Книга сияния - читать онлайн книгу. Автор: Френсис Шервуд cтр.№ 92

Кеплер заснул, сидя в углу комнаты Браге, Йепп заснул на кровати по одну сторону от умирающего астронома, фрау Браге по другую, а дети расположились вокруг кровати, словно их отец был очагом и мог их согреть. Браге прислушивался к стуку собственного сердца, которое билось словно бы само по себе. В течение ночи астроному удалось немного отлить, и это принесло ему некоторое облегчение, хотя моча оказалась кровавой. Когда же врач при свете свечей внимательно разглядел жидкость в прозрачном стеклянном мочеприемнике, то обнаружил в ней комочки гноя. Скверный признак.

«Пытка водой — вот что самое подходящее», — придумал император. Узника привязывали вверх ногами к наклонной лесенке и заставляли проглотить полоску льняной ткани. Затем лили ему в рот воду, которую он вынужден был глотать, чтобы не подавиться тканью. В конечном итоге живот узника переполнялся, и вода лились из всех отверстий.

Когда первая серая полоска прорезалась на горизонте, Рохель выпрямила затекшие ноги и представила себе Йоселя в далеком северном городе, высоком и чистом. А может статься, он изменил свое решение и направился на юг к Италии. Само слово «Италия» казалось Рохели теплым, полным радости. А слово «Венеция» звучало словно «победа». Рохель никогда не каталась на лодке, даже по Влтаве, и сама мысль о целом городе казалась невозможной… «Как не стыдно, — упрекнула себя Рохель». Какое легкомыслие — барахтаться в подобных фантазиях, когда именно такие мечтания и желания заставили ее сбиться с пути! Катание на лодке под лучами яркого солнца… Какая страшная самонадеянность! Тщеславие не привело Рохель к победе, наоборот — навлекло беды на всю общину. В точности как предсказала дочь раввина, в тот день, давным-давно, когда она сопротивлялись, не давая остричь себе волосы.

Тут Рохель услышала звук. Мгновенно сжавшись в комочек, она притворилась кучкой старого тряпья.

— Скорее, Рохель, — прошипел раввин. — Они догадались, что ты здесь. Мы должны спрятать тебя в другом месте. Зеев заберет тебя домой.

— Зеев?

Рохель не осмеливалась даже думать о том, сколько горя она ему причинила.

— Я не могу туда вернуться.

— Ты должна. Никому и в голову не придет, что ты у себя в комнате, вместе с ним.

Для женщин больше всего подходил паук, прочел император. Крюки использовали, чтобы рвать в клочья груди, особые штыри и клещи применяли к влагалищу, на лобок сыпали порох, длинные волосы вымачивали в масле и поджигали, в подмышки вкладывали раскаленные камни, ладони погружали в горячий жир, а потом пальцы горели как свечи.

Киракос понял, что ему суждено выжить, когда почуствовал запах цветов.

— Сергей, — прохрипел он.

Русский, как всегда, оказался рядом. Он поддержал Киракосу голову и помог ему приподняться на локтях.

Привстав, Киракос увидел цветные букеты — бело-голубую, ярко-оранжевую герань, ослепительно-желтые маргаритки, раскрытые тигровые лилии, а также цветы, названий которых он даже не знал, — свежесобранные, в вазах, сосудах, больших ведрах у его постели. Киракос был словно в саду.

— Я жив, — сказал Киракос, обращаясь как к русскому, так и к самому себе. Все его вещи, его книги и большая подушка, ковер на полу, похожий на пруд с темными розами, прекрасный сам по себе в своем изяществе — все это так впечатляло. Это был его мир, самый драгоценный из миров. Киракос взглянул на русского — бесстрастного, с длинными темными волосами, грубо высеченными чертами лица, в крестьянском одеянии — бесформенной рубахе, прихваченной на поясе грязной полоской ткани, жестких длинных штанах, заправленных в поношенные сапоги.

— Кто принес цветы?

— Я, хозяин.

— Кто меня обмывал?

— Я, хозяин.

— Кто меня кормил?

— Я, хозяин.

— И ухаживал за мной днем и ночью. Сколько суток?

— Больше семи, хозяин.

Киракос поднял руку и внимательно ее осмотрел. Кожа не почернела, а просто облезла большими лоскутами. Кишки не вылезли из его чрева через задний проход. Кровь не вытекла у него из ушей. Он мог говорить. На коже больше не было бесчисленных розовых лепешек, которые он наблюдал, когда еще был способен открыть глаза. А теперь он мог не только открыть глаза. Киракосу казалось, что у него никогда не было такого ясного зрения.

— Сергей, ты смотрел за мной в течение всей оспы.

Сергей так повесил голову, словно совершил что-то постыдное.

— Почему ты сделал это для человека столь грубого и злонравного? Я, сам раб, держал тебя рабом. Почему ты меня спас?

Русский пожал плечами.

— Ты мог заразиться оспой, ты это знаешь? Ты так мало ценишь свою жизнь?

— Я очень ценю жизнь.

— Послушай, Сергей… — Киракос вздохнул. — Друг мой, я плохо к тебе относился. И к другим тоже.

— Вы спасли мальчика, и он теперь живет, — Сергей слегка улыбнулся.

По-прежнему чувствуя слабость, армянский врач вынужден был осторожно опуститься назад на подушку. Однако, надо признаться, он еще никогда не чувствовал себя… таким живым. Вся комната была как фреска, которую заново расписали мягкими красками, а осознание происходящего стало исключительно ясным. Переполненный радостью, Киракос слушал кончики своих пальцев. Его руки и ноги, все его тело словно светилось изнутри.

— Человек — удивительное создание. Мне кажется, чем больше я узнаю, тем меньше способен постичь. Послушай, Сергей. Прежде чем я помолюсь, скажи мне: как дела в замке?

Сергей глубоко вздохнул:

— Они попытались убить императора, а потом передумали.

— Кто? — Киракос опять сел прямо.

— Келли и Ди.

— О чем ты говоришь? Что случилось? Как бабочки?

— Сдохли. Все сдохли. А перед тем как они сдохли, Келли и Ди подложили яд в императорский кубок с вином — большую дозу опиума. Но когда император на своем дне рождения уже собрался его выпить, они вдруг закричали: «Не надо, не пейте».

— Келли и Ди попытались отравить императора?!

— Ну да.

— Понятно. Значит, они все-таки не смогли его убить. Интересно.

— Император не слишком им благодарен.

— Значит, чтобы его спасти, они раскрыли себя как убийц и были арестованы?

— Келли арестовали. А Ди сбежал. Стража ищет его.

— Неглупо. Опиум в вине вызывает сонливость, но все зависит от дозы. На дегустатора он не подействует. Нужно выпить весь кубок, чтобы погрузиться в глубокий сон. Очень глубокий сон. Никто не решится будить императора после великого пиршества. Весьма оригинальная мысль. Однако им не хватило терпения и отваги…

Киракос посмотрел на балки потолка. Минуту назад мир казался ему таким прекрасным… И вновь это мерцающее чистое озеро предстало ему замутненным и загаженным его собственными злодеяниями.