Королевская аллея - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Шандернагор cтр.№ 50

Приказы Короля не обсуждаются. Познакомившись как следует с Двором, я поняла, что буду лишена здесь всякой свободы, а по моему рангу и состоянию не смею претендовать на достойное положение, однако, нужно было подчиниться, и я заранее настроилась спокойно принимать жизнь, на которую меня обрекали.

Странное дело: именно в это время мне начали сниться необыкновенные сны, сулившие самые радужные перспективы, весьма далекие от тех печальных предчувствий, с какими я покидала Вожирар. В конце 1673 года мне привиделось ночью, будто я взлетаю под своды церкви, тогда как все прочие остались внизу, у меня под ногами. В другой раз мне был сон, что я всхожу по парадной лестнице Версальского дворца вместе с госпожою де Монтеспан, и вдруг она начинает съеживаться и уменьшаться, тогда как я, напротив, вырастаю до огромных размеров. Я без всякой задней мысли пересказала этот сон фаворитке, и она страшно разгневалась. Маркиза всегда охотно слушала всякие пророчества, но тут она слишком ясно увидела дурное предзнаменование.

Я же вовсе не суеверна и уповаю не на сны, а на заслуги, на упорство и на силу, которая вырывается наружу из глубин страстной натуры, когда ее слишком долго обуздывали и держали взаперти.

Так в королевских садах взмывают к небу тугие сверкающие фонтаны, чьи кипящие струи долго текли по узким трубам, накапливая подспудную силу, которая в конце концов и выбросила их наверх. Взрыв этот поражает своей неожиданностью, но не стоит забывать, что мощь, его породившая, возникла под землей, в ее темных, потаенных недрах.

Парадные апартаменты госпожи де Монтеспан в Сен-Жерменском Шатовье во всем походили на свою хозяйку: они отличались экстравагантностью и более напоминали волшебную пещеру, нежели обычную гостиную.

В самом центре высились две скалы, откуда в широкие бассейны с шумом низвергались душистые струи воды; в расщелинах камней благоухали туберозы и жасмины: чучела диких зверей, скрытые за ними, показывались, каждое в свой час, и, издав свойственный данному животному крик или рычание, указывали, столь оригинальным образом, время дня; на самой вершине сидел Орфей с лирою, а зеркальные стены бесконечно множили образ этого волшебного грота и его автоматов. Вся эта механика, на первый взгляд поразительная, довольно скоро надоедала, однако мои маленькие принцы, как, впрочем, и их отец, неустанно восхищались ею.

В других комнатах чудес было не меньше: госпожа де Монтеспан выращивала козлят и поросят среди позолоченных ламбрекенов; маленькие слуги-мавры, разукрашенные жемчугами и изумрудами, водили ягнят на ленточках, дрессировали обезьянок и обучали пению целую армию пестрых экзотических птиц; белые мыши в клетках ждали, когда маркиза запряжет их шестеркою в крошечную коляску, чтобы продемонстрировать Королю.

Я проводила дни в прохладных гротах Цирцеи, возле каскадов; мой маленький герцог, по-прежнему не ходивший, сидел рядом со мною, а граф Вексенский бегал взад-вперед, восторженно аплодируя механическим чудесам материнских покоев; оба мальчика были разряжены почти так же роскошно, как обезьянки и мавры, и должны были, подобно им, развлекать гостей. Эти последние хвалили милое личико Луи-Огюста и живость Сезара, делая вид, будто не замечают немощь первого и сгорбленную спину второго, которую не мог скрыть даже жесткий корсет. Одна только Мадемуазель де Нант, благодаря своему младенческому возрасту, избегала этих утомительных представлений.

Что же до самой «Атенаис», нельзя сказать, что она безраздельно владела чувствами Короля: монарх не отличался большим постоянством и, пользуясь случаями, когда его любовница бывала больна или беременна, услаждал себя на стороне, — правда, чаще всего с ее же служанками или приближенными, так что королевские милости ограничивались, как правило, домом «прекрасной госпожи». Ввиду скромного положения предметов его внимания, госпожа де Монтеспан не огорчалась этими мелкими изменами и рассматривала их скорее как услуги, нежели как соперничество; подозреваю, что все они происходили с ее молчаливого согласия и под ее контролем.

Так, Король почтил своим вниманием горничную своей возлюбленной, мадемуазель Дезейе. Однажды мы болтали с нею, сидя в передней маркизы, и она призналась мне, что Король осчастливил ее не один раз. Она даже хвасталась, что у нее есть от него дети, в чем я позже убедилась и сама. Мадемуазель Дезейе не была ни молода, ни красива, просто Король часто сталкивался с нею, когда любовница его бывала занята или ей немоглось. Она донесла мне также, что у монарха есть свои тяготы и что иногда он целыми часами сидит у камина в задумчивости, испуская тяжкие вздохи.

Таковые тяготы были и у меня, и я пыталась развеять преследующую меня меланхолию долгими одинокими прогулками в парке и в лесу.

Жизнь при Дворе наполняла мою душу тоскою и отвращением. Я никак не могла свыкнуться с безумными нравами этого общества и, еще менее, с глубокой скукою, там царившей.

При Дворе никто, кроме Короля, его министров и маршалов, ровно ничего не делал. Дни протекали в пустой болтовне, в играх, в интригах. Дамы проматывали сотни и тысячи ливров в «бассет» и «фараон», днем и ночью набивали желудки конфетами и вареньями, напивались крепкими ликерами или, во избавление от скуки и забавы ради, принимали слабительное; я знала многих особ, которые страстно увлекались клистирами и кровопусканиями. Таким образом ублажали тело; духовная жизнь сводилась к занятиям астрологией и графологией, изучению таро [50] , изготовлению приворотных зелий, всевозможным гаданиям и черной магии. Довершали это пустопорожнее существование сплетни о семействе Короля. Один его взгляд, одна улыбка на целую неделю давали пищу для разговоров, а уж стоило ему обронить «слово», как пересудов хватало на весь месяц.

Проведя многие годы в самом блестящем и остроумном из парижских кружков, я теперь страдала от удручающей духовной пустоты. Одна лишь герцогиня де Ришелье, которую я, правда, видела крайне редко, только если ей удавалось на минутку оторваться от Королевы, ее собачек, ее испанских камеристок, ее шутов и спуститься в «комнаты Дам», напоминала мне о прежней жизни; однако Двор мало-помалу отнимал у меня и это скромное удовольствие: герцогиня уже ценила мое общество не так высоко, как прежде, — она любила покровительствовать бедным и не терпела, когда они возвышались независимо от нее; тот факт, что ее несчастная протеже попала ко Двору без ее содействия, казался герцогине самой черной неблагодарностью; она предпочитала госпожу Скаррон в платье из холстинки госпоже Скаррон в златотканом наряде.

Не находила я утешения и в самом дворце: Сен-Жермен был мне глубоко противен. Правда что окрестности его очаровательны, местоположение удачно, зато строения отнюдь не радовали взор. Они выглядели громоздкими и неуклюжими, кирпичные стены смотрели уныло, парадный двор отличался редким безобразием, а внутренние покои — капитальными неудобствами.

Блестящие празднества, балы, оперы, фейерверки и спектакли, которые следовали непрерывной чередою, дабы развлечь скучающих придворных, не могли скрыть то отвратительное, что бросалось в глаза по их окончании: идя по двору, приходилось лавировать между лотками и прилавками, где дворецкие продавали — разумеется, в свою пользу, — еду «с тарелки Короля» (иными словами, остатки пиршеств); чтобы попасть в великолепные покои монарха и принцев, нужно было сперва протиснуться сквозь толпу дворцовых прихлебателей и бедняков, неотступно дежуривших у дверей, задыхаясь при этом от вони прогорклого жира, давя ногами куриные кости, ребрышки овсянок и хлебные корки; внутри дворца вам предстояло сомнительное удовольствие взбираться по темным лестницам, склизким от испражнений людей и собак, проходить по лестничным площадкам, заваленным мусором, и передним, где царил стойкий запах пота и отхожих мест. Король и его брат с детства привыкли жить в грязи и смотрели на это просто, а если неудобства терпит сам монарх, то придворные и подавно вынуждены с этим мириться. Хорошо, если по пути вам удавалось избежать карманников и воров, которыми буквально кишели салоны, и уберечь от них жемчужное ожерелье или кружева с юбки; и вот вы наконец попадали в свое помещение, обычно являвшее собою какую-нибудь каморку без окон, без камина, темную и душную.