— Нет, — сказала Марина, — папа упоминал его однажды, но я не поняла, в чем дело.
Ника вдруг подумала о своем отце: вот, майор Алурин, мертвый, пришел и спас нас, а теперь сидит, разговаривает. Может быть, он встречал где-то моего папу? Должны же хорошие мертвые знать друг друга?
— На самом деле — это очень просто. Вы знаете, у мертвых есть Знание, а у живых его нет. Зато у них — у вас — есть свобода воли, возможность выбирать между добром и злом.
— А мертвые — разве не могут выбирать? — спрашивает Ника.
— Мертвые уже выбрали, — говорит Алурин, — еще при жизни. Или в момент смерти. Или — в одном из промежуточных миров. Очень часто им стыдно за свой выбор — говорят, поэтому они не могут вспомнить, кем они были, пока были живыми. Это очень тяжело, быть мертвым.
Алурин вздыхает, и Ника думает: «Неужели даже такой великий герой, как Ард Алурин, стыдится того, что делал, пока был живым? Интересно, он знает, что в школах детям до сих пор рассказывают о его подвигах?»
— Свобода воли позволила живым воздвигнуть Границу — и она же дает им возможность делать в ней бреши и проходы. Мертвые могут только активировать эти дыры, если они плохо заделаны, — вот почему вы все живете в безопасности, в спокойном и счастливом мире. И эта же свобода воли не позволяет превращать живых в упырей — сначала их надо убить. Орлок понял это довольно быстро — он сделал доклад на Президиуме Министерства, на него посыпались награды, его лаборатории ни в чем не было отказа, какое бы оборудование он ни попросил и какой бы эксперимент ни задумал. Тогда-то он и стал вызывать мертвых, подчинять их своей воле и после этого отправлять в промежуточные миры, где они пребывали в каком-то подобии анабиоза, ожидая, пока Орлок вызовет их снова. Вероятно, мой брат хотел собрать большую армию. Он не довел свой план до конца: один из вызванных им мертвых оказался полковником мертвой контрразведки и сумел завербовать Орлока, прежде чем мой брат превратил его в упыря и отправил в резерв. Спустя некоторое время Орлок активировал полученные от полковника контакты с командованием мертвых — причем в одной из самых милитаристских и жестоких областей Заграничья. Он рассчитывал получить от них необходимые для работы Знания, но в какой-то момент понял, что сам стал пешкой в чужой игре. По плану генералитета здесь, в вашем мире, армия упырей Орлока должна была стать авангардом вторжения мертвых. Орлок понял, что война неизбежна, и решил заранее перейти на сторону тех, кого считал победителями. Он оформил себе командировку в Заграничье — с его влиянием и славой это было проще простого, — а потом стал невозвращенцем.
Алурин снова вздыхает. «Наверное, он жалеет, что не остановил брата, — думает Ника, — не догадался, что с ним происходит».
— Для меня это стало потрясением. Мой старший брат, которым я всегда так восхищался, — и вдруг невозвращенец. Не просто невозвращенец — диктатор, правитель одной из самых страшных областей Заграничья, командир огромной мертвой орды, ждущей только возможности напасть на живых. Возможно, поэтому я и пошел в армию: я хотел искупить вину своей семьи. Там я встретил девушку, мы полюбили друг друга, у нас родилась дочь… а потом началась война.
Ника помнит, что было дальше. Ей становится жалко майора Алурина: он не остановил брата, не спас жену и дочь. Там, в Заграничье, он, наверное, совсем один.
Она подвигается поближе к Арду Алурину и спрашивает:
— Скажите, а там, в Заграничье, есть другие мертвые, которые как вы… которые на стороне живых?
Алурин проводит тяжелой рукой по взлохмаченным Никиным волосам.
— Да, конечно. Мертвые разные, как и живые — разные. Если честно, большинству из нас нет дела до живых. Своих забот хватает. Преступность, безработица, инфляция… ну, вам в школе должны были рассказывать. У мертвых — своя жизнь. Это я сохранил память, сохранил верность тому, во что верил, пока был жив, — но даже я все равно мертвый. Мертвые и живые должны быть разделены — неслучайно мертвым не место в мире живых: с кого-то слезает слоями кожа, кто-то сходит с ума…
— А вы? — спрашивает Лева.
— Я мгновенно сгораю на солнце, — отвечает Алурин, — ну, на живом солнце, конечно.
— Отец говорил: ему нечего бояться в мире живых, — замечает Майк.
— Да, Орлок очень силен, — кивает Алурин, — он использовал свою свободу воли, чтобы стать невозвращенцем. В отличие от большинства из нас, мертвых, он стал мертвым добровольно — и мог как следует подготовиться. Он в самом деле не боится дневного света — это важно для него, потому что он не оставил надежды вернуться сюда и захватить власть над живыми. Поэтому я и говорю твоим друзьям: остерегайтесь моего брата. Он что-то замыслил — и, судя по всему, вы нужны ему для его плана. Будьте осторожны.
— Да, — говорит Марина, — мы уже поняли. Мы будем остерегаться.
— Вы с Орлоком продолжаете враждовать? — спрашивает Лева.
— Да, все эти годы, — усмехается Алурин. — Или столетия. У нас там нет времени, вы же знаете.
— Дядя Ард, — говорит Лева, — я давно хотел спросить: а что происходит с мертвыми, когда их убивают? Серебряной пулей или как-нибудь еще? Куда они попадают?
— Не знаю, — отвечает Алурин, — граница между мертвыми и дважды мертвыми — куда как крепче вашей Границы. Говорят, в некоторых мертвых областях есть люди, которые заглядывали за ту сторону, видели дважды мертвых. По-моему, это только бабьи россказни. Когда мертвых уничтожают — от них ничего не остается. Я, во всяком случае, так думаю.
«Вот что такое — быть мертвым, — думает Ника. — Знать, что если ты снова умрешь, то уже не будет ничего. Все закончится».
Она поднимает голову и тихо говорит Алурину:
— Спасибо, что вы пришли. Я очень боялась.
— Ну что ты, — отвечает Алурин, — на самом деле ты смелая девочка. Любой бы на твоем месте испугался.
— Скажите, — спрашивает Ника, — вы не встречали там, в Заграничье, моих маму и папу? Их зовут Таня и Миша Логиновы, они попали туда два года назад.
— Прости, — Алурин встает, — если и встречал, то они не помнили своих имен. Но я попробую их найти, если хочешь.
— Да, — говорит Ника, — да, пожалуйста. Мне это очень важно. Передайте им, что я их люблю и помню до сих пор и что я уверена — они остались добрыми, хорошими людьми.
— Да, — говорит Алурин, — я передам.
Он гладит Нику по голове, слезы наворачиваются ей на глаза. На секунду она представляет: это папа вернулся, чтобы еще раз сказать — он любит ее.
— Тебя зовут Ника, правильно? — спрашивает Алурин.
Девочка кивает.
— У меня была дочка, — говорит он, — когда Орлок сделал ее мертвой, она была как раз твоих лет.
«Павел Васильевич говорил — она была похожа на меня», — вспоминает Ника, но ничего не говорит.
— Вы видитесь с ней сейчас? — спрашивает Лева, но Алурин не отвечает. Медленно он поднимает длинный белый палец и шепотом говорит: