Все эти недели я жестоко мучился, не зная, как поступить. Рассказать братьям о моих разговорах с птенцами я не решился, опасаясь, что меня поднимут на смех, или сочтут сумасшедшим. И в самом деле: язык птиц и зверей понимал только мудрый царь Соломон. А я, простой мальчишка с вершины горы, откуда мне знать тайну, сокрытую даже от величайших мудрецов?
Сами разговоры были пустой тратой времени. Птенцы постоянно дрались, жаловались друг на друга, ябедничали. Я пытался расспрашивать их о жизни орлов, обычаях, законах, но они ничего не знали. Видимо, родители просто не успели их чему-либо научить.
В их отношении к людям произошли большие перемены. Меня они перестали считать чудовищем, а к Мирьям, приносившей им корм, относились с большой симпатией. Мы пытались не рассказывать отцу, матери и братьям о гнезде на чердаке. Но разве можно утаить что-либо на небольшой вершине горы?
Одним утром отец вдруг отложил в сторону бечевку и сказал:
– Шимон, пора выпустить орлов.
Я постарался не выказать удивления, и отец, оценив мои усилия, повел разговор так, будто существование орлов на чердаке было всем известным и не вызывающим разногласий делом.
– Если не дать им взлететь до определенного возраста, они потом побоятся подняться в воздух и останутся жить у нас. Орел – хищная и опасная птица. Жажда крови может проснуться в нем в любой момент. Лучше избавиться от этих хищников, пока они не превратились в угрозу для домашнего хозяйства. А то и для нас, – добавил отец после небольшой паузы и снова взялся за бечевку.
Следующим утром я и Мирьям встали пораньше и поднялись на чердак. Орлята еще спали, спрятав головы под крылья.
– Подъем, – приказал я. – Пора летать.
– Еще рано, – пропищал первый, не вынимая головы из-под крыла.
– Зачем летать, – добавил второй, высвобождая голову, но не открывая глаз. – Нам и тут хорошо. Солома такая мягкая, а гусеницы такие вкусные… Мирьям принесла завтрак?
Они уже выучили наши имена и усвоили панибратский тон.
– Никакого завтрака. Пока вы не научитесь летать, будете сидеть голодными, – мысленно сказал я, беря первого соню за шкирку и поднимая его вверх.
Он заверещал и попытался клюнуть мою руку. Я резко повернул кисть, уходя от удара, и острые половинки клюва щелкнули, поймав пустой воздух. Орленок попытался клюнуть еще раз, теперь ему попалась соломинка, торчавшая из стены. Соломинка развалилась на две половины, словно рассеченная острым ножом.
«Отец прав, – подумал я. – Это уже становится опасным. А что будет через месяц-другой, когда орлята превратятся в орлов?»
Быстро подойдя к чердачной дверце, я высунул наружу орленка и под бросил его вверх. На какое-то мгновение мое сердце замерло: а вдруг он упадет на камни и разобьется. Но уже через секунду мои уши заполнило отчаянное хлопанье крыльев и тревожный клекот.
– Я лечу! – раздался почти торжествующий вопль – Лечу, лечу, лечу!
Второй орленок встрепенулся, открыл глаза и подбежал к двери. Его брат носился над двором, неумело, но вполне резво размахивая крыльями. Вот он поймал ветер, проносящийся над вершиной, и вместе с ним начал стремительно подниматься вверх.
– Давай за мной, – его голос звучал отчетливо и ясно, словно нас не разделяло большое расстояние. Второй орленок просительно поглядел на меня. Я взял его поперек тельца, размахнулся и что было сил подбросил вверх. Темный бесформенный комок поднялся до уровня крыши сарая и начал падать вниз. В этот момент орленок расправил крылья, несколько раз взмахнул ими и, как-то очень ловко обратив падение в полет, устремился за братом.
Они вернулись лишь под вечер. Я услышал, как старший зовет меня, поднялся на чердак и обнаружил братьев, без сил лежащих на соломе.
– Ну как, – спросил я, – налетались?
Старший что-то нечленораздельно ответил. Младший тоже попытался произнести несколько слов, но я опять ничего не понял.
– Вы что, разговаривать разучились? – спросил я, не подозревая, на сколько мои слова оказались близки к истине.
– Летать… – запинаясь, пробормотал старший. – Летать… это пре красно. Это… лучше всего на свете.
Он утомленно прикрыл глаза. Есть орлята не просили, видимо, сумели сами добыть себе еду.
Последующие недели братья то прилетали, то исчезали на целые дни и ночи. Говорили они с трудом. Возможно, свободная орлиная жизнь подавляла желание болтать, а возможно, взрослые орлы разговаривали на другом языке, которого я не понимал или просто не слышал. Мое общение с ними потихоньку сошло на нет, исключение составил только один случай, из-за которого я и начал весь этот рассказ.
К тому времени орлята превратились в молодых орлов и окончательно переселились на вершину скалу, той самой, из-за которой погибли их родители. Ко мне и Мирьям они относились весьма дружелюбно, позволяя подходить на расстояние вытянутой руки. Мирьям даже гладила их по головкам, шепча всякие ласковые девичьи глупости. Но если к скале приближался отец или один из братьев, орлы тут же взмывали в воздух и пропадали в сияющей голубизне галилейского неба.
Впрочем, скоро нам стало не до орлов. По Мигдалу пронесся слух о приближении разбойников, и все силы и время мы стали отдавать возведению защитных сооружений. А когда яма с водой и пирамида из камней были готовы, начались утомляющие ночные дежурства. Про орлов мы почти забыли, они вели самостоятельную жизнь, а мы погрузились в свои заботы.
Как-то ночью, закончив дежурство, я разбудил сменявшего меня брата, рухнул на постель и приготовился немедленно заснуть. Была середина второй стражи – самое глухое время ночи, когда ветер меняет направление и холодное дыхание хермонских снегов долетает до нашей вершины.
Закрыв глаза, я быстро начал погружаться в теплую пелену сна. Медленно поплыли перед глазами цветные пятна – следы от свечи, которую зажег брат. Но вот свеча погасла, и вслед за ней скрылись и пятна. Полосы мягкого тумана, шурша, потянулись откуда-то сбоку, заволакивая внутренний кругозор. Полосы темнели, под веками стало пасмурно, потом сумрачно – густые лиловые тени сменили туман, темно-коричневый цвет вытеснил лиловый, ему на смену пришел черный, и вот… Я было совсем заснул, как вдруг услышал голос младшего орленка:
– Они идут, просыпайся, они идут.
«Кто идет, куда, почему нужно просыпаться», – вопросы роем закружились в голове, но голос, не смолкая ни на мгновение, продолжал торопить.
– Просыпайся немедленно. Буди отца, они идут, слышишь, они уже близко!
Я открыл глаза. В комнате было темно, тепло и тихо, луна стояла высоко над домом, ее холодный свет почти не попадал в окна. В черном глубоком небе влажно и доверчиво мерцали знакомые с детства звезды. Ночную тишину не нарушал ни один подозрительный звук.
– Приснилось! – я помотал головой, отгоняя дурное наваждение, и только собрался опустить ее на подушку, как голос младшего орленка заклокотал с новой силой.