– А что с тобой будет? – ужаснулась Ира и еле прошелестела губами:
– Потом, когда…
– Не волнуйся, – чуть отстранилась Таня и заглянула ей в глаза. – Со мной все будет хорошо. Помнишь, я тебе говорила, что только в школе, тогда с Сашей, у меня было чувство, что я не одна, что мы вместе, всем классом… Сейчас у меня такое же чувство – плеча и локтя. Ирочка, тут так много хороших людей, и главное, что они вместе, когда их дети умирают, они помогают другим. И я буду вместе с ними, буду помогать больным детям всем, чем смогу. Вместе совсем другое дело, Ира.
Вот отец Георгий говорил, пророчество есть, что будет на Руси царство праведников, а я не верила, думала, откуда ему взяться, если столько грязи кругом. А теперь точно знаю – будет. Вот дойдем до порога, и тогда будет все по-другому. Мы когда до порога, до предела доходим, обязательно выбираем добро.
– Знать бы еще, где тот порог, – вздохнула Ира.
Татьяна покачала головой:
– Узнаем. В свое время все узнаем.
Ира оглянулась, спускаясь по лестнице. Татьяна стояла, опершись на косяк, и мелко крестила ее спину.
* * *
– Нет, ты видела, видела? Это же полный кошмар! – Ленке удавалось сидеть на месте только потому, что это было место водителя и деваться с него просто некуда.
– Что видела? – не поняла Ира. Она все еще ощущала спиной посылы Таниной руки – раз, два, три, четыре… Глупо. Когда крестят, не считают – раз, два, три, четыре, это ж не производственная гимнастика. Говорят что-то другое. Наверное, «Господи, спаси и помилуй…», но эта фраза не укладывается в ритм, а раз, два, три, четыре – укладывается.
– Такие сложные операции делают, детей с того света вытаскивают, а штукатурка сыплется, в туалете разбитый бачок каким-то пластилином замазан, кормят одной кашей. Свинство! Куда они деньги девают, которые за операции берут?
– Куда-куда! – возмутилась Ира, недовольная, что Ленка своим напором не дала ей додумать разговор с Таней. – На оборудование, на одноразовые материалы, на замазку для разбитого бачка и крупу для каши. И деньги они не со всех берут. Вернее, не все могут платить.
Ты бы смогла сказать матери с больным ребенком – раз нет денег, вот и идите на все четыре стороны? Не смогла бы. Вот и они не могут. У них больше половины бесплатники, на которых копейки выделяют, если вообще выделяют. Родители на них молятся, а ты сразу – свинство.
Анютку видела? Она теперь наверняка поправится.
Ира не сказала правду об Анютке из какого-то необъяснимого суеверного страха, ей показалось, что если как можно больше людей будут уверены в Анюткином выздоровлении, то так оно и будет. Она и сама вопреки Таниным словам была уверена в благополучном исходе, даже больше, чем раньше, до операции.
– Правда? – неизвестно чему обрадовалась Ленка, ловко затушила сигарету. – А я думала – воруют. Но раз так, я ими займусь. Они у меня будут кафелем и никелем сверкать. Приедет Эдик, пусть раскошелит кое-кого.
– Кого сейчас можно раскошелить? – поразилась забывчивости подруги Ира. – Кризис на дворе. Забыла?
– Ay них не кризис? – кивнула Ленка в предполагаемую сторону оставшейся позади больницы.
– У них всегда кризис, без начала и без конца, – вздохнула Ира.
– Ну вот, – удовлетворилась Ленка. – А раскошелить всегда найдется кого. Ты что, не знаешь закона сохранения денежной массы – если у кого-то денег стало меньше, то у кого-то ровно на столько же больше. Вот и весь кризис. Ничего, у них от этого много не убудет.
– Что это вас, Елена Васильевна, на благотворительность потянуло? – засмеялась Ира, но тут же осеклась, потому что Ленка ответила таким затравленным взглядом, что сразу стало не до смеха.
Вообще с Ленкой последнее время происходит что-то неладное. По ночам почти не спит. На Валерку срывается. А лучшая подруга оказалась порядочной эгоисткой – поселилась в ее квартире как у себя дома, но при этом ничем, кроме междугородних звонков, не интересуется.
– Ты чего? У тебя неприятности? – проникновенно спросила Ира, стараясь хоть немного сгладить свое невнимание к Ленке.
– Нет, ты неисправима! – звонко, пожалуй, слишком звонко расхохоталась Ленка, тряхнула каштановой гривой, красиво и абсолютно бесшумно притормозила возле подъезда издательства. – Сама продала квартиру, сразу видно, что она тебе от бабки на блюдечке досталась, сидишь без всяких доходов и спрашиваешь, какие у меня неприятности! На себя посмотри.
Ира достала из панели над своим сиденьем зеркальце, посмотрела и осталась довольна увиденным.
– Ну и посмотрела. У меня все отлично, как никогда. Я замуж выхожу.
– Это еще бабушка надвое сказала. Смотри, оставит он тебя с носом. Да еще умудрилась за неделю квартиру продать! Из-за него весь сыр-бор, вот пусть бы и вытаскивал тебя.
– Так проще. Сбросила балласт, теперь можно вперед, легкой и свободной. Теперь все будет по-другому! – воскликнула Ира, чмокнула подругу в щеку и вылезла из машины.
– Ой, не зарекайся… – вздохнула ей вслед Ленка.
* * *
Вздохнула, как в воду глядела. Конечно, Ира удивилась, когда Настенька с умилительной важностью доложила: приходил курьер с телевидения, принес пакет с кассетами для просмотра. Так и сказала – для просмотра, словно Ира работала на телевидении главным экспертом и ей каждый день доставляли программы для просмотра и утверждения. На самом деле к телевидению она не имела никакого отношения, если не считать несостоявшегося приглашения телезвезды Матвиенко на презентацию издательства. Так что Ира даже немного разволновалась, вскрывая пакет. Мало ли что? Может быть, ей хотят предложить снять мультик или художественный фильм по ее сказке? Непонятно, правда, зачем с ходу прислали какую-то кассету.
Впрочем, и когда кассета была вставлена в двойку и пошли первые кадры, Ира не сразу поняла, какое отношение к ней имеет происходящее на экране. Она же не телезвезда, а стало быть, не привыкла лицезреть себя в телевизоре, да еще в интерьере собственной квартиры.
Свою квартиру она узнала по расцветке дивана, сиреневой в мелкий желтый цветочек. Жуткая расцветка, но чтобы купить этот диван, Ире пришлось четыре месяца каждое утро отмечаться в мебельном магазине, в то время было не до расцветок… Когда диван был опознан, стало ясно, что мужчина сверху – это Максим, а лицо с закрытыми глазами и раскинутые голые ноги – Ирины.
Совсем неэстетично и ни капли не похоже на порнофильм.
Она не подумала о том, кто, когда и как все это снял на пленку. Что об этом думать? Все равно в таких вещах она не разбирается и, как всякий дилетант, уверена, что возможности современной техники безграничны. Первой реакцией было желание выключить видик, все равно ничего нового в этом импровизированном кино она не увидит, ей как участнице съемки известно и все, что осталось за кадром. Вот сейчас Максим оставит ее в покое, уткнется в подушку, а она тихонько тронет его за плечо, и это будет выглядеть как заурядная ласка после заурядного полового акта… Максим! Ну конечно, это его попытка отомстить, шутка, прикол, шантаж или что там еще! Мальчишка. Хочет напоследок добиться эффекта: «Так не доставайся же ты никому». Наверняка постарается продемонстрировать эту запись Аксенову, вон и дата на пленке стоит, крупными убедительными цифрами.