— Будемте же ж фривольны! — пропела Эмилия Сент-Клэр. — Я хочу, чтобы все вы были пугающе безумны! Во мне так ощутима нужда чего-то иного!
И все они принялись быть фривольными, безумными, иными. Интерпретативная танцовщица кинулась наверх облачаться в свои регалии Тысяча-и-Одной Ночи. Красивые руки Сергея на клавишах исторгли очарование сюиты Заггуса. Злой Жидовец утомленным гоном описывал свои последние переживания с Чудовищем Конго и ангельским дамасским беспризорником в Сади-бель-Аби: с бритвами и веревками. Полли оскорбляла молодого бостонского студента:
— В самом деле, вы действительно изучаете инженерию? То есть — и впрямь?
— Да! — улыбался парнишка из Б. К. (а Роджер сиял). — Я иду на стипендию в М. И. Т., сюда я привез кое-какие свои домашние задания по исчислению, чтобы немножко поработать… ха! ха! ха!.. надеюсь, я найду время на учебу. А вы учитесь где-то?
— И вы к тому же изучаете Аквинского? То есть — действительно на самом деле?
— Конечно! Ха ха!
Полли отвернулась.
— Ха ха! — вскричал студент Б. К., голос его сорвался на последнем «ха». Роджер накинулся на Полли и прошипел, совсем как гадюка:
— Сука ты распутная!
— Ой, ну Роджер, не обращай на меня свою женственную ярость, — устало пожаловалась Полли.
Эмилия Сент-Клэр фривольно рассмеялась.
— Ах бостонцы, — прошептала она в восторге. — Вы невозможные, чудесные люди.
Интерпретативная танцовщица вступила в залу и принялась покачивать своими нагими бедрами, а у нее в руках позвякивали крошечные колокольчики. Она танцевала, она танцевала! Вскоре пот уже струился из ее плоти, словно похоть. Все смотрели на нее не отрываясь. Мерзкое зловоние наполнило залу; дым, спиртное, сладострастие, ароматы, благовония от нефритовых Будд. Дворецкий Воаз выглядывал из-за портьеры и наблюдал. Ни звука не раздавалось, кроме крохотных звенящих колокольчиков, осандаленных ног и тяжелого дыханья.
Восток! Восток! — думали они. Куда? Динь, динь.
А снаружи — безумная луна время от времени посматривала сквозь разрывы туч. Ветер стонал, ели скрипели, все было в своем темном одеянье. По дорожке приблизилась фигура. Она пересекла лужайку и приблизилась к окну. Она заглянула внутрь.
Трансцендента! Трансцендента!
Спляшем бешену каденцу!
Полли подбрела к окну с «Фатимой»
[92]
, нежно удерживаемой в белых, хрупких пальцах. Она сказала Джойс:
— Дорогая моя, когда же ты наконец представишь этого своего «интересного» друга?
— О Полли, — пропела Джойс, поблескивая темными глазами, — ты будешь просто обворожена. У него такое самообладание!
— Что же он делает? — Слова Полли утонули в бурленье беседы, оживляемой легким смехом; в зале позвякивали бокалы, позвякивало фортепиано, позвякивали голоса.
— О, ничего он не делает, — беспечно ответила Джойс, — он просто ничего не делает.
— А на самом деле? — лениво протянула Полли и медленно пошла к окну; глаза мужчин, сидевших в креслах, на тахтах и стоявших у камина, у чаши пунша, следили за медленным развертыванием ее обильного тела, за полной плотью, что, казалось, рвется на волю из тугого бархата ее платья, они смотрели на ее сливочную спину с чувственной ложбинкой, направленной вниз, к круглому несдержному усесту (подобному тому, что у коровы, которая вся в цвету после не одного лета тяжелого фуража); они отметили плечи — две блестящие слоновые кости, грудину — заснеженные равнины пред горою; они наблюдали. Глаза их блистали. Члены Полли лениво перекатывались. Она остановилась у окна глянуть наружу, в дикую ночь.
Она завопила!
Хи хи хи хи! Хи хи хи хи хи! Она вопит! Она вопит!
За окном был Доктор Сакс. Глаза его изумрудно зелены, и они сверкнули при виде нее. Они загорелись восторгом от ее вопля. Когда она рухнула без чувств на пол, Доктор Сакс зашвырнул накидку на плечи и плавно поскользил к парадному входу. На нем была большая шляпа с широкими полями самого цвета ночи. В следующий миг он уже яростно звонил в дверь, стучал в дубовые панели своим суковатым посохом.
Все подумали, что с Полли случился некий припадок (она, знаете ли, апоплексичка); ее перенесли на диван и дали воды. Воаз невольно зевнул и пошел к двери, его длинные черные ботинки скрипели по ковру мрачного вестибюля. Он открыл дверь с тщательным лакейским росчерком.
Мерзкий ветер, дышавший зловонной грязью болот, влился в затхлый вестибюль. В дверях стояла фигура в накидке.
Воаз завопил, как женщина. Рыча, Доктор Сакс вошел.
— Я Доктор Сакс! — провыл он дворецкому. — Я сам представлюсь!
Доктор Сакс влетел в салон, его накидка текла и вилась, широкополая шляпа скрывала тайную, злобную ухмылку. Лицо его слегка лиловело, у него рыжели волосы и рыжели брови, а глаза неистово зеленели и сверкали радостью. Он очень высился. Своей черной накидкой он обмахнул их всех и испустил счастливый рык.
— Приветствую! — провыл он. — Приветствую всех и каждого! Могу ли я влиться в ваше очаровательное общество? Могу ли присоединиться ко всем вам?
Трансцендента! Трансцендента!
Спляшем бешену каденцу!
Вопли! Вопли! Вопя, все женщины попадали наземь, одна за другой! Ха ха! Они падали, падали! Мужчины побледнели, некоторые пригнулись к полу, некоторые остались стоять, окаменев от ужасов. Эмилия Сент-Клэр лишилась чувств на диване! Хи хи хи! Хи хи хи хи хи!
Доктор Сакс метнулся к графину и налил себе бренди «Наполеон». Крутнулся на месте и оказался лицом к лицу с ними всеми; лишь немногие мужчины стояли пред ним, трепеща.
— Что тебя гложет, мой морок? — вопросил Сакс, подступив к одному из более стойких уцелевших. Тот опрокинулся и со стоном лишился чувств. Доктор Сакс огляделся, его зеленые очи сверкали лучами ядовитого света.
Он забавлялся, нет — восторгался!
— Сколь интересны вы, о бледные соседи, вестимо не откажете мне в капельке гостеприимства! — Нет ответа. — Э? — требовательно вопросил он. — ЭЭ? — провыл он, оборачиваясь к молодому дворецкому Воазу, который шатко проследовал за ним по вестибюлю и теперь цеплялся за покровные портьеры. Однако зловредная улыбка Доктора Сакса отправила сего молодого человека в бегство прочь по коридору и в полоумную мартовскую ночь, а длинные ботинки его хлопали.
Доктор Сакс добежал за ним вслед до двери, летя и погоняя свою тень в вихристых одеяньях:
— Он бежит! Бежит! Хе хе хе! К вампирским туманам бежит имбецил! Хе хе хе!
На миг Доктор Сакс приостановился у входа и обозрел разор салона с немалым восторгом. Лишь один молодой человек стоял, доблестно покачиваясь, — молодой студент Бостонского колледжа. Ликуя, Сакс потер посохом лиловую челюсть; огненные его брови свелись воедино над орлиным носом. Неимоверно он захохотал; радости его не было скончанья; его личное знание мира так и рвалось из лиловых губ, публикуя тайную мудрость для всех сознающих, громадный зловредный юмор, невообразимую информацию, что таилась, съежившись, в этой нечестивой голове под черной широкополой шляпой. Затем, с окончательным фырчком злорадства (и вот тут впервые можно было засечь в его тоне чуточку одиночества), он развернулся на пятках и выплыл из Трансценденты, смешавшись с ночью, как ночь, исчезнув в зловещем мраке чащобы, лишь на миг помедлив, дабы расхохотаться еще раз громадным раскатом издевательства над миром. И пропал.