— Но ведь вы сдобрили солью мое ложе.
Простыни казались холодными, что заставило ее свернуться еще более тугим клубком, чем обычно. Даже подушка была холодной. Лорна подняла голову, выдернула из-под себя подушку и бросила ее на него:
— Отдайте мою подушку. Эта холодная.
Он что-то проворчал в ответ, но все же подтолкнул теплую подушку в ее сторону, а другую сунул себе под голову. Она зарылась в теплоту. Его запах уже остался на мягкой ткани, что, впрочем, было не так уж неприятно. Она знала его совсем недолго, но значительную часть этого времени провела в близком контакте с ним. Примитивная часть ее мозга распознала его запах и ощутила комфорт.
— Сколько времени? — вяло спросила она, уже снова проваливаясь в сон.
— Вам известно, сколько времени. Это число. Подумайте о нем.
Он отвечал так же вяло.
Лорна никогда не думала о времени как о номере, но как только попыталась, три цифры сразу же всплыли в ее голове:
— Час ноль четыре.
— Точно.
Испытывая легкое удовлетворение, она погрузилась в сон.
Лорна проснулась раньше его, что неудивительно, учитывая, как рано легла она и как поздно лег он. Некоторое время она лежала в ожидании удара, затем постепенно расслабилась. Кровать приятно нагрелась; от него исходило столько тепла, что она чувствовала жар, даже не соприкасаясь с ним.
Сонной, но любопытной ей захотелось узнать, сработает ли снова фокус со временем, а потому подумала о времени как о череде цифр и тут же увидела четверку, пятерку и единицу. Она спустила простыню с головы. В комнате стало немного светлее. Не имея возможности проверить — не считая возможности встать с кровати и спуститься в кухню, чего она делать не собиралась, — Лорна тем не менее полагала, что сейчас примерно четыре часа пятьдесят одна минута. Правда ведь, удобно не нуждаться в часах?
Дантэ лежал на боку, лицом к ней, подложив руку под голову. Дышал он медленно и глубоко. В комнате еще не было достаточно света, чтобы рассмотреть все детали, но это ее не пугало, поскольку их она рассматривать пока и не стремилась; общая картина и без того выглядела достаточно обольстительной.
Что должна думать женщина, если рядом с ней спит здоровый, гетеросексуальный мужчина и даже не пытается ее пощупать? С ней что, что-нибудь не так? Она что, не привлекает его?
Она думала, что перед ней человек с опасно развитым умом и интуицией.
Секс, несомненно, являлся частью их отношений, если, конечно, тридцатишестичасовое знакомство можно назвать отношениями. Некоторые из упомянутых часов показались ей годами, в особенности первые четыре или пять. Кроме того, она не могла сказать, что время, проведенное с ним, было лучшим в ее жизни. Но поскольку она не знала его с лучших сторон, ей подумалось, что, возможно, она знает его лучше, чем кто-либо, знакомый с ним на протяжении долгого времени. Поэтому ее не удивляло, что он не приставал к ней ночью.
Она не готова к сексу с ним. Возможно, никогда не будет, и он знал это. Попытайся он штурмовать баррикады, она лишь укрепила бы оборону. Лежа в постели рядом с ней, но не предпринимая ни малейших попыток заняться сексом, он в определенном смысле возмещал ей те первые жуткие часы и, по крайней мере, увеличивал вероятность секса.
Он даже не был голым, хотя шорты, в которых он спал, прикрывали немногое. Она тоже не была голой; все ее вещи по его распоряжению ей привезли, так что спала она в своей обычной хлопковой пижаме. Как ни парадоксально, именно потому, что он не пытался заняться с ней сексом, она стала представлять себе, как бы это происходило, затем заподозрила, что он, наверное, знал, какой будет ее реакция.
Секс не казался ей простым делом. Она не с легкостью доверяла людям, не возбуждалась в мгновение ока. Добровольно отказаться от независимости было нелегко, а овчинка в большинстве случаев не стоила выделки. Ей нравились ощущения, которые давал секс, и, думая о нем абстрактно, она жаждала их испытать. Реальность же, к сожалению, никогда не соответствовала ожиданиям. Что бы она ни делала, ей редко удавалось расслабиться полностью, а этого хороший секс требовал всегда.
Но суть в том, что с Дантэ ей удалось расслабиться больше, чем с кем бы то ни было другим. Он знал, кто она, знал, что она особенная, и ему было наплевать, потому что он еще особеннее, чем она. Ей не приходилось ничего скрывать от него, потому что ей было плевать, нравится она ему или нет. Ей точно не приходилось скрывать свой темперамент или подслащать свой едкий язычок. Впрочем, и на предмет его характера она не обольщалась. Она знала, что он безжалостный, но не подлый. Знала, что он деспотичен, но старался быть и внимательным.
Так, может, она и правда могла расслабиться и насладиться сексом с ним? О его эго ей можно не беспокоиться; если он чересчур разойдется, она попросит его действовать помедленнее, и если ему это не понравится… что ж… Тогда ей не пришлось бы заботиться о его удовольствии — он получил бы его сам.
Лорна думала, действовал бы он медленно или сразу приступил бы к делу? Думала о том, какой он большой.
Возможно, она смогла бы расслабиться в достаточной степени, чтобы получить удовольствие, а если и нет, по крайней мере, удовлетворить свое любопытство.
Внезапно, заставив ее вздрогнуть, он отбросил одеяло и встал с кровати.
— Куда вы? — спросила она удивленно, увидев, что идет он к выходу, а не в ванную.
— Солнце всходит, — коротко ответил он.
Ну так что же? Солнце всходит каждое утро. Означало ли это, что он всегда вставал в это время, даже если проспал всего четыре часа? Или же этим утром у него назначена какая-то встреча?
Она не пошла следом за ним. У нее была назначена своя встреча — с умывальником. Кроме того, ей хотелось дать ему время на то, чтобы выпить ту самую, первую чашку кофе.
Заправив постель и убрав свои вещи, сорок пять минут спустя она покинула свою комнату, спустилась в кухню, но нашла ее пустой. Кофейник тем не менее стоял наготове, и она довольно улыбнулась.
Где он? Под душем?
Лорна не собиралась стоять здесь и ждать, пока он появится. Она находилась в гостиной и как раз направлялась к своей комнате, когда он возник на балконе двумя этажами выше.
— Поднимайтесь сюда! — крикнул он. — Я буду снаружи.
Его спальня имела палубу — или это тоже балкон? — выходившую на восток. Она смотрела на нее вчера, но не могла ступить на нее, потому что его дурацкая команда не позволяла ей выходить из дому. Снаружи стояли два на вид удобных кресла и маленький столик, и она подумала, что, наверное, здесь удобно сидеть после полудня, когда солнце уже прошло зенит и эта часть дома в тени.
Она поднялась на два лестничных марша к его спальне. И тут же увидела, что постель его разобрана. Это сразу же внушило ей некоторое удовлетворение. Она увидела его сидящим в одном из кресел снаружи и направилась к открытой французской двери. С чашкой кофе в руке он сидел немного запрокинув голову, почти прищурив глаза от яркого солнечного света, с почти… блаженным выражением лица.