Зомби падают под ударами, но щель становится все шире. Пот заливает глаза. Марина хочет сбросить куртку, но некогда — зомби все лезут и лезут, тела все рушатся и рушатся.
«Майк сказал: он меня любит, — думает Марина. — Мертвые такие странные».
Ломается спинка, Ника подает какую-то новую деревяшку, рука поднимается и опускается, механически, как во сне. При каждом ударе хлюпает мертвая плоть зомби.
Вдруг все прекращается. Марина переводит дыхание и сбрасывает окровавленную куртку. Недвижные тела почти полностью закрывают проход — возможно, поэтому зомби остановились.
— Хотел бы я увидеть это в кино, — говорит Лева.
— Эй, пацан, покажи класс! — переводя дыхание говорит Гоша, и все смеются.
— Ладно, кино, — говорит Ника, — лучше — в книжке прочитать.
— Ты не поняла, — говорит Лева, — я бы хотел, чтобы про нас сняли кино. Мы же — герои!
— Я — нет, — отвечает Ника, — я жуткая трусиха.
— Мы — герои, — повторяет Марина и, вспомнив слова Майка, добавляет: — Мы — самые лучшие на свете!
— Они вернутся, — говорит Аннабель, — они всегда возвращаются. Что мы будем делать? У нас почти не осталось оружия.
— Давайте посмотрим, — предлагает Гоша, — может, еще что-нибудь найдем?
Марина нагибается и начинает шарить по залитому кровью и слизью полу.
— Черт, ничего не видно!
— Подожди, — говорит Майк и вытаскивает из кармана ай-по. В слабом свете маленького экрана Марина различает лица своих друзей: растрепанные, грязные, окровавленные, они смотрят друг на друга и улыбаются.
— Когда мы станем мертвые, — говорит Ника, — мы же все равно останемся друзьями, правда?
— Не «когда», а «если», — говорит Марина, — не дрейфь. Нас наверняка уже ищут.
— Вряд ли нас ищут здесь, — говорит Лева, — мы же никому про этот дом не говорили.
— Ну все равно, — отвечает Аннабель, — будем держаться, пока есть силы. Не сдаваться же нам, верно?
И тут они снова слышат, как приближаются шаркающие шаги, слышат плотоядное похрюкивание, мычание, взвизги…
— За дело! — говорит Марина.
И вдруг понимает: в комнате кто-то есть.
Странное, необъяснимое чувство — будто в дальнем углу что-то зашевелилось, зашуршало. Может, крыса?
— Посвети туда! — командует она Майку, тот поднимает ай-по, и в тусклом свете Марина видит высокую закутанную фигуру. Человек делает шаг вперед, он стоит совсем близко, теперь уже все видят его. Забыв о приближающихся зомби, они смотрят, как незнакомец сбрасывает плащ. На нем что-то вроде формы, в полумраке трудно различить — какой. Мужчина смотрит на Майка и говорит со слабой улыбкой:
— Привет, племяш! — И добавляет: — Похоже, я чуть было не опоздал!
А потом его руки взлетают вверх, они словно вырастают, словно удлиняются на глазах, ладони вспыхивают серебром — и расцветают яркими, слепящими вспышками.
Марина отскакивает, Майк роняет ай-по — комната и так освещена белым пламенем, толчками вырывающимся из двух серебряных пистолетов в руках незнакомца. Неподвижные тела, загораживающие проход в комнату, разлетаются, объятые огнем. Мужчина одним ударом ноги опрокидывает сундук — рушатся остатки двери, открывается проход.
Озаренная серебристым сиянием выстрелов фигура вырастает в дверном проеме:
— Что, узнали меня? — кричит мужчина, и тьма отвечает паническим воем, отчаянным стоном, ором, лаем. — Узнали? Ну, тогда — встречайте!
И сполохи огня уносятся в темноту.
От грохота у Марины закладывает уши — и вдруг взрывается тишина, опустевшие магазины со щелчком падают на пол, незнакомец поворачивается к Майку:
— Познакомишь меня со своими друзьями, племяш?
— Конечно, дядя, — Майк показывает на стоящих вокруг ребят: — Вот Ника, Лева, Гоша, Аннабель, а это — Марина.
— Очень приятно, — говорит мужчина, — вы молодцы, ребята. Вижу, хорошо сражались. Наверно, даже без меня справились бы, верно?
Он смеется, и Марина вспоминает: десять минут назад она была уверена, что все кончено, — и улыбается в ответ.
— Майк, как всегда, забыл меня представить, — говорит мужчина, — я — дядя Ард, майор Ард Алурин.
— Ух ты! — говорит Лева.
13
— У нас есть минут десять до следующей атаки, — говорит Алурин, — они только отступили. У вас есть серебряные ножи?
— Только у меня, — с гордостью говорит Аннабель.
— Плохо, — качает головой Алурин.
Он сидит на поваленном сундуке, в ногах — зажженный фонарь. Ребята столпились вокруг, на самой границе света и тьмы. Лицо Алурина в тени, хорошо видны только руки, один за другим вставляющие патроны в магазины — и два больших серебряных пистолета.
Гоша осторожно тянется к пистолету и едва касается серебристой рифленой рукоятки.
— Так и просится в руку, да? — улыбается Алурин. — Лучшее оружие, которое можно достать по обе стороны Границы. «Херушингу-2001», 45-й калибр, магазин на 20 патронов, специальная модель с увеличенной убойной силой. Разносит зомби на части с пятидесяти метров. Хочешь взять?
Гоша завороженно кивает и бережно сжимает пистолет в потной ладони.
— Легко взять, трудно выпустить, — усмехается Алурин, — дай-ка его сюда.
— Скажите, дядя Ард, — спрашивает Гоша, — почему если Граница проходит внутри дома, то зомби атаковали нас с той стороны? Как они проникли в город?
В Гошином голосе звучит легкая обида: он так полюбил этот дом, считал его своим даже больше, чем родительскую квартиру, — а вот на тебе!
— Это называется — эффект решета, — объясняет Алурин, — иногда вокруг свежей бреши в Границе образуется множество новых ходов. Вы открыли один проход здесь, внутри дома, — им прошел Майк, — а несколько десятков дыр возникло снаружи: оттуда и потянулись зомби. Такое ощущение, что они стояли наготове, не одиночные ромерос, а целая зомби-команда — уж больно слаженно действуют. Возможно, твой отец, — и Ард кивает Майку, — подготовился заранее.
Алурин говорит уверенно и спокойно. Слабые щелчки патронов, встающих на свои места, словно аккомпанируют ему.
— Мой брат Орлок — опасный и злой человек. Когда мы оба были живыми, я не подозревал, что он работает на мертвых, но теперь понимаю — Орлок всегда хотел власти. Вскоре после Проведения Границ мой брат стал ведущим сотрудником секретной лаборатории Министерства по делам Заграничья. Считалось, что доктор Алурин изучает, как повелители подчиняют себе упырей, — но на самом деле Орлок искал способ подчинить своей воле живых, используя тот же самый механизм. Он действительно был талантливый ученый — так, по ходу дела он открыл принцип ограничения… его еще называют принцип свободы воли. Вы, наверно, проходили его в школе?