Джевдет-бей и сыновья - читать онлайн книгу. Автор: Орхан Памук cтр.№ 60

Выйдя из комнаты, Рефик задержался у двери, за которой лежало тело отца. Он знал, что там находятся два старика, которых утром отыскал и привел Осман — они делали все то, что полагается делать в таких случаях. До этого момента Рефик совсем не думал о них и не пытался представить себе, что они делают. Сейчас, стоя перед дверью, он думал: «Отца раздели, обмыли, теперь заворачивают в саван». Испугавшись, что мысли об этом начнут преследовать его, Рефик открыл дверь и увидел двух человек, торопливо что-то делающих, склонившись над длинным белым предметом, лежащим на кровати. Один из них, бородатый старик с куском веревки в руках, обернулся, услышав звук открывающейся двери.

— Сейчас, сейчас, скоро закончим!

Рефик кивнул и закрыл дверь. Ему вдруг захотелось увидеть жену, и он поднялся наверх. Перихан лежала на кровати, рядом сидела Нермин и читала газету. Увидев Рефика, она отложила газету в сторону и кивнула в сторону Перихан:

— Кажется, ей нехорошо.

— Все со мной в порядке, только стошнило недавно, — сказала Перихан. Поскольку она лежала на спине, живот казался еще больше, чем был на самом деле.

Как всегда, увидев этот страшный живот, Рефик испугался. Потом заметил, что глаза у Перихан покраснели.

— Ты плакала? — обеспокоенно спросил он. Перихан ничего не ответила. — Я тебя очень прошу, не ходи на похороны! — Он посмотрел на Нермин, ища поддержки.

— И я то же самое говорю, — сказала Нермин. — И Айше тоже не стоит ходить. Ей очень тяжело. Я отвела к ней детей, но она так и не перестала плакать.

Выходя из комнаты, Рефик строго сказал Перихан:

— Не ходи, понятно? Я запрещаю.

В соседней комнате, уткнувшись головой в подушку, неподвижно лежала Айше. Должно быть, плакала-плакала и уснула. Джемиль и Лале смотрели в окно. Увидев дядю, они встрепенулись, но по их лицам было заметно, что они чего-то боялись и не раз начинали плакать. Джемиль насупился.

«Ох ты, сейчас плакать начнет!» — подумал Рефик и попытался улыбнуться:

— Выходите-ка в сад, поиграйте немного!

Джемиль насупился еще сильнее. Потом кинулся на кровать рядом с Айше, всхлипывая:

— Я не хочу умирать! Я никогда не умру!

В комнату вошла Эмине-ханым и бросилась гладить Джемиля по голове, приговаривая:

— Тише, маленький, тише, не плачь! Ты еще ребенок, тебе умирать не скоро!

Потом она обернулась к Рефику:

— Осман-бей зовет вас вниз. Там кто-то пришел. — Когда Рефик выходил из комнаты, она простонала: — Ох, какое же несчастье на нашу голову! — и заплакала.

«На нашу голову…» — бормотал Рефик, спускаясь по лестнице. Войдя в гостиную, он увидел, что напротив Османа сидит какой-то человек. Сидел он неуверенно, на краешке кресла, глядел в пол и мял в руках кепку. Подойдя ближе, Рефик вспомнил, где его видел, — это был один из складских рабочих. Рядом сидел другой грузчик, а в углу на стульях — еще двое, тоже с кепками в руках. Склад по праздникам работал, и до них, очевидно, дошло известие о смерти Джевдет-бея.

Увидев Рефика, все встали. Самый старший из рабочих вышел вперед, обнял Рефика и стал что-то говорить проникновенным голосом, но Рефик не понимал, что он говорит. «Я очень волнуюсь, но плакать все равно не буду, — думал он. — Надо закурить». Лицо второго было ему незнакомо, а третьего он сразу узнал — этот рабочий иногда заходил в дом помочь по делам. От него пахло потом и табаком. Смутившись из-за того, что обратил на это внимание, Рефик обнял четвертого рабочего крепче, чем остальных, и что-то невнятно пробормотал. Потом тоже присел на краешек стула.

— Вот, наши рабочие со склада выбрали представителей, чтобы принести соболезнования, — заговорил Осман. — А остальные пошли в мечеть.

— Джевдет-бей замечательный был человек, — сказал первый рабочий. — Как он о нас заботился! За двадцать лет ничем меня не обидел, худого слова от него не слышал!

— Отец тоже всех вас очень любил! — сказал Осман.

Возникла длинная пауза. Потом Осман спросил у пожилого грузчика, упаковали ли ящики, предназначенные для отправки в Анкару. Тот что-то тихо ответил, Осман одобрительно кивнул головой, и снова воцарилось молчание.

Рабочие еще немного посидели, стараясь не глядеть на окружающие их вещи и поменьше шевелиться, чтобы ненароком что-нибудь не задеть. Потом так же тихо и осторожно ушли. Рефик вспомнил о сигарете, которую крутил в руках, и закурил. Осман позвал Эмине-ханым и велел ей открыть окно, чтобы гостиная проветрилась.

Около полудня пришла машина, чтобы отвезти гроб в мечеть Тешвикийе. Пока гроб выносили из дома, отовсюду стал сходиться народ: соседи, садовники, знакомые. Слышались всхлипы, некоторые молодые люди подходили обнять Рефика. Потом вызвали такси, потому что Ниган-ханым была не в силах пройти полкилометра до мечети. В небе ярко светило веселое майское солнышко. Мимо прошел трамвай, украшенный в честь праздника флажками. Ниган-ханым в черном пальто и черной шляпке с вуалью стояла прислонившись к увитой плющом садовой ограде. Осман держал ее под руку. Рефик вспомнил, как однажды мама, гордо прищурившись, сказала одной въедливой религиозной родственнице, что ходит на похороны в черном не потому, что хочет быть похожей на христиан, а просто чтобы выглядеть более серьезно и степенно. Сейчас он не мог разглядеть ее лица из-за вуали. У Османа на лице было выражение стоического терпения. Он поднял голову и смотрел на небо, слегка прикрыв глаза, — наверное, хотел показать обитателям Нишанташи, глядящим на него из открытых окон, с улицы и с другой стороны площади, что предается мыслям о смерти, жизни и вечности. Затем из дверей дома послышались слабые всхлипы. Все понимающе и беспомощно переглянулись. Это была Айше. Вместе с Эмине-ханым, держащей ее под руку, и детьми Османа она вышла в сад. Наконец запоздавшее такси с шумом подъехало к тротуару, и все пришло в движение.

Выйдя из такси, Рефик не стал брать маму под руку, ее вел Осман. Она сняла свою шляпку и надела на голову платок. Медленными шагами направились к мечети. Во дворе среди зеленых деревьев собралось уже много народу. У самой ограды, покуривая и глядя по сторонам, толпились рабочие. Делать им теперь было уже нечего, и они, наверное, скучали. За ними стояли служащие конторы, среди них бухгалтер Садык. С собой он привел жену и детей. Пока Садык целовал руку Ниган-ханым, его жена с почтительным вниманием глядела на вдову. Среди толпы Рефик увидел и Мухиттина: тот рассматривал венки, прислоненные к стене мечети. Еще дальше стояли родственники Джевдет-бея из Хасеки. Их было немного; они робко посматривали на толпу, на мечеть и на окружающие ее новые здания. На балконах, украшенных праздничными флагами, стояли любопытствующие. Окна были открыты по случаю праздника и жаркой погоды. Пассажиры проходящего мимо трамвая тоже с любопытством выглядывали в окна и смотрели на толпу. У входа в мечеть собрались родственники Ниган-ханым — важные, степенные люди, все как один в темных костюмах и галстуках. Подойдя к ним, Ниган-ханым немного приободрилась, высвободила руку и обнялась со своей старшей сестрой Тюркан-ханым. Все вокруг замолчали. Потом к сестрам подошла другая дочь Шюкрю-паши, Шюкран-ханым, и тоже обняла вдову. Осман поздоровался с тетушками. Затем откуда-то появился Сейфи-паша со своим терпеливым слугой. Ниган-ханым, кажется, хотела поцеловать ему руку, но потом поняла, что сегодня имеет право этого не делать. Заметив Рефика, Сейфи-паша по обыкновению нахмурился, но потом, должно быть, решил проявить сочувствие и осторожно, чтобы не показаться неуместно веселым, улыбнулся. Рефик решил выбраться из толпы. Невдалеке он увидел Саит-бея и его сестру Гюлер и попытался вспомнить, что он о ней слышал. Погода становилась все жарче, солнце светило уже не по-весеннему, а по-летнему. На лицах блестели капли пота. Все терпеливо ждали. Пробираясь к стене мечети, Рефик увидел Фуат-бея и Лейлу-ханым. Лица у обоих были очень печальные. Ему захотелось показать им, что он видит их скорбь и понимает, как они любили Джевдет-бея, но не знал, как это сделать, только кивнул им головой, словно говоря: «Я знаю, как вы любите нас и как любили отца, пожалуйста, хватит, не надо больше так горевать!» Потом на глаза ему попалось несколько деловых партнеров отца. Кое-кто из них разговаривал с почтенного вида бородатым стариком, по всей видимости тоже бывшим пашой, возможно дальним родственником, — Рефик его, по крайней мере, не узнал. Были здесь и некоторые знакомые Рефику по Сиркеджи торговцы и банкиры. У них на лицах было немного скучающее выражение, они словно думали про себя: «И зачем я этим праздничным утром открыл газету!» Солнце жарило уже немилосердно. За спинами торговцев стояли венки. Рефик вспомнил, что эти венки недавно разглядывал Мухиттин, и стал читать надписи: «От Фуата Гювенча и его семьи», «От компании „Электрические приборы“», «От отделения Делового банка в Сиркеджи», «От акционерного общества Bazaar de Levant», «От семьи Анави»… Тут к Рефику подошел Мухиттин. Друзья обнялись. По выражению лица Мухиттина невозможно было понять, на самом ли деле он огорчен. Они вместе продолжили разглядывать венки. В обществе друг друга им было как будто не по себе. Мухиттин, похоже, хотел что-то сказать, но не мог подобрать нужных слов. Потом заметил вслух, что вот, мол, и до Турции дошел обычай класть на могилу венки. Сказал он это и не осуждающе, и не одобрительно — так просто. Рефик вспомнил, что как раз по причине распространения этого обычая в Нишанташи два года назад открылась цветочная лавка. Потом они замолчали, прислушиваясь к гулу голосов за спиной. Люди взволнованно переговаривались и перешептывались и выглядели как-то испуганно, точно случился скандал или началась война. Их взгляды, выражение лиц и одежда говорили больше, чем слова. Рефик оставил Мухиттина и направился к входу в мечеть. Снова он оказался в окружении бывших пашей и послов, маминых родственников. Когда он был маленьким, мама брала его с собой к ним в гости, и эти люди улыбались ему и гладили по головке, но с обратным визитом в дом Джевдет-бея никогда не приходили. Сейчас некоторые из них тоже улыбались Рефику, другие ласково на него смотрели. «Когда я был маленьким, они находили меня очень милым ребенком, — думал Рефик. — Интересно, что они думают обо мне сейчас?» Некоторое время он неподвижно стоял, глядя на мать и ее сестер. Рабочие, собравшиеся под деревьями у входа во двор, тоже были неподвижны. Затем Рефик повернулся и прошел немного дальше в глубь мечети, к мраморным колоннам с монограммой султана Абдул-Меджида. Вокруг началось какое-то движение.