Трансмиграция Тимоти Арчера - читать онлайн книгу. Автор: Филип Киндред Дик cтр.№ 52

— Ты говоришь о магии.

— Я говорю о Боге!

— Бог везде.

— Бог в уэде. Parousia, Божественное Присутствие. Он был там при саддукеях, он есть там и сейчас. Власть судьбы, по существу, есть власть мира, и только Бог, воплощенный во Христе, может разорвать власть мира. Это написано в Книге Прядильщиц, что я умру, если только меня не спасут кровь и тело Христовы. — Он объяснил: — В Летописях саддукеев говорится о книге, в которой будущее каждого человека написано еще до Сотворения. Книга Прядильщиц, нечто вроде Торы. Прядильщицы — олицетворение судьбы, как Норны в германской мифологии. Они прядут людские судьбы. Христос, единственный, замещающий Бога здесь, на Земле, овладевает Книгой Прядильщиц, читает ее, доносит сведения до человека, сообщает ему его судьбу, и затем, посредством своей абсолютной мудрости, Христос учит человека, как избежать своей судьбы. Указывает путь выхода. — Он умолк. — Нам лучше сделать заказ. Люди ждут.

— Прометей крадет огонь для человека, тайну огня. Христос овладевает Книгой Прядильщиц, читает ее и затем доносит сведения до человека, чтобы спасти его.

— Taк, — кивнул Тим. — Это почти тот же самый миф. За исключением того, что это не миф. Христос действительно существует. Как дух, там, в уэде.

— Я не могу поехать с тобой. Прости. Тебе придется поехать самому, и тогда ты увидишь, что доктор Гаррет потворствует твоим страхам точно так же, как она потворствовала страхам Кирстен, как она порочно ими воспользовалась.

— Ты могла бы довезти меня.

— Там, в Израиле, есть водители, которые знают пустыню. Я ничего не знаю о пустыне Мертвого моря.

— У тебя отменное чувство направления.

— Я его потеряла. Я потерялась. Я потерялась сейчас. Я хотела бы поехать с тобой, но у меня работа, жизнь, друзья. Я не хочу уезжать из Беркли — это мой дом. Прости, но это истинная правда. Я всегда жила в Беркли. Я просто не готова покидать его сейчас. Может позже. — Принесли мой мартини. Я выпила его залпом, сразу, одним судорожным глотком, от которого начала задыхаться.

— Энохи — чистое сознание Бога. Следовательно, это Hagia Sophia, Божественная Мудрость. Лишь та мудрость, что абсолютна, может прочесть Книгу Прядильщиц. Нельзя изменить написанное, но можно разгадать, как перехитрить Книгу. Написанное непреложно, оно никогда не изменится. — Теперь он выглядел проигравшим. Он уже начал сдаваться. — Мне нужна эта мудрость, Эйнджел. Мне остается только это.

— Ты как Сатана, — сказала я и осознала, что мартини ударил мне в голову. Я вовсе не собиралась этого говорить.

— Нет — возразил Тим, но затем кивнул. — Да. Ты права.

— Мне жаль, что я так сказала.

— Я не хочу, чтобы меня заклали, как животное. Если можно прочесть написанное, то можно разгадать ответ. Христос обладает могуществом разгадать его, Божественная Мудрость — Христос. Они гомологизированы из гипостаза Ветхого Завета в Новый. — Однако, видела я, он уже сдался. Он не мог тронуть меня с места, и он понял это. — Почему нет, Эйнджел? Почему ты не поедешь?

— Потому что я не хочу умереть там, в пустыне Мертвого моря.

— Хорошо. Я поеду один.

— Кто-то должен пережить все это.

Тим кивнул.

— Я бы хотел, чтобы пережила ты, Эйнджел. Так что оставайся здесь. Я прошу прощения за…

— Ты меня прости.

Он печально улыбнулся.

— Ты могла бы покататься на верблюде.

— Они воняют. Во всяком случае, я так слышала.

— Если я найду энохи, то получу доступ к Божественной Мудрости. После того как она отсутствовала в нашем мире более двух тысяч лет. Так говорится в Летописях саддукеев — мудрость, которой мы некогда обладали, открыта для нас. Только представь, что это будет означать!

К нам подошел официант и спросил, готовы ли мы сделать заказ. Я сказала, что готова. Тим недоуменно огляделся, словно только понял, где находится. От этого его замешательства мое сердце сжалось. Но я уже приняла решение. Моя жизнь, какая она была, значила для меня слишком многое. И больше всего я боялась увлечься этим человеком: это стоило жизни Кирстен, равно как и, некоторым образом, моему мужу. Я хотела оставить все это позади. И я уже начала, я больше не оглядывалась назад.

Грустно, без всякого воодушевления, Тим сказал официанту, что ему принести. Теперь он, казалось, позабыл обо мне, словно я растворилась в окружающем. Я обратилась к своему собственному меню и нашла там то, что хотела. Я хотела непосредственного, непреложного, реального, осязаемого: оно находилось в этом мире, и его можно было потрогать и схватить. Оно было связано с моим домом и моей работой, и оно было связано с окончательным изгнанием идей из моей головы, идей о других идеях, их бесконечного регресса, их бесконечной нисходящей спирали.

Блюда, когда официант их принес, оказались превосходными. И Тим, и я ели с удовольствием. Мои покупатели были правы.

— Сердишься на меня? — спросила я, когда мы закончили.

— Нет. Счастлив, потому что ты переживешь это. И ты останешься такой, какая ты есть. — Он уверенно указал на меня. — Но если я найду то, что ищу, я изменюсь. Я больше не буду таким, какой есть. Я прочел все летописи — в них нет ответа. Летописи указывают на ответ, они указывают на местоположение ответа, но самого ответа в них нет. Он в уэде. Я иду на риск, но он стоит того. И я жажду пойти на риск, потому что могу найти энохи, а я знаю, что это стоит того.

Внезапно, в озарении, я сказала:

— Не было никаких явлений.

— Верно.

— И ты не возвращался к доктору Гаррет.

— Верно. — Он не казался ни раскаивающимся, ни смущенным.

— Ты сказал это, чтобы убедить меня поехать с тобой.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты ведь можешь довезти меня. В противном случае… Боюсь, я не найду, что ищу. — Он улыбнулся.

— Черт, а я поверила тебе.

— Мне снились сны. Тревожные сны. Но булавок под ногтями не было. И опаленных волос. И остановившихся часов.

Я неуверенно произнесла:

— Ты так хотел, чтобы я поехала с тобой. — На миг я почувствовала желание поехать. — Ты думаешь, это будет полезно и для меня, — добавила я.

— Да. Но ты не поедешь. Это очевидно. Что ж… — Он улыбнулся своей такой знакомой, мудрой улыбкой. — Я попытался.

— Значит, я иду по проторенной дорожке? Оставаясь в Беркли?

— Вечная студентка.

— Я заведую магазином грамзаписей.

— Твои покупатели — студенты и преподаватели. Ты до сих пор привязана к университету. Ты не оборвала узы. Пока ты этого не сделаешь, ты не станешь полностью взрослой.

— Я родилась в ночь, когда хлестала бурбон и читала «Комедию». Когда у меня болел зуб.