт. Анджела Картер проводила беседу по своей только что вышедшей книге о маркизе де Саде, женщинах и порнографии. Многое из того, что она говорила, было выше моего понимания, но пару-другую мыслей я записала. Очень интересная лекция. Обязательно расскажу о ней Нашему Мальчику.

Сексуальные отношения между мужчинами и женщинами всегда вскрывают социальные отношения в обществе, и, если показываются открыто и честно, обязательно содержат критику этих общественных отношений, даже если порнографист никогда не ставил перед собой такой задачи.

Общество, в котором доминируют мужчины, производит порнографию, в которой всецело доминируют женщины.

Когда порнография служит… укреплению превалирующих в данном обществе идеологии и системы ценностей, к ней относятся терпимо; когда она вступает с ними в противоречие, ее запрещают и преследуют.

Когда к порнографии приклеивают ярлык «искусство» или «литература», на ней таким образом ставится печать элитарной культуры, и большинство обывателей начинают принципиально избегать ее, боясь скуки.