В ожидании Конца Света - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 32

Теперь читатель понимает, как серьезно я отношусь к симфонической музыке. Хотя дирижеры (чуть не написала беспардонно: «мы, дирижеры») нельзя сказать, что люди всегда строгие и серьезные. Иногда они разыгрывают и зрителя, порой и музыкантов, часто шутят. И в концертах, где сидит неискушенная публика, бывают даже конфузы.

Ну вот, например, конкретная история.

Большой концерт. Официальный, приуроченный к какому-то государственному празднику. С присутствием высоких персон. Не в смысле роста, а в смысле должности. На самом-то деле высокая персона, что на концерт пришла, оказалась маленькая, широкенькая. Она притащилась в зал, персона эта, уселась, а ножки у нее, вернее, у него, болтаются и до пола не достают. Но зато часы клёвые и охрана приличная — парни как трехстворчатые шкафы…

В нынешней ситуации, когда во власть идет… как бы это сформулировать поприличней, ну, скажем так, деклассированный элемент. Да еще и с лихим прошлым… Понятно, что их всех охранять надо. А охрану ОБУЧАТЬ. И не только приемам рукопашного боя, восточным единоборствам, но и… азам классической музыки. А вдруг персона классику послушать сподобится? Вместе с охраной (как же без нее, филармония все-таки!..). Ее-то саму — персону — обучать этим самым азам поздно уже. Да и бессмысленно: у них, как говорится, на другое ум головы заточен. А охрану надо. Потому что может выйти такой конфуз, ну такой конфуз может выйти… Рассказываю.

Словом, пришла, села персона. Вокруг персоны суетятся, юлят, программку, то-се. Рядом персонина супруга в атласном длинном и в убиенных нежных маленьких зверьках, дальше в этом же ряду персонины приближенные с супругами, тоже в убиенных животных, занесенных в Красную книгу практически. И с ними рядом, через одного, эти промышленные холодильники сидят — охрана. Молодцы такие, бдительные. Нервно галстуки гладят, ладошками к уху — связь же там, так, да?

Начался концерт. Играет оркестр легонькое — так, для неискушенных. Ну там хиты всякие классические, узнаваемые. А во втором отделении Штраус. Вальсы, марши, польки. Нормально — персоне и персониным сотоварищам нравится — ничего не могу сказать. Это ж не Вагнера слушать или Шнитке там. Полечки, трям-та-та-там, трям-та-та-там. Персона повеселела даже, ножкой игриво подергивает. Персонина супруга милостиво головой в ритм качает.

Ну а я за их спиной — там журналистов посадили, — я, как всегда, мысленно дирижирую и ни на что не обращаю внимания. И тут вдруг после шквала аплодисментов конферансье объявляет:

— Иоганн Штраус. Полька. «На охоте».

Следом вылетает дирижер, элегантный, счастливый. Концерт идет к концу, все хорошо. Выходит, значит. С этим в руке… С пистолетом выходит. И говорит, повернувшись к залу, роскошным баритоном, подняв пистолет:

— И напоследок…

Пошутил.

Вот что бы нормальные люди подумали? Они спокойно сидели бы, предвкушали бы. Потому что знают про пистолет в польке Штрауса «На охоте». Но там же сидели… Я говорила как-то знакомым музыкантам — хотя бы готовить этих. Перед каждым концертом их готовить. Типа — это такое произведение, а в этом будет очень громко — не бойтесь, а тут вот — постреляют чуть-чуть…

Но нет, не подготовили…

И тут уже началось другое шоу. Дирижер, бедный, даже не успел вот этот вот — ауфтакт, мной любимый до глубины души жест, жест-импульс, жест-сигнал, жест-знак магический, который настраивает на произведение весь оркестр. И ведь ни персона, ни персонины соседи не знали, что пистолет стартовый и в этой полечке используется как музыкальный инструмент. Там же как, вначале, — бах-бах! И потом еще в конце ти-ри-та-ра, потом тааааа — и опять выстрел пистолета: бах-бах! Потом опять: тирирааааааа и бах-бах! Некоторые и в середке стреляют — потому что нравится же. Ба-бахать.

Обычно эту партию выполняет ударник, но иногда и дирижер. Есть такие в моем серьезнейшем дирижерском цехе, кто похулиганить любит. Не отходя при этом ни на йоту от партитуры. Кто, используя свое служебное положение, отбирает пистолет у ударника, типа, дай-ка мне пистолетик стрельнуть пару раз. Я бы тоже отобрала бы. И Вероника Дударова МОЯ точно бы отобрала бы.

Йеэх, какое выступление сорвали!!!

Я же говорила им, господа, говорила же им: берете охрану — устраивайте экзамен! Да и сами… как-то… Пригласили бы кого из старых интеллигентов. Учительниц каких-нибудь из провинции в очечках — путь бы вас чуть подтянули. По всемирной культуре. А то чо-то вскочииили! Побежааали! А эти дураки здоровые — вспрыгнули, обезьяны чисто, пистолет из руки выбили, дирижера схватили, на пол кинули, руки за голову! Персонины дамы завизжааали, в своих атласах запуууутались.

Нет, мы — ничего. Тут главное — успеть фотоаппарат вытащить или хотя бы телефон. Только дирижера жалко было — пострадал…

* * *

И вот я представляю, я — дирижер, привычно и ловко огибая пюпитры музыкантов, выхожу к пульту, оркестр заканчивает разыгрываться, каждый инструмент пока о своем, у каждого свое настроение, свой голос, свой монолог… И вот я выхожу и обращаюсь к публике:

— И напоследок…

Даю ауфтакт…

Ах! аах! Опять задремала. Опять.

Пойду посмотрю, как дети… Поправлю одеяла.

Скрябин? Кошка, ты зачем встала, кошка Скрябин, иди спать. Что «мя»? Какое «кушать»? Ночь на дворе. Спать иди! Пить? Ах, пить. Ну вот, я тебе налью из своей чашки. Пей. Это хорошая вода, что ты нюхаешь? Что ты фыркаешь? Это вода с серебром. Пей.

После наводнения нам привозят сюда питьевую воду. Прошло уже пять лет, а наша вода все еще отравлена и не годится для питья.

Только вчера я ездила туда, на угол квартала, «по воду», как говорят наши соседи. Приезжает большая машина. Парень молодой, Вова, по кличке Водяной, продает воду в больших баллонах. Обычно работает проворно и молча. Очередь движется стремительно — такая странная в наше время очередь — из стариков, старушек или таких, как я, бездельников, которые не ходят на постоянную работу. Особенно колоритно очередь смотрится зимой — чистые пингвины на Южном полюсе.

Как-то, года два тому назад, я пришла чуть раньше, очереди еще не было, но был дождь со снегом и пронизывающий ветер, а он приехал такой веселый, и мне даже показалось, что чуть выпивший. Я его спросила: Вова, ты что это? За рулем же? А он как притопнул весело, прихлопнул, подпрыгнул и выкрикнул счастливо вверх, в небо:

— Сыыыын! У меня сынооочек родился! Сегодня ууууутром!

И я кинулась его обнимать, этого чужого Вову, новорожденного папу, и мы, положив руки друг другу на плечи, прыгали на месте как сумасшедшие и орали:

— А! А! Аааааа!!!

И когда подошли те, кто не побоялся погоды, его тоже поздравляли и обнимали. Ну а потом, через пару дней, он уже делал вид, что ничего такого между нами не было, что мы не скакали радостно по случаю рождения его сына и что он меня не знает. Он сурово хмурился, правда, однажды я спросила его: