Повелитель блох - читать онлайн книгу. Автор: Эрнст Теодор Амадей Гофман cтр.№ 36

Перегринус вздохнул свободно, когда очутился на улице, но уже совсем вне себя от радости был мастер-блоха, который, сидя в галстуке у Перегринуса, без умолку хохотал и так хлопал в ладоши, что всякому было слышно.

Перегринусу была немножко тягостна эта веселость его маленького протеже, ибо она мешала ему думать. Он попросил мастера-блоху успокоиться, ибо солидные люди уже стали посматривать на него с упреком, полагая, что это он сам так хохочет и выкидывает такие глупости на улице.

― Какой же я дурак, ― восклицал мастер-блоха, не в состоянии умерить свой восторг, ― какой же я слепой дурак, что мог сомневаться в победе там, где не было никакой надобности и бороться. Да, Перегринус, это так, вы победили в то мгновение, когда и самая смерть возлюбленной не могла поколебать вашего решения. Дозвольте мне ликовать, дозвольте мне радоваться, ибо все это могло бы оказаться обманом, если бы не показались уже первые лучи солнца, которое озарит все тайны.

Когда Перегринус постучал в дверь Лэммерхирта, нежный женский голос откликнулся: «Войдите!» Он отворил дверь; девушка, бывшая одна только в комнате, встала ему навстречу и приветливо спросила, что ему угодно.

Для благосклонного читателя будет достаточно, если мы скажем, что девушке этой могло быть около восемнадцати лет, что она была скорее высокого, чем низкого роста, стройна, прекрасно сложена, что волосы у нее были каштановые, глаза темно-голубые, а кожа казалась нежной мягкой тканью из лилий и роз. Но всего дороже было то, что на личике девушки написана была та нежная тайна девственной чистоты, высокой небесной прелести, какую удалось уловить некоторым старым немецким живописцам в их картинах.

Как только Перегринус взглянул в очи прелестной девушки, ему показалось, будто он находился в тяжелых оковах, которые расторгла некая благодетельная сила, и ангел света стоит пред ним, об руку с которым он вступит в царство несказанной любви и блаженства. Девушка, покраснев от неподвижно устремленного на нее взгляда Перегринуса и стыдливо потупив глаза, повторила вопрос, что господину угодно?

Перегринусу стоило некоторого напряжения пробормотать, запинаясь: не здесь ли живет переплетчик Лэммерхирт? Когда же девушка ответила, что Лэммерхирт действительно живет здесь, но что сейчас он отлучился по делам, Перегринус начал что-то путать о переплетах, которые он заказал, о книгах, которые Лэммерхирт должен был ему доставить; наконец он кое-как попал в колею и вспомнил о роскошном издании Ариоста, которое Лэммерхирт должен был переплести в красный сафьян с богатой золотой отделкой.

Тут как бы электрическая искра пробежала по телу девушки; она всплеснула руками и воскликнула со слезами на глазах:

― Ах, боже мой! ― так вы ― господин Тис! ― Она сделала движение, будто желая схватить руку Перегринуса, но быстро отступила назад и глубоко и облегченно вздохнула. Затем милая улыбка, как приветливая утренняя заря, озарила личико девушки, и она начала благодарить и благословлять Перегринуса за все его благодеяния ее отцу, ее матери, и не только за это ― нет! ― за его кротость, его ласку, за ту радость и блаженство, которые он принес детям своими подарками на Рождество. Она проворно освободила отцовское кресло, которое было завалено книгами, рукописями, непереплетенными тетрадками, пододвинула его к Перегринусу и с радушием и гостеприимством просила его сесть. Затем она достала отлично переплетенного Ариоста, осторожно провела полотняным платком по сафьяну и с сияющими глазами подала Перегринусу мастерское произведение переплетного искусства, зная хорошо, что Перегринус воздаст должное прекрасной работе ее отца.

Перегринус вынул несколько золотых, но прелестная девушка, заметив его движение, поспешила сказать, что она не знает цены за работу и оттого не может принять уплаты, а потому не соблаговолит ли господин Перегринус обождать несколько минут, так как отец ее должен сейчас возвратиться. Перегринусу показалось, будто презренный металл в его руке сплавился в комок, и он опустил в карман золотые гораздо скорее, чем их вынул.

Когда Перегринус совершенно машинально сел в широкое кресло Лэммерхирта, девушка взялась и за свой стул; из вежливости господин Перегринус инстинктивно вскочил с места и хотел сам пододвинуть ей стул, но тут нечаянно вышло так, что он вместо спинки стула схватил руку девушки и, когда осмелился тихонько пожать эту драгоценность, ему почувствовалось еле заметное ответное пожатие.

― Киска, киска, что ты делаешь? ― обратилась вдруг девушка к кошке и подняла с полу клубок, который та держала в передних лапках, принимаясь за мистическое свое тканье. Затем она с детской непринужденностью взяла за руку плававшего в облаках восторга Перегринуса, подвела его к креслу и еще раз попросила его присесть, сама же уселась против него, занявшись каким-то женским рукоделием.

Перегринус носился по волнам бушующего моря.

― О принцесса! ― вдруг прошептал он, сам не зная почему. Девушка испуганно взглянула на него; ему представилось, что он оскорбил прелестную, и он воскликнул грустно и нежно: ― Моя милая и дорогая mademoiselle!

Девушка покраснела и сказала с прелестной девичьей застенчивостью:

― Родители зовут меня Розочкой, зовите и вы меня так, милый господин Тис, ведь я тоже принадлежу к числу детей, которым вы сделали так много добра и которые так вас уважают.

― Розочка! ― воскликнул вне себя Перегринус и едва удержался, чтобы не пасть к ее ногам.

Тут Розочка стала ему рассказывать, спокойно продолжая свою работу, про то, как война разорила ее родителей, как ее приняла к себе на воспитание тетка, жившая в соседнем городке, как эта тетка умерла несколько недель назад и как она возвратилась тогда к родителям.

Перегринус слышал только сладостный Розочкин голос, почти не вникая в смысл ее слов, и лишь тогда убедился, что все это не одни блаженные грезы, когда вошел в комнату Лэммерхирт и сердечно его приветствовал. Немного спустя появилась и жена с остальными детьми, и как часто в неисследованных глубинах человеческой души, в самых странных сочетаниях перекрещиваются разные мысли, чувства, впечатления, так случилось и с Перегринусом, что даже в экстазе, открывшем ему впервые небесное блаженство, ему вдруг вспомнилось, как порицал его ворчливый Пепуш за подарки детям Лэммерхирта. Ему было очень приятно узнать, что никто из детей не расстроил себе желудка его сластями, а радостно торжествующий взгляд, даже некоторая гордость, с которыми они посматривали на высокий стеклянный шкаф, где хранились блестящие игрушки, показывал, что они считали последние подарки чем-то необыкновенным, что больше никогда не может повториться.

Итак, брюзгливый чертополох был совершенно не прав.

«О Пепуш, ― сказал про себя Перегринус, ― в твою помутившуюся, расстроенную душу не проникает ни один луч истинной, чистой любви!» Тут Перегринус подразумевал, конечно, нечто большее, чем сласти и игрушки.

Тихий, скромный, добрый Лэммерхирт с видимым удовольствием посматривал на Розочку, которая, хлопоча по хозяйству, то выходила, то опять входила в комнату, принесла хлеба и масла, накрыла маленький столик в углу и стала готовить бутерброды своим меньшим братьям. Дети весело теснились к любимой сестре и если, по простительной ребяческой жадности, раскрывали рты немного шире, чем следовало, то это нисколько не нарушало домашней идиллии.