Когда Дюньчэн открыл глаза, то увидел над собой лишь тёмный потолок, а впереди перекрещенные жерди. Маньчжур тоскливо застонал. О небо! Он, словно последний вор, сидел в клетке! Подобравшись, маньчжур подполз к стене и прислонился к ней, переводя дыхание. Поморгав, дабы с глаз сошла пелена, полковой начальник увидел, что на него внимательно смотрит молодой амурец. Он сидел на лавке у противоположной стены, сжимая в руках аркебузу. В стороне тускло горел фонарь, без него в помещении было бы совсем сумрачно, два маленьких зарешечённых окошка почти не давали света.
И тут маньчжур вспомнил дом северного варвара — там окна были гораздо больше и они были застеклены! Слишком богато для северных варваров, прозябавших в невежестве. Христиане уже имеют свои городки близ пределов империи Цин! Чиновник понял, что ему необходимо добраться до Нингуты любой ценой. Варварам можно обещать что угодно, слова ничего не стоят.
Уставившись на амурца, Дюньчэн попробовал смутить его взглядом. Взглядом господина, и не важно, что он сейчас за решёткой! Цин будет властвовать и здесь, и в халхасских, и в китайских землях!
Однако смутить не удалось. Маньчжур раздосадованно закрыл глаза и ухмыльнулся.
— Пить хочешь? — раздался голос амурца.
«Ни тени почтения», — с горечью отметил заключённый.
— Попался бы ты мне раньше, солонская собака, — пробормотал пленник. — Да! Дай воды, варвар!
— Это ты теперь варвар, — рассмеялся солон. — Это ты сидишь в клетке на грязном полу.
Амурец зачерпнул ковшиком воды в бочке, стоявшей в углу, и направился было к клетке. Маньчжур привстал и, показывая свою слабость, тоже потянулся к жердям.
— Но-но! — остановился солон. — Иди в угол! Мне сказали, если ты будешь подходить близко к прутьям клетки, то я должен уколоть тебя штыком!
Шипя ругательства, маньчжур сел на солому. Амурец поставил ковшик на пол и снова отошёл к лавке. Не успел Дюньчэн напиться, как дверь в тюремное помещение отворилась и вошёл один из чужеземцев-христиан. Бородатый, неприятный на вид чужак пророкотал что-то солону, и тот принялся говорить с ним на этом собачьем языке! Это очень опасно! Нельзя допустить того, чтобы христиане забрали себе данников Цин.
— Очнулся, чёртов маньчур? — Казак приставил ружьё к стоящему в углу столу и посмотрел на пленника. — Ишь, яко сыч бельмами хлопает! Петька, ты иди отседова ужо. В столовой ужин готов.
— Хорошо, дядька Козьма! — обрадовался амурец. — Есть хочется, то верно.
— Иди-иди, — с улыбкой проговорил казак. — А ты, маньчур, жди. Сам воевода сейчас пожалует. Не разумеешь? У-у, как есть дикарь.
Дюньчэн понимал, что с этим варваром разговаривать не нужно, языка маньчжурского он не понимает, в отличие от амурцев. Посему чалэ-чжангинь сел на солому в дальний угол клетки, закрыл глаза и отрешился от действительности, вспоминая Эрдени и детей. Однако проклятый чужеземец не переставал что-то говорить на своём собачьем языке, обращаясь к маньчжуру.
— Я не понимаю тебя, варвар, — устало проговорил Дюньчэн. — Я понимаю, что тебе скучно. Но прошу, оставь меня в покое.
Он обхватил колени руками и попробовал поразмышлять: начальник над христианами и, следовательно, над покорёнными ими туземцами предлагал ему вновь увидеться с семьёй. Взамен ему нужна информация о войске, собирающемся в Нингуте. Что понятно, ведь он опасается нового нападения на свою крепость, возведённую на вассальных землях Цин. Оставалось лишь ждать, когда начальник чужеземцев снова решит заговорить с Дюньчэном.
Через некоторое время пришёл ещё один амурец. Он принёс еду для пленника — ячменную кашу с мясом. Маньчжур был голоден, но его воинская гордость не позволяла принять пищу из рук врага. К тому же оскорбление, нанесённое ему варварами, было слишком велико.
— Ты не хочешь есть, маньчжур?
Дерзкий тон амурского варвара взбесил чиновника, он вскочил и закричал на него:
— Убирайся вон! Проклятая собака!
Однако амурец только ухмыльнулся, и, перебросившись парой фраз с чужеземцем, они расхохотались. Дюнь-чэн снова убрался в свой угол и закрыл глаза. Он пытался не обращать внимания на бьющий в нос аромат каши. Однако в животе его урчало от голода, а к горлу подкатывали спазмы.
«О небо! Я не должен был поддаваться своим эмоциям!» — с тоской думал маньчжур.
Он уже понял, в чём ошибся Лифань. Нельзя было идти в атаку на крепость, не разведав обстановки. Именно это отличает думающего военачальника от дурака. Войско противника имеет множество аркебуз и артиллерию. А два корабля способны перекрыть реку, не допустив на неё флотилию маньчжуров. Враг силён и уверен в себе, даже амурцы уже не воздают должного почтения ему, нингутинскому фудутуну!
Когда на улице окончательно стемнело, в темнице появились ещё гости. Сначала зашёл один из христиан, принёсший более яркий фонарь. Потом появился амурец, а за ним военачальник над всеми чужеземцами. Он посмотрел на нетронутую миску с кашей и, покачав головой, проговорил:
— Твоя жена тоже поначалу отказывалась от еды и сидела в углу выделенной ей комнаты. Я ей сказал, что ты скоро придёшь за ней и будешь недоволен, если она умрёт от голода.
— Здоровы ли дети? — хмуро спросил чиновник.
— Гаосе и Чуньи здоровы и бодры, они находятся вместе с матерью. Эрдени знает, что ты здесь.
Дюньчэн мысленно возблагодарил небо за этот дар — его семья жива и невредима.
— Что ты хочешь? — негромко сказал маньчжур.
— Вернёмся к моему последнему вопросу, — предложил Игорь. — Итак, какова численность твоего войска?
Дюньчэн неожиданно для себя начал говорить. Фудутун понял, что этот варвар сдержит своё слово и позволит ему воссоединиться с самыми дорогими людьми. Он рассказал про ситуацию, сложившуюся в Мукдене в связи с активизацией мятежа северных варваров. Выходило, что высшие сановники империи Цин пока не представляли, с кем именно они столкнулись в дебрях приамурских лесов.
— Северные варвары, — проговорил Матусевич. — Да, я помню, все соседи у маньчжуров делятся на варваров ближних и дальних.
Чиновник удивлённо посмотрел на чужеземца. Дюнь-чэн видел, что его враг спокоен и уверен в себе. Выдержанность являлась хорошим качеством для военачальника, но есть опасность излишней самоуверенности. Возможно, этим удастся воспользоваться, если не ему, то тому, кого назначат на его место.
— Как относятся маньчжуры к корейским воинам? — Амурец снова перевёл вопрос Матусевича.
— Лучше, чем к китайцам, но хуже, чем к монголам, — усмехнулся фудутун. — Если ты это имеешь в виду. Над круглошляпниками иногда посмеиваются. У них свои отряды, и их офицеры получают приказы.
— От военачальников вроде тебя? — уточнил Игорь.
— Да, таких, как я, или от моих заместителей, — отвечал пленник.
После этого сунгарийский воевода задумался на несколько тяжёлых для маньчжура минут.