Королевская аллея - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Шандернагор cтр.№ 58

Когда на них глядишь издалека.

Хотя было ветрено и дождливо, я вдруг почувствовала странное искушение войти в эту ледяную воду. Я не могла отвести глаза от тусклого серого зеркала пруда. Кажется, вдали, в лесу, слышались звуки охотничьих рогов; мне показалось, что в кустах промелькнул олень. На миг душа моя словно переселилась в преследуемого зверя, и во мне вспыхнула жадная надежда укрыться от свирепой своры в холодной воде пруда, но, увы, судьба оленя была предрешена: его ждали клыки псов, а не спокойные воды, которых он не сможет достичь… Я почти что забыла этот эпизод, когда, пятнадцать лет спустя, в гроте Сен-Жермена, на краю сонного пруда, мой повелитель настиг свою добычу и насладился горько-сладким плодом этого воспоминания…

Не стану утомлять вас другими пустяшными сокровищами моей памяти, — нынче они кажутся мне, как покажутся и вам, бесполезными и ненужными. Мое жизненное путешествие уже позади, скоро я достигну обетованной страны моего сердца, где уже не надобен никакой багаж.

«Решительно, вам нравится жить в обществе вашей смерти!» — шутила некогда госпожа д'Эдикур. Сама она так боялась ее, что, по примеру своей подруги, госпожи де Монтеспан, заставляла служанок бодрствовать ночами, при свечах, в своей спальне, дабы смерть не унесла ее нежданно, во сне…

Не знаю, сможете ли вы прочесть эти последние строки, перо мое совсем затупилось, оттого, что вы, играючи, испортили мне его. Однако не стану переписывать: будет только справедливо, если вам, по достижении двадцати лет, придется пожинать плоды своих шестилетних шалостей; пусть это послужит вам уроком и научит, что все мы, рано или поздно, расплачиваемся за наши проступки.

Когда я гляжу, как вы, сидя рядом, терзаете мое перо, царапая им бумагу и то и дело ставя кляксы в тетради, я спрашиваю себя, что побудит вас прочесть мои записки? Дружба? О, дружба может связывать старую женщину с девочкою, но не девочку со старой женщиною. Любопытство? Или же любовь к истории?

Если это будет желание узнать получше хронику прошлого века, вы вряд ли останетесь довольны мною — я слишком поздно занялась государственными делами: в первой половине моей жизни я создавала мою собственную историю, а также историю других людей. Перечитывая записи, я вижу, что не описала многие события, важные для Франции — вторжение голландцев, героический переход французов через Рейн, захват Франш-Конте, завоевание Фландрии в войне против Европейской коалиции. Не написала я и том, что, несмотря на непрерывные войны, к коим принуждали нас враги, мы сумели восстановить финансы, торговлю и флот, навести порядок во всех областях жизни. И все это заслуга одного человека, который проводил половину жизни в армии, рядом со своими маршалами, захватывая города и страны, а другую — в кабинете, рядом с министрами, входя во все подробности управления королевством. Этот человек мало спал и редко развлекался; не верьте моим описаниям его любовниц и празднеств, — все это была лишь пена его дней. Этот искаженный образ объясняется тем, что я долгие годы жила в обществе его любовницы, его детей и, встречая Короля лишь в светской жизни, ничего еще не знала о его таланте правителя, если не считать слухов и сплетен. Кулисы — не то место, откуда лучше всего видна пьеса…

Если амбиции ваши побудят вас искать путей к возвышению и успеху в обществе, мои записки вряд ли помогут вам: успех не передается по наследству. Каждая жизнь — единственная в своем роде, каждая судьба начинается и кончается с человеком: мне ничем не помогли ни Плутарх, ни Тацит, которых я читала в детстве. Единственное, чем я могу помочь вам, это дать несколько полезных советов, какие бабушки шепчут на ушко любимым внучкам.

И первый из них таков: никогда не совершайте ошибок. Этот совет не грешит оригинальностью, но, поверьте, что если преступления со временем забываются, то ошибки не забываются никогда. Предпочитайте свету тень, — в ней ваши оплошности будут менее заметны; не огорчайтесь неудачами, — сожаления о них — потерянное время, которое лучше потратить на исправление содеянного…

Вы можете быть честолюбивой, изменять вашим друзьям, вашим любовникам, вашим принципам, — но никогда не изменяйте самой себе, уважайте представление о собственной личности, и пусть ваша тяга к дурной славе, если вы не сумеете ее победить, не заслонит вовсе стремление к доброй репутации…

Что же еще полезного посоветовать вам? Что можно, успеха ради, немножко верить в Бога и гораздо больше — в себя самое, но ни в коем случае ни в других людей? «Опасайтесь надежды, — говаривал Король, — она плохая помощница». Однако не отказывайтесь и от надежды, ибо люди, если они и не добры, все же слишком непостоянны, чтобы всегда быть злыми, что же до Фортуны, то она еще изменчивее: иногда кажется, что хуже некуда, а вдруг, глядишь, и все переменилось. Впрочем, и в неудачах есть свое преимущество: они учат нас куда лучше, чем легкий успех…

Все эти соображения отнюдь не новы, да я и не претендую на оригинальность.

Но когда я пишу для вас, я, увы, не продвигаюсь по пути того отстранения от жизни, которое необходимо в конце жизни, более того, — радуюсь так, словно разделяю с вами ваше двадцатилетнее тело и юную душу, словно все могу пережить заново. Сколько воспоминаний возвращают меня в тот суетный мир, который, как мне казалось, я покинула навеки!

Да, отречение от этого мира дается нелегко, — даже мои восемьдесят четыре года не помогают мне в этом. В самом деле, старость замечательна! — воспоминание о прошлом убивает, настоящее подогревает нетерпение, будущее сковывает страхом… Не лучше ли было бы, чтобы смерть одним взмахом разрывала цепи, приковывающие человека к жизни, когда ей уже нечего ему дать; но кто из нас найдет в себе довольно мудрости, чтобы признать в один прекрасный день, что ему нечего взять от жизни, когда все ее сокровища предстают его взору? О нет, дай мне, жизнь, еще один, самый скромный триумф, самый мимолетный поцелуй, самую призрачную тень надежды, самую легкую улыбку, самую горькую слезу!

Что касается меня, я наделена слишком хорошим аппетитом, слишком сильными страстями и жизнестойкостью, чтобы так холодно и философски смотреть на вещи; что бы я ни говорила вам, боюсь, что ненасытно люблю жизнь.

Весна 1675 года выдалась необычайно холодной; такой стужи в стране не видывали уже более ста лет. Жестокие порывы ветра сотрясали черепичные кровли Версальской часовни, потоки дождя бились в витражи, словно волны урагана в борт корабля.

Наступил первый день поста. Громовой голос отца Бурдалу разносился над завитыми париками, кружевными чепчиками и даже над самими коронами; слыша горькие истины, которые прелат обрушивал на них с беспощадной мощью Господнего дровосека, придворные низко склоняли головы.

Накануне отец Маскарон совершил тяжкую оплошность во время своей проповеди. При Дворе мужество, ежели оно не приправлено большой толикою лестью, бесполезно; святой отец, избравший темою войну, слишком далеко зашел, открыто осудив политику завоеваний и грядущих военных кампаний и объявив ее разбойничьей; Король не на шутку разгневался.