Как-то раз после вечерней трапезы Шали отстал от нас и отсутствовал довольно долго. Блаженно развалившись на своих кроватях, мы с Кифой перебирали в памяти выученное за день, готовясь к повторению. Светильник не стали зажигать, сидели в темноте, вернее, в зеленом полумраке, ожидая, пока желудок завершит бурное переваривание ужина, и кровь снова прильет к голове. Несмотря на скудную пищу, за время пребывания в обители я изрядно прибавил в весе. Как объяснял учитель Малих, насыщает не хлеб, а стоящее за ним благословение. Если еда хороша и несет в себе частицу света, то даже малого количества достаточно для поддержания тела.
– Наши наставники, – повторял Малих, – десятками лет постятся от дня седьмого до дня седьмого. Едят только по ночам: несколько крошек хлеба и пару глотков воды. А выглядят прекрасно, полны сил и мудрости. Почему? Да потому, что большую часть необходимой телу энергии они получают напрямую по духовным каналам. Пища – самый грубый, низменный способ привлечения света. Чем тоньше духовная организация человека, тем меньше ему требуется еды. Обжора и гурман не могут быть праведниками. У продвинутого ессея каналы раскрыты так широко, что свет вливается прямо в жилы, обогащая кровь, утоляя голод.
– Так зачем же им глотать по ночам хлебные крошки?
– Всевышний создал в теле разные органы. Если совсем перестать о них заботиться, они могут заболеть. Наставники едят с одной лишь целью – поддержать нормальную работу желудка. В самой пище они вовсе не нуждаются – чувство голода им неведомо. И то, что ты, Шуа, поправляешься от хлеба и воды – хороший признак.
– О чем же говорит этот признак, учитель Малих?
– Да о том, что твое тело чисто, раз оно ухитряется извлекать столько света из простой еды. А раз тело чисто, то – будем надеяться – чисты и мысли.
Так вот, я лежал, дожидаясь, пока мое чистое тело завершит свою работу, и потихоньку готовился начать повторение пройденного. Это были самые сладкие минуты за весь день, минуты полного отдыха в тишине и покое.
Дверь сдвинулась с места, и на пороге возник Шали.
– В темноте сидите! – воскликнул он возбужденным тоном. – Сейчас я вам расскажу такое, от чего ваши глаза засияют почище светильников.
– Ну что уж такого ты можешь рассказать, – рассудительно ответил Кифа. – Дамасская община в полном составе стоит перед воротами обители, смиренно умоляя о прощении?
– Еще нет, – со смехом произнес Шали, валясь на постель. – Но уже близко. Дорога выбрана верно. И в качестве первой вехи назавтра объявляется открытие рыболовного сезона. Первыми рыбаками в этом году станем мы трое.
– Вот еще радость, – вяло пробормотал Кифа. – Что хорошего ты в ней нашел?
– А то, – продолжил Шали, – что благодаря будущему учителю праведности, почтившего своим присутствием наше скромное жилище…
– Прекрати паясничать, – оборвал его Кифа. – Слова в простоте не скажешь! Почему ты каждой фразой пытаешься уязвить Шуа?
– Да я шучу, шучу, что ты так взвился. А новость действительно хорошая. Знаешь, кто будет проводить занятие?
– Кто?
– Никогда не догадаешься.
– Даже не собираюсь. Ты сам все расскажешь. Не утерпишь.
– Да, не утерплю. Так вот, это будет Енох. Учитель Енох.
– Не может быть! – Кифа даже подскочил на кровати.
– А вот и может. И все благодаря второму учителю праведности, тьфу, благодаря Шуа. Енох проводит с ним занятия, заодно и нас пригласили. Как соседей и для поддержки новичка.
– Ладно, ладно, можешь зубоскалить сколько угодно. Такая новость многое окупает. Надо срочно идти к Звулуну за мокроступами.
– Я сбегаю, – Шали упруго спрыгнул на пол. – Сидите, сумерничайте, я мигом обернусь.
Кифа не успел и рта раскрыть, как он вылетел из комнаты.
– А где будем ловить рыбу? – спросил я, но Кифа только отмахнулся.
– Не слушай этого болтуна. Вечно он шутит по поводу и без повода. Завтра у тебя очень большой день. И у нас тоже.
– А почему?
– Да потому, что увидеть Еноха в действии мало кому посчастливилось. А уж выслушать его объяснения – вообще единицам.
– Он будет объяснять, как ловить рыбу?
– Да нет никакой рыбы, – забасил Кифа. – Сколько тебе повторять можно. Это шутка такая. Обычно новичкам говорят, что идут ловить рыбу в Соленом море. Те спрашивают – какую рыбу. Поясняют – селедку. У камней – пряного посола, а в открытом море – обыкновенную.
– Смешно. Хорошая шутка.
– Хороша, когда впервые ее слышишь. А когда в десятый раз, то уже не смешно.
– Так ты из-за этого понурился?
– О-хо-хо, – вздохнул Кифа. – Интересно-то интересно, только…
– Что только?
– Да понимаешь, Шуа, – он снова тяжело вздохнул. – У каждого человека есть свои слабости. У одного большие, у другого маленькие. Нет ессея без недостатков. Ну разве что Наставник и главы направлений, да еще с десяток стариков в обители. А мы… каждый тащит на спине свою вязанку проблем и борется с ее весом, как умеет.
– А какая у тебя слабость, Кифа? Ты не любишь рыбу?
– Отчего же, в жареном виде вполне люблю. Моя слабость – это вода.
– Значит, ты боишься воды?
– Ну не то чтобы боюсь…
– Бедняга, дважды в день погружаться в бассейн… – я не успел договорить, прерывая меня, Кифа протестующе поднял руку.
– Не спеши, не спеши, Шуа. Ты слишком быстро достраиваешь цепочку рассуждений. Я не боюсь воды. Я боюсь глубины.
Дверь отъехала в сторону, и в комнату ввалился Шали с тремя парами мокроступов. Так назывались неуклюжие сооружения из прутьев и кожи, что-то наподобие огромных сандалий. Он аккуратно поставил их на пол, по паре возле каждой кровати, и Кифа сразу стал учить меня ими пользоваться.
– Ногу вставляешь вот сюда, под ремешок. Если упадешь, ступня легко выскользнет наружу.
– А зачем они вообще нужны, Кифа?
– Когда потеряешь желтую линию и сорвешься, мокроступ удержит.
– Почему ты думаешь, что потеряю?
Кифа улыбнулся.
– Все теряют. А уж новички в особенности.
– Но куда я могу сорваться?
– В воду.
– В воду?!
– А куда же еще. Мы по ней ходить будем.
– Ходить? – наверное, на моем лице выразилось такое изумление, что Шали расхохотался.
– Как ходить? Разве по воде можно ходить?
– Вот это завтра учитель Енох и объяснит. Лучше меня. Давай займемся повторением. И так потеряли кучу времени.
На следующий день сразу после завтрака мы отправились в дорогу. Выстроились нашей привычной цепочкой и потопали по коридорам. Шли долго, то опускаясь вниз, наверное, до третьего уровня, то приближаясь к поверхности. Я понимал это по смене температуры. Стоял месяц тамуз, середина лета, и Соленое море накрыла тяжелая жара.