Доктор Сакс - читать онлайн книгу. Автор: Джек Керуак cтр.№ 31

Доктор Сакс засвидетельствовал свое почтение Эмилии Сент-Клэр и ее гостям и как явился, так и ушел, тайно, с громадным восторгом, что привел в замешательство все знание, здравый смысл и назначение, собранные человеком в своей жизни. Он знал такое, чего не знал более никто; нечто рептильное; да полноте, человек ли он?

В распахнутую дверь вливалось смердящее влажное дыханье плодородных нечистых болот. На миг в ложбинку мартовских небес полоумно заглянула луна. Все было окутано молчаньем, лишь разрозненные стоны доносились от пораженных смертных.

Хи хи хи хи хи!

Доктор Сакс засвидетельствовал свое почтение.

Хи хи хи хи хи!

Вот сознание начало к ним возвращаться, ошеломленные рассудки зашевелились.

Посмеемся же.

Хи хи хи хи хи!

(finis [93] )

Еще одно странное событие, к тому же — связанное с этим, после того как Эмилия Сент-Клэр выехала из Замка Ривз, в марте (1932), лет семь-восемь и четыре-пять месяцев спустя в продавленной жаркой постели июльского лета, к коему времени Колдун и его силы Зла, собравшиеся со всего света (расходы оплачены) (Сатаной из-под низу), уже располагали достаточным временем, дабы нарушить равновесие мира своими везеньями, особо благосклонным маем (ничего общего со сладкой розой, текущей так весело к синей ночи от Уиэра верхнего Взмута Маррочрепа в Манчестэре, с порогов Арис-тук, с верхних карнизов у огромного гранитного Каменного Лика, из Лаконии, Франконии, Метки, — не в мае Одиссеи Розы, но в мае Демтера-Хемтера-Склума, что перекрестит воздушное небо над гномическим Замком, который-навсегда-будет-видно-со-всех-концов-города, как замок в покрове синеватого дымка в чистом истинном воздухе Лоуэлла — Помню, я открыл глаза после Снов на Гигантской Подушке и увидел эту гномскую массу на вершине далекого холма у серой реки, словно бы мог смотреть на реку сквозь стены своей спальни) — их работа, так хорошо исполненная, они разломали причудливую цепь реальности, и земля дрогнула. Ощутил весь Лоуэлл. Я шел в магазин перед школой в росистохладном мартовском утре, и в почве парка, плоско утоптанной там, где один-на-один детишки борются и возятся с шариками, зазубривалась огромная трещина в земле, в три дюйма толщиной (у Святых Красного Солнца), а ниже едва ль не толще — Некоторые из нас приезжали туда посмотреть, к подножью Змеиного Холма у старых железных кольев и гранитных привратных стен опустелого замка, группы банды Общественного Клуба сбивались вокруг в кучки, пиная эту трещину. За соснами, наверху в замке (в тех же дверях, через которые Кондю слетал к Графине в ту первоначальную ночь) — там стоит Воаз, старый смотритель, он превратил главную замковую залу в свою дымную псарню и теперь душегорбится над пузатой печкой с дровами внутри, у лестницы, старенькая кроватка у креплений, висят арабские цыганские портьеры старых отшельнических украшений, просто Жан Фуршетт Замковых Одиночеств, а не свалки и дымных развалин — Святой, старик был красноглазым святым, слишком много чего видел, вниз по его Древу бежала трещина, Бездна в его ливнях — то первое зрелище Сакса, как столь умело и сообщилось самим Саксом, выседило ему все волосы в одночасье — бормоча, стоял он в дверях, глядя сверху на Воризеля, Кэррафела, Плуффа и всех нас, расследователей землетрясенья. Без комментариев.

Этот инцидент следовало отметить — что трещиной раскрылась пропасть.

Моя мама и я, господи ее благослови, сбежали от той сцены лунической смерти на проклятом мосту и поспешили домой. «Bien, — сказала она, — c’est pas'l diable pleasant (Что ж, это не приятный черт!)» — «Пошли отсюда» — Угол, на котором тот пацан Рыбец двинул меня в лицо, вот он, ироническое возраженье черепастым лунам — Дома волосы мои встали дыбом. Нечто у нас в доме той ночью было как-то витиевато лилово и мрачно. Сестра моя была на кухне — стояла на коленках у настольных смешилок скучных ужинных буден, папаша мой в кресле у «Стромберг-Карлсона» [94] (у подъездной дорожки, у собаки), песчаный откос вынашивает свои секреты Доктора Сакса в ночи пагубнее обычного — Мы рассказали папке про умирающего… в душе у меня играла сумрачная музыка… Я помнил, как статуя Терезы поворачивает голову, как рыбьи головы отрубаются в погребе, как двери зияют настежь в чулане ночи, как в темноте ползают черные пауки (огромные черные) (каких я видел в Замке, когда все взорвалось), фантастические грукующие бельевые веревки белопокровили в ночи, оверевленные кварталы увешивались простынями, мерзотности в эльфически-шаловливом кельтском долоте, аромат цветов за день до того, как кто-нибудь умрет, — ночь, когда умер Жерар, и все рыданья, вопли, споры в спальнях дома на Больё-стрит в бурых мраках семейства Дяди Майка (Майк, Клементина, Бланш, Ролан, Эдгар, Виола — все там были), и моя мама плачет, во дворе кузены пускают шутихи против нашей воли, нынче полночь, и отец мой замотан и обеспокоен: «Ладно, Ти-Жану и Нин можно пойти к Дадли» (Тетя Дадли тоже там, сломленная родня и возбужденная-смертью родня ужасно топчется по кругу, в чердачном ряду фумигация, все, что я когда-либо терял и никогда не умел найти, беспрестанный мой страх, что кто-нибудь из родителей или они оба у меня возьмут и умрут) (одной этой мысли мне хватало, чтобы понять смерть) — «Ну об этом ты не беспокойся», — говорит мой отец — сидит, мрачнея надутыми губами, что сияют в кухонных огнях ночи 1934 года летом, ожидает, что я — Вдруг слышим громогласный грохот, от которого сотрясается весь район, будто мир-арбуз огромным баллоном рухнул на улицу снаружи, дабы еще раз напомнить мне, и я такой: «Ooooh coose que ca?» [95] — и на мгновенье все прислушиваются, а сердца бьются, как у меня, и опять там БУМ, потрясая землю, будто старый отшельник Плуфф в своем погребе на углу вез домой свой секрет со взрывными выхлопами адской топки (может, он сообщник Сакса, а?) — весь дом, земля трясется — Теперь я знаю, это глас рока, что пришед пророчествовать смерть мою под должные фанфары — «Это пустяки, просто там старый Маркан лупит по бревну топором, frappe le bucher avec son axe —» — и стукнуло, бум, тут-то мы все и поняли, так и есть. Но тогда, клянусь, что-то ужасно чудное было в Маркане с его топором так поздно ночью, раньше я его так поздно никогда не слыхал, ему не давала спать смерть, у него этой ночью был уговор срифмовать свой топор с похоронами моего страха, а кроме того, непосредственно рядом со старым Плуффом и его домом, что полон портьер, смерти, четок, на дворе у него было полно цветов, я чего-то не понимал в запахах чужих домов и сопутствующих роке и скуке в оных —

Но внезапно мы услыхали, как из-под земли по соседству исходит обширнейший стон — Переглянулись в страхе. «С-т-о-о-о-о-н» —

«о-у-у-у-у-» — в шелухнявую смерть материализовался чертов Лунный Человек в зернореальной земле — Глядел мне прямо в лицо — «Ооооо» — Человек Смерти, недовольный своим мостом, явился пугать меня, стонать на придверном коврике у моей мамы и преследовать А М Р Е С Ы ночи.