Граница горных вил - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Тихомирова cтр.№ 105

У Мейбл были карие глаза, а волосы какого только цвета не бывали. Молодая, чуть больше двадцати, зато большой жизненный опыт. И ей ничем нельзя помочь. Даже попытаться…

— Это статистически недостоверное утверждение, — пробормотал Андре.

— Чего?

— Такого быть не может хотя бы даже с точки зрения статистики. Процентное соотношение сволочей и порядочных людей среди мужчин и женщин должно быть другим. К примеру, эта ваша мамаша Кураж…

— Клодин, а не Кураж. Ага! Она, конечно, сволочь.

Мадам Клодин — модистка, начальница швейной мастерской. В синие комбинезоны можно было обрядить все поголовье мужчин — тут особых проблем не возникло. Но в подземелье, к сожалению, обитали не только мужчины.

Итак, первый раунд удалось свести вничью, но это была лишь разминка.

— Почему ты так устаешь? Как никто. Себя, что ли, не жалко — ломаться на хозяина до полусмерти? Тем более — никто ведь и не требует. Все знают меру.

Теперь была очередь Андре пожимать плечами.

— И вор говорит, я не умею рассчитывать силы. Что ж, буду учиться. Я постою тут, покурю. А ты, пожалуйста, иди.

— Кого ты боишься — меня или Хьюза?

— Считай, что я боюсь всего.

— Ты трус?

— Да.

— Врешь. Нисколько ты не трус, и ты сильнее Хьюза.

— Я не хочу с ним драться.

— Почему?

— С ним нельзя поиграть и разойтись. Он будет драться только насмерть.

— Ну и убей его! Ты же сильнее. Не бойся. Он всем уже надоел. Там, наверху, тебе это простят.

— Кто ж это там меня простит?

— Хозяин. Кто ж еще?

— Но наверху, знаешь ли, не один хозяин. Другой, пожалуй, не простит.

— Ты что, про Бога, что ли? Вот чудак! Мы здесь живем сами по себе. Ему до нас нет никакого дела.

— Не думаю. Мы люди как все люди. Разве тебе самой хочется, чтобы из-за тебя убили человека?

— А неужели ты думаешь, что из-за меня не убивали? Я что, хуже других?

— Да нет, не хуже. Но я не хочу убивать никого. В том числе Хьюза.

— Тогда он убьет тебя.

— Если ты не будешь его подначивать и стравливать нас — не убьет. Ему хозяин запретил — кстати, под страхом смерти. Зачем ты в это лезешь?

— Низачем, — бросила Мейбл. — Я не лезу! Вот уж не думала, что тебе просто хочется подольше здесь пожить. А мне кажется, что чем скорей все кончится, тем лучше. Я бы на месте Ивора не нянчилась с Карин, а дала бы ей дозу снотворного, чтобы она заснула… под твои сказки и больше не проснулась. Ей лучше умереть, чем жить так, как мы тут живем.

— Все еще может измениться, особенно для Карин.

— Для Карин? Или для тебя? А что, хозяин может тебя отпустить? Мне кажется, ты чего-то выжидаешь.

Только этого не хватало… Андре ответил:

— Нет. Выпустить он меня не может. Любой, кто выйдет отсюда живым, станет для него самого приговором. Я жду, когда он будет торговаться с моей помощью. Он будет, в этом я уверен. Ну а потом последует, наверно, твоему совету.

— Какому совету?

— Прикажет поскорей убить.

— Дурак!

Тут Мейбл, наконец, сорвалась и побежала вниз по лестнице.

Андре еще постоял и подумал, потом спустился в жилой ярус, зашел в свою каморку, запасся всем необходимым на остаток вечера и отправился в салун.

В этом огромном зале вечером толпились почти все, кто в это время не работал. Пили, ели, танцевали под магнитофонный рев, сплетничали, выясняли отношения, как и положено в салуне. У Андре нашлось там свое место под злой и голой лампой у запасного выхода. Другие этот столик не любили, Андре же он устраивал, по крайней мере, больше, чем любой другой, — там было достаточно света.

Когда он в первый раз туда явился, то сел под эту лампу, потому что все другие места были заняты. Андре тогда надеялся, что просто тихо оглядится, — не тут-то было. Его заметил уже подвыпивший, но еще благодушный Тедди. Во-первых, он увидел «своего доходягу». Во-вторых, до Тедди дошла легенда о том, как «доходяга» уложил одного за другим охранников из команды Хьюза. Сам Тедди был охранником первого яруса — то есть соперничал с Хьюзом, что называется, по определению. И вообще ему уже хотелось размяться. Зато Андре это было совершенно ни к чему. Он попытался оттянуть начало поединка.

— Да ну, чего со мною драться?

— А чего?

— Неинтересно.

— Ха! Сказал! А что же тогда интересно? Может, ты выпить хочешь?

— Я хочу тебя нарисовать.

— Меня? Зачем?

— Для интереса. Садись. Давай попробуем. А не понравится — тогда и подеремся.

Тедди вдруг успокоился. Андре вытащил из нагрудного кармана альбомчик и карандаши (дар Ивора и Карин). Занялся делом и забыл про все на свете.

Так он сидел потом все вечера, когда не работал в вечернюю смену. К нему больше не лезли драться и выпивку в него влить не пытались. Иногда он рисовал просто для себя, иногда к нему подсаживались «заказчики». В каморке Андре скопилось множество потрепанных альбомов — портретная галерея подземелья. «Заказчики» даже старались заплатить, хотя Андре отмахивался, говорил, что ему ничего не нужно. Он рисовал только людей и только тех, кого видел перед собой. Когда его просили нарисовать что-то из внешнего мира: дерево, домик, зверей, — он говорил, что не получится.

— Я все забыл. Я же контуженый, ребята.

— Что, в самом деле, забыл? — ужаснулся я, услышав что-то в этом роде.

— Нет. Там нельзя было ничего этого рисовать: По крайней мере, мне так показалось. Этого никто не выдержал бы: ни они, ни я. На воспоминания о таких вещах там нельзя было опереться. Сойдешь с ума и бросишься вниз головой в шахту. А вот с портретом своим, оказывается, иногда полезно встретиться. Я и себя несколько раз нарисовал — в воспитательных целях. Как будто начинаешь немного понимать жизнь. Я-то вообще, ты знаешь, без карандаша в руках думать не умею. Пока леплю или рисую — вроде что-то понимаю. А так — дурак дураком.

Из его неохотных, полувнятных объяснений я все же понял, что там происходило. Каким-то образом его рисунки возвращали людям некую внутреннюю суть, опору даже в этом подземелье. Ну, не саму суть — это человеку не дано, — а, может быть, память о ней. Еще я понял, что его очень любили почти все, кто собрался в том жутком месте. И что он сам любил этих людей. Потому и пробыл там так долго — два с лишним года (но об этом чуть позже).

Бывали, впрочем, и другие случаи. Как-то напротив него, через столик, сел один из корифеев местной химии. Обычно эти люди в салун не заходили — то ли боялись, то ли считали ниже своего достоинства. Этот старик так выделялся среди простоватой публики салуна, что руки Андре сами стали его рисовать. Старик вдруг забеспокоился, встал из-за столика, резко шагнул к Андре, увидел свой портрет и вырвал лист из альбома. Больше он, правда, ничего не успел сделать: рядом оказался Тедди, который сообразил, что надо вмешаться. Старик смотрел в свой образ с ужасом и ненавистью, будто врага увидел. Больше он в салун не заходил.